Vive le basilic! - Камша Вера Викторовна - Страница 3

Поджидавший караван местный патруль, от которого особых новостей не ждали, взял и удивил: они только что нашли тела, вернее, останки последних шести легионеров из несчастливого конвоя. Веселенькое начало, нечего сказать. Короткие похороны того, с чем не справились падальщики, и вереница всадников, распугивая копытную и пернатую живность, двинулась от Реки на запад. Вопреки примете, по которой штатский чужак приносит уйму неприятностей, вреда от вечно лохматого Дюфура не было, скорее уж наоборот. По непонятной ему самому причине Анри тошнило от болтливого доктора, тот же так и норовил прицепиться со своими мемуарами и ма́ксимами. Надолго затыкать Монье не выходило даже у полковника, но теперь словесный поток принимал на себя газетчик, не пренебрегавший, впрочем, и другими источниками. Дюфур втерся в доверие к обоим лейтенантам и исхитрился по очереди поболтать с обозниками, солдатами и хасутами, после чего попытался присоединиться к разведчикам, но тем было не до разговоров, пришлось возвращаться к доктору.

Опыта походной жизни, да еще в столь диких местах, у щелкопера не имелось, но он не унывал, прямо на марше ухитряясь делать какие-то заметки, а уж на привалах строчил, пока хватало света. Названия растений и животных, привычки местных хищников, охотничьи байки – записывалось все. В очередной раз услышав, как Монье врет про свои победы надо львами и гепардами, капитан не выдержал.

– Некоторые рассказы, – вмешался он, – надо классифицировать как сказки.

– Да-да, – подтвердил доктор, вовсю орудуя своей чертовой зубочисткой, – наш предводитель обоза…

– Не только и не столько обоза.

– Мой капитан, – Дюфур обезоруживающе усмехнулся, – насчет вранья и его применения меня учить не надо. Уверяю вас, читатель скушает и попросит добавки… О! Кто это так гнусно орет?

– Бабуины… Слыхали?

– Читал. Они собакоголовые.

– Мерзопакостные они. – Анри не удержался и в упор посмотрел на доктора. – Болтливые, бесцеремонные и навязчивые.

– В таком случае в очерке я их назову репортерами саванны, – быстро и весело сказал Дюфур. – Кстати, капитан, не продолжить ли нам столь успешно начатое в Шеате и не устроить ли небольшие ска́чки? Жара уже спала, а место располагает.

Отряд почти пересек открытое ровное пространство, вплотную приблизившись к группе невысоких, беспорядочно разбросанных холмов, и дозорные с ближайшей вершинки как раз подавали знак, что все спокойно.

– Ска́чки? Почему нет? – Анри ласково похлопал по шее Набукко. Жеребец фыркнул, мотнул головой, всем своим видом давая понять, что неплохо бы размяться. – К лошади вы привыкли, я это вижу, и она немногим хуже моей. Так попробуйте не отстать… слишком сильно.

– Прежде всего, молодые люди, вам бы следовало… – Не дослушав очередного поучения, капитан послал Набукко вперед, прямо в холмы, репортер отстал на какие-то секунды, и тут же в спину весело засвистели и заулюлюкали, подбадривая соперников, легионеры. Черт, как же давно он не участвовал в соревнованиях!

Рвется навстречу рожденный галопом ветер, стучит в висках кровь, бьют землю копыта, зеленым атласом стелются еще не убитые солнцем травы. Ручей, тоже весенний, не иссохший, не огибать же! Скачка становится полетом, привычно и все равно празднично сжимается сердце, Набукко берет препятствие с ходу и несется дальше, туда, где вовсю машут руками разведчики.

Первый раз Анри позволил себе оглянуться уже на склоне. Рыжий Дюфура честно старался, и он действительно был неплох, но вот всадник скорей мешал, чем помогал.

Двадцать шагов разрыва, тридцать… Рыжий оступился, осекся, вот вам и все пятьдесят! Теперь второй подъем. Тоже мне, брали и круче! Ноги Набукко мощно отталкиваются от гудящей земли, галоп переходит в бешеный карьер. Рука привычно прихватывает прядь гривы, неба становится все больше, холма – все меньше, а что наш репортер? Не сдается, хоть и отстает уже совсем безнадежно. Не сойти с дистанции, когда все ясно, тоже надо уметь.

