В погоне за красотой - Смилга Вольдемар Петрович - Страница 35

Александр I, однако, порешил не уничтожать, но исправлять. Исправлять было дано Магницкому.

Для университета начались тяжелые годы, но к Лобачевскому поначалу Магницкий благоволил. И возможно, подумывал сделать его одной из своих креатур.

В 1819–1821 годах карьера Лобачевского продолжает развиваться. Он избирается деканом. Он глава библиотеки, член строительного комитета. Неуклонно набегают и чины.

Февраль 1822 года.

Избран ординарным профессором. В эти годы и покривил он душой. Но с таким человеком, как Магницкий, поладить частными уступками, не идти с ним в угодничестве до конца невозможно.

А характер у Лобачевского и самостоятельный и изрядно вспыльчивый, прямо сказать — довольно тяжелый. И по убеждениям своим он весьма далек от Магницкого. Далек при теперешней ситуации, потому что, окажись вдруг взгляды Лобачевского одобренными сверху, апробированными сильными мира сего, и… завтра же Магницкий оказался бы весьма прогрессивным джентльменом. Короче — уже в 1822–1823 годах от былой симпатии Магницкого мало что осталось.

1823 год.

Первая серьезная неприятность по работе. Написанный им учебник «Геометрия» забракован академиком Фуссом. Возможно, Фусс в целом был не прав, хотя все серьезные исследователи сходятся на том, что в книге действительно были существенные недостатки и некоторые замечания Фусса совершенно справедливы. Лобачевский же все воспринял довольно болезненно и не пожелал ни отвечать на замечания Фусса, ни исправлять недостатки, ни даже забрать себе рукопись обратно. Надо сказать, что грех гордыни иногда его путал. Но он очень напряженно работает все время. В эти годы у него уже сложилось убеждение в невозможности доказать пятый постулат в полном равноправии неевклидовой системы.

1825–1826 годы.

Сразу несколько приятных событий. Лобачевского назначают начальником строительного комитета университета. Избирают библиотекарем университета. Существенно возросла зарплата. Периодами он получает четыре тысячи рублей в год. Это очень солидные деньги.

Снимают Магницкого. Пострадал он, как ни смешно, 14 декабря 1825 года. Не угадал ситуации после смерти Александра. Рискнул. Рискнул азартно, решил выдвинуться резко. Понимал, что момент подходящий. Но не угадал. Сделал ставку на Константина. И крупную. Банк же сорвал Николай. А тут еще всплыла давняя записка, где жаловался он ни много ни мало — подобный парадокс мог случиться только в России — как на либерализм Николая Павловича — тогда великого князя.

Естественно, после этого срочно была назначена ревизия. Появились на свет божий некие суммы, которые вроде бы были и тут же как бы и не были. Казарменный режим университета не то чтобы был чужд духу Николая, но уж очень перебрал Магницкий, а главное, не угадал он в декабре 1825-го. И пропал человек. Уволили от должности, назначили дополнительное следствие о суммах и выслали покуда в Ревель.

Для всего университета и, конечно, для Лобачевского это была большая радость.

А теперь остановимся.

23 февраля 1826 года.

Покуда мы следили за карьерой даровитого, интересного, приятного, хотя и не без серьезных недостатков, провинциального математика. Следили благожелательно, без особого волнения, без особых восторгов. Карьера очень неплохая, видно, что продвижение по службе небезразлично для нашего героя, видно, как постепенно с годами набирается житейский опыт, забываются отчаянные выходки юности, нелепое фрондерство. Постепенно, крупицами приходит тот самый здравый смысл, который присущ всем преуспевающим. Приходит истинная светскость, барственность даже. Ему уже тридцать четыре. Дальнейший «карьер» обещает еще больше. Еще год, и он будет утвержден ректором (30 июня 1827 г.)…

Начиная с 23 февраля 1826 года становится ясно, что все это не более как мелочи жизни. Существенные. Даже весьма. Но уж, конечно, не определяющие.

