Я – шулер - Барбакару Анатолий - Страница 24

• Предыдущая
• 24/62
• Следующая

Романтика ее не захватила. Ежедневно, еженощно приходили и уходили разные, часто неприятные люди, временами вспыхивали ссоры. Случалось, приходилось прятаться, по нескольку дней никому не открывать дверь, вести себя тихо, даже ходить – и то на цыпочках. Дружки мужа были вежливы, обходительны, но какие-то... неискренние.

Еще до загса планировалось, что она, дочь сельских учителей, работать не будет, плакировалась судьба тихой, верной морячки. Воспитывающей детей, ожидающей мужа. Это ее устраивало, за этим она и пошла. Так все и осталось, за исключением некоторого изменения. Стала тихой верной женой шулера. И с детьми все откладывалось, все переносилось на потом. Какие уж тут дети?.. Ребенку не прикажешь молчать, когда в очередной раз придется, прячась, ходить на цыпочках...

И однажды под утро обыгранный клиент, отлучившись в туалет, нарвался в ванной на жену-бухгалтершу. Которой утром – на работу. Она повесилась еще вечером, когда муж призывал гостей к тишине. Боясь нарушить покой супруги...

Такая романтика...

А гастроли Левы Штейна...

Разжился он молодыми ребятами студенческого вида. Обыграл немного, но, главное, выяснил, что родители их – люди состоятельные, в министерстве работают. В Москве. И очень преферанс жалуют. У себя дома клуб организовали из своих же сослуживцев.

Не стал Лева, седовласый, похожий, кстати, на Эйнштейна, мужчина, обыгрывать юнцов. Процацкался с ними недели две, пока те отдыхали. Одессу показывал, преферансными задачами изумлял. На дачу возил, медом угощал. С отцом, профессором (настоящим), за пасекой наблюдающим, познакомил. И конечно, получил приглашение в Москву. Ну и что, что от детей? Сам слышал, как о нем по телефону родителям рассказывали, и понимал, что приглашение родичами завизировано.

Завидовали мы Штейну. Партнеры его, дружки, в долю просились. Уговаривали, чтобы взял с собой. Не взял. Сослался на то, что общество – слишком изысканное. Что следует быть особо осторожным.

Изысканное общество... И осторожность – особая...

Тело Штейна родственникам выдали в закрытом гробу. Посоветовали не задавать вопросов. Это все – в милиции. Единственное, что сообщили: разбился, выпав из окна высотного здания...

Вот такая, связанная с путешествиями жизнь...

Но можно отбросить эти страсти. Жизнь шулера полна и мягких, не таких ужасающих оттенков...

Если вспомнить свою – понятно, разное было. Было то изо дня в день. Но слова «образ жизни» навевают совершенно разные картинки...

Одна – квартира, в которой пришлось обитать больше года. Будучи в розыске. Занятно, что располагалась она в центре Одессы. Комната с фанерными стенами размером шесть квадратных метров. Окна – нет, отопления – тоже. Нет и туалета. Ближайший – на расстоянии одной остановки троллейбуса. (Радовался, если угадывал с транспортом.) И самое экзотичное – в комнате росло дерево. Из стены выступал широченный забеленный ствол огромного клена. По всем признакам – бесхозное убежище бомжей. Как бы не так... За эти хоромы приходилось платить приличные по тем временам деньги. Что оставалось делать? Тех, кто в розыске, квартиросдатчики не слишком жалуют...

Шик свободной жизни «каталы»...

Иная картинка...

Та, давняя, самая первая студенческая история, в которой Гришка подставил и Юрка спас, оказалась с продолжением.

Проходит шесть лет. Я уже не подарок. Живу с игры. Все знаю. Не все – многое. Удивляюсь своей тогдашней наивности.

Встречаю однажды Седого. Вернее, он меня на улице остановил. Разговариваем ни о чем: о жизни молодого специалиста, и ловлю себя на том, что отношусь к нему снисходительно, что такие, как он, нынче для меня – клиенты.

Но он-то всего не знает и вдруг предлагает игру. Крупную, с теми же партнерами, на другой, правда, хате.

Интересно становится, соглашаюсь, конечно. Не только из интереса, а и с вполне конкретной целью: нажить. Договариваемся.

На следующий день встречаемся и едем на хату. На поселок.

Там складывается не очень симпатичная ситуация.

