Спокойное достоинство безмолвия - Виноградова Мария Григорьевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/24
• Следующая

Высосав всю сладость, Аури деликатно сплюнула в ладошку комочек пчелиного воска. Она покатала его в руках, получился мягкий, круглый шарик.

Аури взяла котелок с салом и направилась в Сумерк. Луна здесь смотрела сквозь решетку по-матерински добрым взглядом. Мягкий свет рассыпался наискосок, целуя каменный пол Подсветья. Аури села подле круга серебряного света и мягко поставила котелок в самую середину круга.

Стынущее сало образовало теперь тонкое белое кольцо вокруг середины медного котелка. Аури кивнула самой себе. Три круга. Идеально для вопрошания. Лучше быть мягкой и вежливой. Навязываться миру — это худшая разновидность эгоизма.

Аури привязала шарик пчелиного воска на ниточку и окунула в середину все еще горячего сала. Несколько секунд спустя она успокоилась, видя, что воск действует как талисман. Аури чувствовала, как гнев застывает, собирается вокруг воска, стремится к нему, точно медведь, ищущий меда.

К тому времени, как круг лунного света оставил медный котелок позади, гнев из сала вытянуло, весь до капельки. Самая чистая факторизация, какую когда-либо осуществляла рука человека.

Потом Аури отнесла котелок в Клад и поставила в текучую воду холодильного колодца. И сало проворно, как кузнечик, остыло, образовав плоский белый круг в два пальца толщиной.

Аури бережно отлепила круг сала от поверхности и слила золотую воду, что набралась снизу, мимоходом обратив внимание, что вода содержит намек на сон и все яблоки тоже. Жаль, конечно. Но тут уж ничего не поделаешь, бывает и так.

Восковой шарик кипел. Теперь, высвободив гнев наружу, Аури сообразила, что это куда более свирепая субстанция, чем она думала. То была ярость, разразившаяся из-за безвременной смерти. Ярость матери из-за детенышей, что остались одни.

Как же хорошо, что шарик уже болтался на ниточке! Аури было бы противно дотрагиваться до него руками.

Медленно и тихо Аури опустила шарик в толстую стеклянную банку и закрыла ее тугой-претугой крышкой. И унесла банку в Ковницу. О, как бережно она ее несла! О, как бережно поставила ее на высокую каменную полку! За стекло. Так будет всего безопасней.

В Мантии третий и последний огонь Аури рассыпался пеплом. Она снова его собрала. И этот пепел заполнил треснутую глиняную чашку до краев.

Аури сполоснула испачканные сажей руки. Сполоснула лицо и ноги.

Все было готово. Аури улыбнулась и села на теплый каменный пол, разложив вокруг все свои инструменты. Снаружи она была само спокойствие, но внутри себя так и плясала при мысли о своем новом мыле.

Она поставила котелок на железную треногу. Под треногу подсунула спиртовку так, чтобы жаркое и яркое пламя целовало медное донце котелка.

Сперва — идеальный круг чистого белого жира. Он был сильный, и резкий, и чудесный, как луна. Часть Аури, какая-то дрянная, нетерпеливая частица, хотела было поломать диск на кусочки, чтобы он побыстрее растаял. Чтобы мыло сварилось поскорей. Чтобы можно было помыться, расчесать волосы и наконец-то, наконец-то привести себя в порядок…

Но нет. Она положила жир в котелок мягко, бережно, чтобы тот не обиделся. Она позволила ему остаться чистым и идеальным кругом. Терпение и приличие. Иначе было бы некультурно.

Затем — пепел. Она поставила треснутую глиняную чашку на низкую стеклянную банку. И залила его прозрачной, чистой водой. Вода просочилась сквозь пепел и закапала, застучала, засочилась сквозь трещину на дне чашки. Она была мутно-красной, как кровь, и глина, и мед.

Когда последние капли упали на дно, Аури подняла банку с зольным раствором и увидела, что лучшего она еще не делала. Раствор был закатного, дымчато-алого цвета. Царственный и изысканный, он был изменчив. Но в глубине жидкости таился капризный румянец. В нем были все подобающие вещи, что принесло дерево, и, кроме того, немало едкой лжи.

