Я – шулер - Барбакару Анатолий - Страница 31
- Предыдущая
- 31/62
- Следующая
– Мой учитель, – может быть и преждевременно, признался я.
Он без удивления, понимающе покивал головой, продолжил:
– Руки – золотые, теперь таких нет. Но связался с уголовниками. Дружки освобождаются, он и пригревает. Хорошее, конечно, дело. Но дружки – все воры да наркоманы... А кто нас греть будет? – Он тяжело вздохнул. Спросил:
– Поиграешь?
Я растерялся отсутствии перехода, глянул на Шахматиста. Тот кивнул. Но и я сам не собирался отказываться.
– Можно.
– А вот и Яша. Не ахти какой игрок. Но пойдем, может, не забоится.
Я был уверен, что забоится. Вид у Яши – весьма немужественный. Пожилой благообразный мужчина, нечто среднее между рекламным агентом и ответственным партийным работником. В плаще, из которого выглядывали белая рубашка и галстук, в шляпе, с портфелем.
Несколько прямолинейное, на мой взгляд, предложение Крестного сыграть со мной не вызвало у Яши никаких эмоций. Устроил портфель у столика, одного из многих. За таким же вокруг кучковались играющие. Молча, аккуратно выложил на столик колоду, карандаш, вынул из папки лист бумаги.
– Почем? – спросил я.
– По соточке, – сообщил Крестный. И мне: – Яша меньше не играет. – Потом Шахматисту: – Пойдем, Игорек. Не будем мешать. Посмотрим, как у людей дела.
– Они отошли, направились в обход между столиками.
Я бы рекомендовал Яше играть рубля по три. В счастливые дни – по пятерке, не больше. Первое впечатление оказалось верным: рекламный агент ничего из себя не представлял. При этом норовил дурить. Настырно пробовал повторять одни и те же обезвреживаемые мной трюки.
– Ну хватит, хватит, – услышал добродушно ворчащий голос Крестного, после того как я выиграл пять партий. – Надо иметь уважение к пожилым людям. – И к сердитому Яше: – Как молодежь?
– Ты привел? – спросил тот у Шахматиста.
Шахматист не ответил.
– Кто его растил? – спросил Яша тогда у Крестного.
– Маэстро.
– И ты мне его подсунул?
– Деньги надо вернуть, – вежливо сообщил мне Крестный.
Сообщение мне не понравилось, но я не спорил. Протянул Яше выигранные пятьсот.
– Это Маэстро тебя учил выигрывать по пять партий кряду? Совсем стыд потеряли... – пробурчал Яша, пряча деньги.
– Ну что ж, будем трудиться, – заговорил Крестный, когда мы отошли от расстроенного Яши. – Есть у меня одна точка...
Точек у него оказалось множество. Во всех бескрайних просторах нашей Родины. Разных и по географическому положению, и по содержанию. От стоянок дальнобойщиков до подпольных столичных казино.
Крестный обеспечивал своих сотрудников не только игрой, но и деньгами, и прикрытием. Он был гарантией того, что к тебе отнесутся с уважением, что любая сумма будет получена. У кого бы она ни была выиграна. И весь этот сервис с его стороны осуществлялся за вполне разумную долю.
Не могу сказать, что регулярно работал от него. Но он не обижался – относился ко мне, как к любимчику. Уж не знаю за что.
Опека Крестного дала больше веса, значимости, чем денег.
Старались обходиться силами и возможностями своей корпорации. Шахматист стал ее четвертым соучредителем. И все же долго еще припоминал Шурику, а заодно почему-то и мне свои замоченные брюки.
Глава 10. Об учениках
Когда-то Маэстро, представляя меня, раннего, одному из дружков-авторитетов, произнес не без гордости:
– Мой ученик. Через полгода в Москву можно брать.
Что такого ж этой Москве, что взять меня можно будет только через полгода? К тому же в столице тру раз я уже побивал, никаких излишних трудностей в облалошивании москвичей не обнаружил. Но «мой ученик» было высшей похвалой. Я-то с надеждой давно считал себя им, но Маэстро впервые одевая официальное заявление.
Авторитет, правда, усомнился:
– Не рановато? И слишком он здоровый... для «каталы». Спортсмен, что ли?
– С прикрытием – меньше хлопот. Между прочим, Яшку Головастика обыграл.