Квартира обшарпанная с засаленными обоями, с линолеумом на полу, который местами отсутствует.

Хозяйка квартиры – сухая, нестарая еще женщина, задуманная как красавица, но весьма потасканная и какая-то опустошенная. Пристально и печально посмотрела на меня, открыв дверь. Взгляд без искры, хотя и почувствовалось сразу: воздержание – стиль ее жизни.

Партнеры – не совсем те.

Один – из бывшей троицы, тот, который ни рыба ни мясо. Встретил меня равнодушно. Как будто я за сигаретами на десять минут отлучился. А он не курит.

Другой – сморщенный, маленький, почти старик, в очках с толстенными линзами. Болезненный и хитрый.

Обстановка, атмосфера очень неприятная, нездоровая. Из такой квартиры хочется поскорее уйти. Но куда уж денешься. Да и привык к тому времени в разных атмосферах осваиваться.

Резину не тянем – знакомимся, садимся играть. И сразу же начинает эта компания незатейливо, оскорбительно примитивно шельмовать.

Ну, думаю, разочарую я вас, ребята. Занятно так стало радостно. Нравилось всегда растерянные лица наблюдать.

Рано обрадовался...

С «маяками» проблем не было. Они пользовались той же системой сигналов, которую облюбовали аркадийские жулики еще лет двадцать назад и с удовольствием применяют по сей день. «Маячит» троица друг другу. Помалкиваю, пеленгую, расшифровываю информацию. Мне она даже нужнее. До них долго не доходит, нервничают. Сыгранности у них не получается. Вернее, выходит, что сыграны не только они между собой, но и я с ними.

Седой первый сообразил, что я читаю их «маяки», прекратил сигналить. Очкарик с тихоней понять ничего не могут, сердятся на Седого за отсутствие информации. Психовать начали, поругиваться.

Дошло и до этих, когда я взялся за ними колоды перетасовывать. Поначалу не мешал, но больно крупные игры начали заряжать, чувствую, не угонюсь.

Когда первый раз за очкариком перетасовал, они поперхнулись, замерли от неожиданности. Понемногу пришли в себя. После третьего вмешательства старикашка нервно заметил:

– Вы, молодой человек, тасуйте, когда придет ваша очередь.

– На фарт, – попытался не обострять я.

– Правила нельзя нарушать, – наставительно сообщил очкарик.

– Ну? – удивился я. Все еще добродушно, не ведая всей степени их наглости.

Они уперлись: не имею права тасовать – и все тут. Совсем оборзели.

Я добродушие сбросил, предложил:

– Пойдем на люди?

Они снова как споткнулись. Но поперли дальше:

– А мы не люди?

В общем, легкая перепалка. По их хамским правилам играть отказываюсь. Они требуют доиграть «пулю». Ожесточаюсь, но с оглядкой: понимаю, что перспективы у меня не радужные.

– Играем, – вдруг уступает Седой. – Пусть тасует.

Его сообщники недовольны, но послушны.

Играем вяло. Понятно, что им эта игра уже не нужна. Нужна мне, потому что знаю – теперь обыграю. Пусть ненамного. Но лишние деньги не помешают. Если их заплатят.

Хозяйка квартиры то пропадает на кухне, то сидит на инвалиде-диване, старые «Огоньки» листает. Замечаю, пристально поглядывает на меня.

Вдруг подходит, становится у меня за спиной, какое-то время наблюдает за игрой. Потом нежно, вкрадчиво, но решительно кладет руки мне на плечи. Ну, штучка! У меня озноб по спине.

Седой серьезно взирает на нас, предлагает:

– Прервемся. – И к женщине:

– Надюха, сделай чего-нибудь перекусить.

Надюха неожиданно гордо отбывает на кухню.

– Как тебе? – при всех интересуется Седой.

Дожимаю плечами, хотя женщина за живое взяла.

– Хочешь быть с ней? – не отстает сват. – Вторая комната ваша.

Сказать честно, не отказался бы в другой ситуации, несмотря на потасканность этой Нади. Но все эти рожи... Подумал вдруг, что любой из них мог бы... И этот, с линзами. И еще: я-то выигрываю. Наверняка, какой-то ход. Может, жлобскую причину ищут для примитивного наезда.

– Я не по этому делу, – говорю.

– Да ладно...

• Предыдущая
• 24/62
• Следующая