В некоторых отношениях этого было бы и достаточно. Сало и зольный раствор — вполне себе мыло. Но яблок-то, яблок-то в нем не будет! Ничего сладкого и доброго. Мыло выйдет твердым и холодным, как мел. Это будет все равно, что мыться равнодушным кирпичом.

Так что да, в определенном смысле для мыла этого достаточно. Но ведь это же ужасно! Какой кошмар: жить в окружении холодных, колючих, пустых вещей, которые всего лишь достаточны?

Сидя на теплом, гладком полу Мантии, Аури содрогнулась от одной мысли о том, чтобы пребывать в таком безрадостном мире. Ничего идеального. Ничего прекрасного и правильного. Ну уж нет! Она слишком мудра для того, чтобы так жить. Аури огляделась и улыбнулась, глядя на всю свою роскошь. У нее есть идеальный любящий листик и лаванда. На ней ее любимое платье. Ее имя Аури, сияющий золотой слиток, который всегда при ней.

И вот она отвернула серебряную пробочку льдисто-голубой бутылочки и вылила духи в тщательно перетертый мускатный орех. Аромат селаса заполнил комнату, такой сладкий и легкий на фоне колкой едкости мускатного ореха.

Аури улыбнулась и размешала их лучинкой, а потом влила густое влажное месиво в матерчатый мешочек, который она натянула на горлышко широкой банки. Аури принялась выкручивать концы мешочка двумя палочками, и вскоре ткань импровизированного пресса натянулась и наружу засочилась густая, темная маслянистая жидкость, которая потекла на дно банки. Тонюсенькой-претонюсенькой струйкой. Всего ложка жидкости. Две ложки. Три…

Аури все вращала и вращала палочки, сосредоточенно поджав губы. Ткань натягивалась все туже и туже. Темная жидкость выступала наружу, собиралась в капли, падала вниз. Снова и снова.

Аури поневоле пожалела, что у нее нету настоящего пресса. А то ведь столько добра пропадет! Она поднатужилась, еще раз повернула палочки, перехватила их и сделала еще пол-оборота. Аури скрипела зубами, костяшки пальцев у нее побелели. Еще капля. Еще три. Еще десять…

Руки у Аури начали дрожать, и она поневоле бросила взгляд на окованную железом дверь, что вела в Ковницу.

И отвернулась. Она, конечно, плохая, но не настолько же! Пустые желания — это так, фантазии. А вот заставлять мир подчиняться своим желаниям — это совсем другое дело…

Наконец ее трясущиеся руки больше не выдержали. Аури вздохнула, расслабилась, высвободила палочки и опорожнила мешочек в сковороду. Масса перестала быть темной и влажной: теперь мускатная мезга посветлела и рассыпалась на крошащиеся кусочки.

Аури взяла склянку и посмотрела на вязкую жидкость, прозрачную, как янтарь. Чудная, чудная, чудная! Аури в жизни не видывала ничего подобного. Жидкость была насыщена тайнами и морской пеной. Она щетинилась загадками, как иголками. Сплошной мускус, шепоты и тетрадекановая кислота.

Она была так прекрасна, что Аури отчаянно захотелось раздобыть ее побольше. В банке была всего горсточка. Аури посмотрела на сковородку. Может, если помять мезгу руками, получится добыть еще несколько драгоценных капель…

Однако, потянувшись к сковороде, Аури обнаружила, что ей почему-то противно дотрагиваться до этой рыхлой массы собственной голой рукой. Она остановилась, склонила голову набок, пристально вглядываясь в бледную, серую, крошащуюся мезгу, и у нее засосало под ложечкой от того, что она увидела.

Масса была полна крика. Дни и дни бесконечного темно-багрового крика. Да, прежде крик за тайнами скрывался, но ныне сладкий селас их впитал, и крик яснее дня ей виден стал.

Аури взяла баночку и принялась разглядывать янтарный бин. Но нет. Все было так, как она увидела прежде. Тут не было никакого крика, спрятанного среди тайн и мускуса. Жидкость по-прежнему была идеальна.

Аури длинно, судорожно выдохнула. Поставила баночку, мягко положила матерчатый мешочек и обе своих крутильных палочки в железную сковородку рядом с кошмарной мезгой. Она старалась дотрагиваться до них как можно меньше, и то самыми кончиками пальцев, как будто они отравленные.

• Предыдущая
• 17/24
• Следующая