В этот день гениальный математик читает свой доклад о неевклидовой геометрии ничего не понимающей, скучающей и априорно равнодушной аудитории. Конечно, появись в тот момент ангел божий, яви знамение и возвести, аки Понтий Пилат во время оно: «Се человек!», конечно, тогда все бы изменилось. Тогда, возможно, забыли бы и о том, что два дня назад начали ревизовать университет. Но сейчас последнее, что может волновать аудиторию, — рассуждения несомненно, весьма уважаемого Николая Ивановича о теории параллельных.

И один Лобачевский понимает в этот момент, что сейчас миг его триумфа.

Доклад посылается на отзыв комиссии на предмет возможности напечатания. Комиссия ничего не поняла и, видимо, никак не высказалась. То ли не хотели ставить под удар коллегу, то ли еще по какой причине. Работа так и не была напечатана.

1827 год.

Новый попечитель, тоже порядочный самодур и невежа, — Мусин-Пушкин. Но с Лобачевским его связывает давнее знакомство. И Лобачевский по всем данным очень подходящая личность, чтобы восстановить университет, приведенный в упадок Магницким.

По представлению Мусина-Пушкина Лобачевского избирают ректором. На этом посту он бессменно остается до 1846 года.

Его переизбирали шесть раз. Сначала небольшим, а дальше подавляющим большинством голосов. Если учитывать атмосферу непрерывных внутриуниверситетских интриг, это говорит о многом. Ректор он, бесспорно, был великолепный, в дело вкладывал огромную энергию и любовь, был передовым и исключительно умелым администратором. По существу, он создал университет. Профессионально руководил строительством, организовал библиотеку, упорядочил режим студентов, наладил как-то отношения между русской и немецкой группировками профессуры.

Когда при всем колоссальном объеме административной работы он успевал еще заниматься наукой — непонятно. Между тем все основные его научные результаты получены и оформлены именно в годы ректорства.

1829 год.

В «Казанском вестнике» напечатан мемуар «О началах геометрии» — первое систематическое изложение неевклидовой геометрии.

1830 год.

В этот год Лобачевский стал героем Казани.

В городе появилась холера. Это была та самая страшная эпидемия, что прошла по всей России и по поводу которой запертый в Болдине Пушкин и написал «Пир во время чумы». Позднее Александр Сергеевич честно признавался, что не очень различал тогда холеру и чуму. Эпидемия была крайне тяжелой, и к тому же в те времена были самые смутные представления о способах предохранения от заразы. Основные упования широкие массы возлагали на «укус трех разбойников».

Лобачевский принял полномочия диктатора. Весь персонал университета с семьями был собран и изолирован от прочего мира в университетском городке, тщательно был организован подвоз продуктов, заболевшие (из 560 человек заболело 12) мгновенно изолировались. И в итоге — чуть более 2 процентов заболевших. Результат блестящий.

1832 год.

Он женится на молоденькой девушке Варе Моисеевой. Женится по взаимной, хотя, со своей стороны, чуть слишком спокойной и несколько рассудочной любви.

Внешне эти годы, 1827–1834, годы зрелости, исключительно удачны для Лобачевского. Фортуна вроде бы даже слишком щедра. Ему везет буквально во всем, удается все.

Его деятельность во время эпидемии отмечена чинами высшими и даже государем. Лобачевский хоть и статский, но проявил расторопность и хватку почти военного человека, а это Николай ценил.

Дóлжно было отличить.

И «высочайшее его императорского величества благоволение» за усердие не замедлило.

Всемилостивейше пожалован бриллиантовый перстень. Чин статского. Орден св. Станислава за отлично-усердную службу, и при сем изъявлена совершенная благодарность монарха. Все отменно хорошо. Формулярный список ныне уже статского советника Н. И. Лобачевского блестящ и радостен.

В 1832 году математик Лобачевский переживает первый и очень тяжелый удар.

Казанский университет направляет мемуар «О началах геометрии» на отзыв Академии наук. Отзыв словесный постановлено поручить академику Остроградскому. Последний промедлил немного. Суть такова: «То, что верно, — не ново. То, что ново, — не верно. Внимания Академии мемуар не заслуживает».