– Пьяного?
– Как стеклышко.
– Да ладно... Трезвый Головастик ему сто пятьдесят форы даст... И глаза себе полотенцем завяжет.
Они говорили обо мне так, как будто я не сидел на этом же топчане. Но в присутствии Маэстро это не задевало. Только непонятно было, чем так замечателен их Яшка. Когда его обыгрывал, я даже не знал, что он важный гусь, и не заметил никаких дополнительных сложностей. Потом уже Маэстро поздравил с серьезным крещением.
– Можешь «скатать» пару партий, – предложил Маэстро авторитету. – Я плачу.
– За него или за меня?
Маэстро оскалил в улыбке разделенные щелками зубы. Ожидающе смотрел на дружка, не ответил.
– Мне это надо?.. – резонно высказался тот. – Ты бы его прятал до поры до времени.
Прятать меня уже было поздно, наследил где только мог. Как невоспитанный щенок, впущенный в богато обставленную квартиру.
Если бы я попал в ученики к Маэстро вовремя, таких глупостей не наделал бы.
Уже упоминал вскользь, что учитель в картах – не тот, кто поучает, показывает. Тот, кто позволяет учиться. А уж твое дело присматриваться, прислушиваться, до многого доходить в одиночку...
Это не совсем так. Думаю, желание взрастить хоть одного, но своего, фирменного, преданного наследника, присуще каждому «катале». И взращивают.
Это тоже одна из самых недоступных для анализа сем. Процесс передачи навыков профессии происходит не при открытых дверях.
Из просочившихся сведений знаком только один случай.
Корифей-пляжник взял в подмастерья начинающего жулика. Взаимоотношения не были обусловленны духовным единством. Ученик внес разовый гонорар – четыре тысячи – и обязался выплачивать пожизненную пенсию: десять процентов с каждой прибыльной игры. К убыточным играм учитель отношения не имел, так как проигрывать не обучая.
Соблюлись ли оба условия – не знаю. Довелось пронаблюдать только момент сотрудничества. Учитель и ученик обыгрывали фраеров на пару. Что там было, когда пути их разошлись, и разошлись ли, – не в курсе.
Приходится анализировать тему на своих примерах.
Мне за обучение у Маэстро платить не приходилось. И если вдвоем обыгрывали клиентов, долю я получал половинную. С другой стороны, в ученики и не просился. И начинал натаскиваться далеко не с нуля.
Маэстро Поначалу относился к постоянно оказывающемуся рядом, все чего-то высматривающему сопляку настороженно. Потом понял, что это всего лишь усердие.
Как-то, когда я, уединившись на отдаленном топчане, отрабатывал «вольт», он возник рядом, чуток понаблюдал из-за спины, бросил реплику:
– Старайся без щелчка. И «отвод» – плавнее.
И отошел. Я понял: прилежность приятна.
Позже он рассказывал, как учился сам. Странно было слышать о том, как пацаном он преданно околачивался за спинами играющих, заглядывал в рот старшим, жадно ловил каждое слово, каждый жест. От него отмахивались, часто грубо, унижающе. По малолетству отгоняли. Он возвращался. И никогда не держал обиды. Они были «каталы». Для него в то время – боги.
Много лет спустя, когда Маэстро стал Маэстро, к нему, случалось, прибивалась жуликоватая молодь, но все как-то суетливо, походя, без искры одержимости...
Он не то чтобы отчаялся (не сильно они и нужны, как всякий талантливый человек, он был одиночкой), но все чаще по-стариковски (в сорок лет) брюзжал, дескать, молодежь скурвилась.
Ко мне долгое время относился скептически, да и потом, когда признал наследником, не особо церемонился. Был единственным (ну разве что еще Рыжий да когда-то Юрка Огарев), чье снисходительное небрежное отношение не задевало. И это Маэстро нравилось, потому что напоминало ему самого себя в молодости.
Пришло время, и мне захотелось учеников. Грустно становилось оттого, что выношена (и оставлена в наследство предшественниками, и доработана самим) целая школа, а передать ее некому. Желающие-то проникнуть в сокровищницу всегда были под рукой, да только все не те.
Когда еще сам был молодым да ранним, понаделал ошибок. Иногда брал в ученики за плату. На коммерческой основе.
- Предыдущая
- 31/62
- Следующая