Имя мое — память - Брешерс Энн - Страница 33

Когда гасли последние огни в коридоре, София со вздохом собиралась уходить.

— Как мальчик из Ноттингема научился так интересно рассказывать истории?

— Я мальчик из многих мест. Просто я рассказываю тебе то, что помню.

Она посмотрела на меня с сомнением.

— Я постоянно борюсь со своей доверчивостью. Поначалу мне удавалось, но теперь становится все труднее. — София пытливо изучала мое лицо. — В тебе есть нечто такое, что отличает тебя от всех людей, которых я знаю. Какая-то непонятная уверенность. Словно ты действительно человек, знающий целый мир.

Я рассмеялся, счастливый, что она позволила мне долго держать ее за руку.

— Почему ты не знаменит? Почему о тебе не пишут писатели, а фотографы не снимают тебя?

Я был задет и не скрывал этого.

— Никто обо мне ничего не знает. Я никому не говорю. Не хочу быть знаменитым. И почему кто-то должен мне верить?

— Потому что ты умеешь делать необыкновенные вещи.

— Как и многие другие.

— Но не как ты.

Я дотронулся до повязки на ребрах.

— Мне хочется прожить свою жизнь по возможности спокойно. Не желаю, чтобы меня считали сумасшедшим, отправили в психушку, куда попадают люди со старыми воспоминаниями. Я никому не рассказываю об этом.

— Но мне ты рассказал.

Я повернулся к ней. Я чувствовал приближение могилы и не мог поступить по-иному.

— Господи, София, ведь ты для меня не «кто-то». Разве ты не слышала, что я говорил? Может, ты считаешь меня очередным трогательным парнем на твоем попечении, и так оно и есть. Но ты для меня — все на свете.

Я сел, выпрямившись и покраснев, но был настроен так решительно, что почти не чувствовал свои легкие и остальное тело. София отпустила мою руку, и было видно, что она вот-вот заплачет.

— Прошу, постарайся мне поверить, — произнес я. — Это произошло не случайно. Ты находилась со мной с самой первой жизни. Каждый раз ты — мое первое воспоминание, единая связующая нить всех моих жизней. Именно ты сделала меня личностью.

Люси проводила дни в одиночестве. Стоя за прилавком в магазине «Здоровая еда», она смешивала фруктовые коктейли из множества ингредиентов для бесконечной, как ей казалось, очереди покупателей, но при этом была настолько погружена в свои мысли, что, по сути дела, оставалась одинокой. Звук крошащегося в блендере льда то врывался в череду ее постоянных размышлений, то опять затихал. Он был саундтреком к ее лету.

Она ничего не сказала Марни. Она и себе ни в чем не признавалась. Люси дожидалась нужного момента.

Чаще всего она думала о Дэниеле. Не знала, думать ли о нем как о живом или о мертвом, но думала о нем постоянно. И все время мысленно разговаривала с ним.

Ей казалось, она стала лучше понимать его одиночество. Она понимала это состояние настолько хорошо, что чувствовала, будто подхватила его от Дэниела, как лихорадку. Что ж, поначалу заразилась от него помешательством; одиночество возникло намного позже. Когда ты знаешь, что отличаешься от других, когда твой внутренний мир непонятен никому, включая тебя самого, то это, естественно, изолирует тебя от людей. Ты не в состоянии уловить то, о чем принято думать у нормальных людей, в сравнении с тем, о чем на самом деле думаешь ты, и расхождение между вами растет. Самые обычные отношения становятся более напряженными, пока ты, возможно, не прервешь их.

«Наверное, это можно назвать душевной болезнью, — говорила себе Люси, когда у нее случались неприятности. — А может, я на правильном пути. Видимо, многие ненормальные люди тоже на правильном пути».

Это можно было назвать бесплодной попыткой найти разумное объяснение. И она принялась искать нелогичное объяснение, которое лучше всего подходило бы к тому, что она испытала. Люси надеялась на свою внутреннюю гармоничность, которая ее не подводила.