Вершина. С Набукко хватит, с рыжего – тем более, а Дюфур, похоже, на соревнование плюнул и просто старается правильно одолеть подъем. Да, мсье, это вам не манеж и даже не ипподром… Лошадь в саванне не спортивный снаряд – сунул железо в зубы, и вперед, с манежными замашками тут намаешься.

– Господин капитан, дозвольте…

– Что такое, Тома́?

– Здорово же вы его!

– Не скажи, на настоящих скачках он бы так легко не отстал.

Разведчики не спорят – начальство как-никак, но и не верят; они не знают другой жизни и не хотят знать, ну а последний де Мариньи? Последний настоящий де Мариньи?

– А вот и мы! – Если проигрыш газетчика и огорчил, то виду он не подавал, улыбался во весь рот. – Ну и безобразие эти ваши косогоры!

– Тем не менее у вас в конце стало получаться, так что не особо расстраивайтесь. Берейторы вас такому не учили, ну а мы научим, если захотите, конечно. Да, пока ждем остальных, проверьте-ка подковы, не разболталась ли какая, а то ваша лошадь на спуске оступилась.

– Неудачно дернул повод, – признался Дюфур. – Привык к длинному стремени, да и аллюр у ваших зверей странноват, и еще они… коротковаты, что ли… Кончаются чуть ли не сразу после седла.

– Привыкайте. Вашим «длинным» здесь делать нечего даже в шляпах: тепловой удар, и все. Так что отнеситесь к хасутам без предубеждения, отличные ведь лошадки…

– Наверное. – Вопреки совету Дюфур сперва занялся подпругой. Молодец, сообразил, что нужно подтянуть. – Странно все-таки. У таких долговязых всадников и такие короткие лошади! Кстати, нашими разбойниками не могут быть хасуты, только двуногие? Сделали по саванне крюк и ушли к себе?

– Не получается. – Анри срезал пучок травы и принялся обтирать Набукко. – Слишком далеко от их родных мест, к тому же остались следы лишь тех лошадей, что налетчики увели с собой, а пешком… Не тот народ, чтобы на своих двоих в дальние походы…

– Тогда кто?

– В свое время узнаем.

– Можно подумать, мы воюем с колбасниками и вы подозреваете меня в шпионаже. Кому я выдам ваши планы, даже будь они достойны басконца? Этим… собакоголовым? – Стайка бабуинов, проорав что-то довольно гнусное, как раз удалялась вверх по склону соседнего холма. Скоро совсем обнаглеют… и нарвутся! – Давайте так. Вы мне говорите, как мы будем охотиться, а я вас до конца похода прикрываю от повелителя клистиров. Годится?

– Не имею обыкновения поддаваться на шантаж.

Вечерний переход закончился раньше обычного – разведчики набрели на слишком удобное, чтобы его пропустить, место. Мелкая речушка обеспечивала столь необходимой водой, а полукольцо мимоз ограничивало пространство, достаточное и для разбивки лагеря, и для выпаса лошадей и мулов.

Ужинали китой[4] и вяленым мясом, потом капитан впервые после переправы распорядился выдать людям одеви[5]. Для офицеров и гостя нашелся коньяк – не «Гордость императора», само собой, но вполне приличный. Потом кокатрисы разошлись по делам, а Поль остался у костра смаковать напоминающий о далеких кафе и бульварах напиток, курить и смотреть в бинокль на проступившие сквозь чернеющую синеву полузнакомые звезды. Южный Крест висел совсем боком, время Собачьей звезды еще не наступило, зато красный Марс и его золотая матерь Юнона были хороши на диво. Почти соединившись, они стояли в зените, глядя вслед уходящей за горизонт Венере.

– Хотите еще коньяка? – Пайе что-то бросил в костер и опустился рядом.

– Не откажусь. – Журналист охотно отложил бинокль. – Шикарные здесь у вас звезды… Мне перед отъездом попался роман о войне миров. Не читали? Марсиане завезли на Юнону какую-то всепожирающую гниль, из-за которой начался голод. Голодающие юнониане из последних сил сделали огромную пушку и выстрелили по Марсу особым ядром. Попали в пустыню; сперва никто не обратил внимания, а потом такие же путешественники, как мы, набрели на озеро магмы. Оно увеличивалось и увеличивалось, съело полматерика и добралось до моря. В конце концов Марс лопнул, как паровой котел, и между Юноной и Землей закружилось кольцо обломков.