Наваждение - Стил Даниэла - Страница 29

• Предыдущая
• 29/86
• Следующая

Я и мои помощники едим самую простую пищу.

На сегодняшний вечер она приготовила целый котел рагу из кролика и кореньев. Патрик и Джон — ее пятнадцатилетние помощники — происходили из ирландских семей и были весьма неприхотливы в пище. Единственное, что их волновало, это чтобы еды было много, и Сара старалась кормить обоих до отвала. С этими юношами она чувствовала себя покойно и уверенно, они были работящими и скромными, и Сара в душе была благодарна им за помощь.

Франсуа удивленно посмотрел на нее и кивнул.

— С удовольствием, — сказал он и добавил извиняющимся тоном:

— Хотя мне немного неловко — я ваш гость, а приехал с пустыми руками. По индейскому обычаю, я должен был привезти вам подарок.

Он действительно не собирался гостить у нее — он хотел только удостовериться, что у нее все в порядке, и передать привет от полковника, но ее голос был таким искренним, что ему больше всего на свете хотелось задержаться здесь.

— Но я же не индианка… — Кивнув ему, Сара прошла в хижину, чтобы разогреть еду и накрыть на стол, а Франсуа расседлал коня, чтобы покормить и напоить его. Когда он вошел в дом, на нем уже была просторная рубаха из выделанной оленьей кожи. Косу он распустил, а волосы перехватил тонким кожаным ремешком, свободные концы которого были украшены зелеными стеклянными бусами.

Они сели за стол, и Сара неожиданно почувствовала себя спокойно и уверенно. Ее работники все еще побаивались Франсуа, поэтому предпочли ужинать на свежем воздухе, и Сара накрыла стол на двоих. Застелив его белой кружевной скатертью, которую она привезла из Бостона, Сара поставила на стол тарелки из глостерского фарфорового сервиза, купленного ею в Дирфилде у одной из гарнизонных дам. Довершали убранство стола свечи в оловянных подсвечниках, которые Сара зажгла, хотя солнце зашло совсем недавно и в комнате еще властвовали светлые летние сумерки.

За столом они разговаривали об индейских войнах, и Франсуа рассказал Саре много интересного о племенах, населяющих эту часть Североамериканского континента. В основном он говорил о Лиге ирокезов, среди которых он прожил несколько лет, но он знал кое-что и об алгонкинах, и даже о тех небольших племенах и кланах, которые когда-то селились поблизости от Дирфилда и Шелбурна. Сара узнала, что, когда тринадцать лет назад Франсуа впервые приехал сюда, многое здесь было по-другому. В лесах жили многочисленные индейские племена, но правительство вынудило их переселиться на запад и на север. Часть их перебралась в Канаду, но многие погибли в пути или в стычках с враждебными племенами.

Теперь, после объяснений Франсуа, Саре стало понятнее, почему индейцы из западных районов ведут себя так непримиримо по отношению к армии и поселенцам. Они сражались за свою землю, это понятно, но она по-прежнему не могла понять их жестокости в отношении к беззащитным женщинам и детям. Франсуа вполне разделял ее точку зрения. Ему бы хотелось, чтобы между индейцами и белыми был заключен мир, однако, несмотря на все усилия, до этого было еще далеко.

— В этих войнах не может быть победителей, — сказал Франсуа. — Силой не решить всех проблем.

Война дорого обходится и той, и другой стороне, но в конце концов индейцы все равно проиграют.

Эта мысль очень огорчала Франсуа, поскольку он очень уважал и любил своих индейских братьев. Саре тоже нравилось слушать о них, но еще интереснее ей было наблюдать за Франсуа. Неожиданно для себя она обнаружила, что ее гость — человек разносторонний, знающий, много повидавший на своем веку. Сара уже знала, что Франсуа сумел завоевать уважение и авторитет не только среди белых поселенцев, но и среди вождей индейских племен.

— Скажите, Сара, почему вы приехали сюда? — неожиданно спросил Франсуа. Сара сама разрешила ему называть себя по имени, едва только они сели за стол. Она не видела в этом ничего предосудительного — светские формальности всегда ей претили, однако в его устах это простое обращение прозвучало так естественно, почти по-домашнему, что она едва не растерялась.

— Если бы я осталась в Англии, я бы погибла, — ответила она с обескураживающей откровенностью. — В своем собственном доме я была пленницей, рабыней… То есть — в его доме.

Сара умолкла, и ее взгляд затуманился. Потом, заметив на лице Франсуа недоумение, она сочла нужным кое-что пояснить.

— Я имею в виду собственного мужа, — сказала она. — Меня отдали за него, когда мне было шестнадцать. Не скажу, чтобы он был мне не мил, но имущественные интересы семей играли, бесспорно, решающую роль. Эдвард получил в приданое большой кусок земли, а когда отец умер, то все его земли перешли к моему мужу. — Сара внимательно и серьезно посмотрела Франсуа в глаза. — На протяжении восьми лет муж обращался со мной как…

С вещью. Однажды с ним произошел несчастный случай, и я решила, что он вряд ли выживет. И вот, когда ночью я сидела у его постели, я впервые подумала о том, что если бы его не стало, то меня никто бы не унижал и не оскорблял. Это было для меня как откровение, Франсуа. Я уже забыла, как это — быть веселой, свободной, счастливой! Впервые в моем сердце затеплился огонек надежды, как ни прискорбно мне в этом признаться, но ей не суждено было сбыться. Эдвард поправился, и все вернулось на круги своя…

Сара нахмурилась, почувствовав, что открыла Франсуа слишком многое, но отступать было уже поздно, и она мужественно продолжала:

— ..Но я уже не могла выносить такой жизни.

Я тайком договорилась с капитаном одного небольшого судна, которое отплывало из Фальмута в Америку, и стала ждать. До отплытия было целых три недели, но они тянулись для меня как три года!

Муж продолжал избивать меня, а перед самым моим отъездом он сделал со мной одну ужасную вещь.

И тогда я поняла, что лучше я утону в море, чем буду жить под одной крышей с этим чудовищем.

Впрочем, если бы я осталась, он бы, наверное, в конце концов и сам бы убил меня.

Сара замолчала, уставившись взглядом в пространство перед собой. Ей было немного страшно за свою откровенность с этим посторонним человеком. Воспитанные леди должны были молчать о подобных вещах, чего бы это ни стоило, но она-то больше не считала себя связанной условностями света. Да будь они прокляты — эти правила и так называемые приличия, которые заставляют женщин терпеть побои и насилие! Несомненно, Франсуа умел слушать, а ей надо было выговориться — давно надо было, так что к лучшему, что она открыла свое сердце ему, а не болтливым бостонским кумушкам.

• Предыдущая
• 29/86
• Следующая