Считается, что доступ к прошлым жизням можно получить с помощью гипноза. Это называется возвращением в прошлую жизнь. То есть мы предполагаем существование прошлых жизней, что само по себе странно, но Люси пока старалась не придавать этому значения. Она принимала это временно, в качестве гипотезы. Догадки теперь сопровождали ее постоянно.

Итак, из данного предположения следовало, что в прошлой жизни Люси была той самой английской девушкой. Это казалось неправдоподобным. Это означало бы, что тот огромный дом действительно существует или существовал где-то прежде, очевидно, в Англии. Это означало бы, что у нее была когда-то мать, которая занималась садоводством и умерла, когда она была маленькой. Это означало бы, что существовал реальный парень, которого она любила и называла Дэниелом, отождествляя его в своих мечтах с ее Дэниелом из средней школы, и который умер.

Это означало бы, что существовала когда-то записка, оставленная для… для нее. Это означало бы, что эти вещи существуют в реальном мире и она может найти их, если они не утрачены или уничтожены. Чтобы связать мысленные образы с вещами в реальном мире, понадобилось бы усилие воображения, но именно это и предполагала ее гипотеза. Люси хотелось все выяснить. Она не успокоится, пока не сделает этого. Люси намеревалась ни на мгновение не давать спуску своему помешательству; нельзя было допустить, чтобы оно продолжало преследовать ее. Если существуют реальное место, дом и записка, она намерена попытаться найти их.

Ее летний перерыв в занятиях и в самом деле оборачивался каникулами, когда она отдыхала от здравомыслия. Люси вскользь вспомнила о Дане, понадеявшись, что в конце сможет без приключений вернуться назад.

Она захотела узнать о Софии, и я рассказал ей. Не все, но многое. Она слушала с таким вниманием, словно сама это вспоминала. Так или иначе, именно это я нафантазировал в часы, которые принужден был проводить без нее.

— Так что мы сделали, когда отправились в пустыню?

Она немного подшучивала надо мной, все еще ставя под сомнение мои слова и дожидаясь, когда я рассержусь. Но стала более снисходительна и начала мне верить. Вопреки себе, начала верить тому, что я рассказывал ей о моем прошлом. Но, спрашивая меня о себе, когда я припоминал ее участие в этих приключениях, она по-прежнему просто играла.

— Сначала мы очень торопились. Как я говорил, мне надо было увезти тебя от моего ужасного брата.

— А потом?

Мне нравилось, когда она снимала туфли и устраивалась на кровати рядом со мной.

— Мы поехали медленнее. В пустыне не видно было ни души. Мы почувствовали себя в безопасности. Ты проголодалась и съела почти всю еду.

— Неправда.

— Правда. Прожорливая девочка.

— Во мне было пятьсот стоунов?

Я покачал головой, мысленным взором представляя ее такой, какой она была.

— Едва ли. Ты была такой же стройной и красивой, как сейчас.

— Итак, я была прожорливой и съела всю еду. А дальше?

— Я развел огонь, установил очень примитивный навес и положил под него одеяла.

Она кивнула.

— Но тут мы оба увидели на небе потрясающие звезды и вылезли из-под навеса.

— Как здорово! А что было потом?

— Мы стали нежно любить друг друга под открытым небом.

Мне нравилось смотреть, как вспыхивают ее щеки.

— Нет, этого не было.

Я улыбнулся.

— Ты права, не было.

— Не было? — разочарованно протянула она.

— Нет. — Осмелев, я коснулся ее щеки. — Но мне хотелось.

— Может, мне тоже. Почему же мы этого не сделали?

Она подтянула колени к груди.

— Потому что ты была замужем за моим братом.

— Тем самым, который пытался меня задушить?

— Да. Он был убийственно ревнив, поскольку думал, что я предал его и использовал тебя. Я не хотел, чтобы он оказался прав.

— Но он того заслуживал.

— Верно. Но мы заслуживали лучшего.

На ее лице отразилось волнение.

— Ты так считаешь?

— Да. С тобой остаются сожаления. Со временем они коверкают душу. Даже если ты не в состоянии вспомнить. — Я прикоснулся к ее ногам, на которых были носки. Как я жаждал прикоснуться к каждой части ее тела. — Так или иначе, у нас еще будет шанс.