Выбери любимый жанр

Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс - Страница 130


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

130

Эта манера являлась неиссякаемым источником досады моего отца, ибо с первой же фразы она убивала насмерть столько интересных разговоров, сколько никогда не могло бы сразить самое резкое противоречие; к числу немногих уцелевших тем относятся разговоры о кюветах[444]. – – —

«– Все это глупости», – сказала мать.

– – – В особенности же кюветы, – отвечал отец.

Этого было довольно – он вкусил сладость торжества – и продолжал.

– Впрочем, строго говоря, усадьба эта не собственность миссис Водмен, – сказал отец, частично поправляя себя, – она владеет ею только пожизненно. – —

– Это большая разница, – сказала мать. – —

– В глазах дурака, – отвечал отец. – —

– Разве только у нее будет ребенок, – сказала мать. – —

– – Но сперва она должна убедить моего брата Тоби помочь ей в этом. —

– – Разумеется, мистер Шенди, – проговорила мать.

– – Впрочем, если для этого понадобится убеждение, – сказал отец, – господь да помилует их.

– Аминь, – сказала мать.

– Аминь, – воскликнул отец.

– Аминь, – сказала мать еще раз, но уже горестным тоном, в который она вложила столько личного чувства, что отца всего передернуло, – он моментально достал свой календарь; но прежде, чем он его раскрыл, паства Йорика, расходившаяся из церкви, дала ему исчерпывающий ответ на половину того, о чем он хотел справиться, – а матушка, сказав ему, что сегодня день причастия, – разрешила все его сомнения относительно другой половины. – Он положил календарь в карман.

Первый лорд казначейства, раздумывающий о государственных доходах, не мог бы вернуться домой с выражением большей озабоченности на лице.

Глава XII

Оглядываясь на конец последней главы и обозревая все, написанное мной, я считаю необходимым заполнить эту и пять следующих страниц изрядным количеством инородного материала, дабы поддержано было то счастливое равновесие между мудростью и дурачеством, без которого книга и года не протянула бы; и не какое-нибудь жалкое бесцветное отступление (которое, если бы не его название, можно было бы сделать, не покидая столбовой дороги) способно выполнить эту задачу – – нет; коль уж отступление, так бойкое, шаловливое и на веселую тему, да такое; чтобы ни коня, ни всадника невозможно было поймать иначе, как с наскока.

Вся трудность в том, чтобы привести в действие силы, способные помочь в этом деле. Фантазия своенравна – Остроумие не любит, чтобы его искали, – Шутливость (хотя она и добрая девчурка) не придет по зову, хотя бы мы сложили царство у ног ее.

– – Самый лучший способ – сотворить молитву. – —

Но если тогда придут нам на ум наши слабости и немощи, душевные и телесные, – то в этом отношении мы почувствуем себя после молитвы скорее хуже, чем до нее, – но в других отношениях лучше.

Что касается меня самого, то нет под небом такого средства, о котором я бы в этом случае не подумал и которого не испытал бы на себе, иной раз обращаясь прямо к душе и на все лады обсуждая с ней вопрос о пределах ее способностей. – – —

– – Мне ни разу не удалось расширить их даже на дюйм! – – иной раз, меняя систему и пробуя, чего можно достигнуть обузданием тела: воздержанием, трезвостью и целомудрием. Сами по себе, – говорил я, – они хороши – они хороши абсолютно – хороши и относительно; – они хороши для здоровья – хороши для счастья на этом свете – хороши для счастья за гробом. – —

Словом, они были хороши для чего угодно, но не для того, что мне было надобно; тут они годились только на то, чтобы оставить душу точно такой, как ее создало небо. Что до богословских добродетелей веры и надежды, то они, конечно, дают душе мужество; однако кротость, эта плаксивая добродетель (как всегда называл ее отец), отнимает его начисто, так что вы снова оказываетесь на том самом месте, откуда тронулись в путь.

И вот я нашел, что во всех обыкновенных и заурядных случаях нет ничего более подходящего, как…

– – Право же, если мы можем сколько-нибудь полагаться на логику и если меня не ослепляет самолюбие, во мне есть кое-что от подлинной гениальности, судя хотя бы по тому ее симптому, что я совершенно не знаю зависти; в самом деле, стоит мне только сделать какое-нибудь открытие или напасть на какую-нибудь выдумку, которые ведут к усовершенствованию писательского искусства, как я сейчас же предаю их гласности; искренне желая, чтобы все писали так же хорошо, как пишу я.

– – Что, конечно, и последует, если пишущие будут так же мало думать.

Глава XIII

Итак, в обыкновенных случаях, то есть когда я всего только туп и мысли рождаются трудно и туго сходят с пера – —

Или когда на меня, непонятно каким образом, находит мерзкая полоса холодного и лишенного всякой образности слога и я не в силах из нее выбраться даже ценою спасения души моей, так что вынужден писать, как голландский комментатор, до самого конца главы, если не случится чего-нибудь – —

– – я ни минуты не трачу на переговоры с моим пером, и чернилами; если делу не помогают щепотка табаку и несколько шагов по комнате – я немедленно беру бритву и пробую на ладони ее лезвие, после чего без дальнейших церемоний намыливаю себе подбородок и бреюсь, следя лишь за тем, чтобы случайно не оставить седого волоса; по окончании бритья я меняю рубашку – выбираю лучший кафтан – посылаю за самым свежим моим париком – надеваю на палец кольцо с топазом; словом, наряжаюсь с ног до головы самым тщательным образом.

Если и это не помогает, значит, впутался сам сатана: ведь сами рассудите, сэр, – поскольку каждый обыкновенно присутствует при бритье своей бороды (хотя и нет правила без исключения) и уж непременно просиживает в течение этой операции лицом к лицу с самим собой, если производит ее собственноручно, – это особенное положение внушает нам, как и всякое другое, свои особенные мысли. – —

– – Я утверждаю, что образы фантазии небритого человека после одного бритья прихорашиваются и молодеют на семь лет; не подвергайся они опасности быть совсем сбритыми, их можно было бы довести путем постоянного бритья до высочайшего совершенства. – Как мог Гомер писать с такой длинной бородой, мне непостижимо – – и коль это говорит против моей гипотезы, мне мало нужды. – – Но вернемтесь к туалету. Ludovicus Sorbonensis считает оный исключительно делом тела, ????????? ??????[445], как он его называет, – – но он заблуждается: душа и тело соучастники во всем, что они предпринимают; мы не можем надеть на себя новое платье так, чтобы вместе с нами не приоделись и наши мысли; и если мы наряжаемся джентльменами, каждая из них предстает нашему воображению такой же нарядной, как и мы сами, – так что нам остается только взять перо и писать вещи, похожие на нас самих.

Таким образом, когда ваши милости и ваши преподобия пожелаете узнать, опрятно ли я пишу и удобно ли меня читать, вы так же хорошо будете об этом судить, рассмотрев счет моей прачки, как и подвергнув разбору мою книгу; могу вам засвидетельствовать, что был один такой месяц, когда я переменил тридцать одну рубашку – так чисто я старался писать; а в результате меня бранили, проклинали, критиковали и поносили больше, и больше было таинственных покачиваний головой по моему адресу за то, что я написал в этом месяце, нежели за все, написанное мной в прочие месяцы того года, вместе взятые. – – Но их милости и их преподобия не видели моих счетов.

130
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело