Негодяи (сборник) - Гейман Нил - Страница 11

– То есть ты сама не знаешь.

– Мне приказано не проявлять любопытства, – вынужденно признала Карколф.

– А тебе даже никогда не хотелось? Я хочу сказать, что чем настойчивее мне что-то запрещают, тем сильнее мне хочется. – Шев подалась вперед, ее темные глаза завораживающе мерцали, на долю мгновения в голове Карколф возник образ, как они вдвоем катаются по ковру, хохоча и разрывая вместе сверток.

Потребовалось усилие, чтобы отогнать его.

– Вор может задаваться таким вопросом. Курьер не может.

– А может он чуть меньше выпендриваться?

– Потребуется усилие.

– Ну, это же твой сверток. – Шев отхлебнула вина. – Мне так кажется.

– Нет. В том-то и дело, что нет.

– Мне кажется, ты больше нравилась бы мне преступницей.

– Враки. Просто ты смакуешь возможность толкнуть меня на скользкий путь.

– Верно. – Шев хитро выкрутилась на стуле таким образом, что ее длинные, загорелые ноги выскользнули из разреза юбки. – Почему бы тебе не остаться ненадолго? – Ее ступня скользнула вдоль внутренней стороны лодыжки Карколф, поднимаясь все выше и выше. – И ступить на скользкий путь.

Карколф вздохнула едва ли не с горечью.

– Дьявольщина… Я бы с удовольствием. – Порыв страсти поднялся из груди и сжал горло так, что на краткий миг она почти задохнулась. Желание запустить свертком в окно, присесть рядом, взять ладонь Шев в свои, говорить о всяких глупостях, о которых она молчала с тех пор, как перестала быть подростком. На очень краткий миг. Потом она стала прежней Карколф, резко отступила, и ступня Шев соскользнула на половицу. – Ты же знаешь о моей работе. Надо ловить ветер.

Она схватила новый плащ и повернулась, накидывая его на плечи достаточно долго, чтобы ни малейшего намека на слезы не осталось на ресницах.

– Ты должна отдохнуть от работы.

– Я говорю себе это после каждого задания, а когда заканчиваю работу, то становлюсь… какой-то дерганой. – Карколф вздохнула, застегивая пуговицы. – Я не создана сидеть на одном месте.

– Ха!

– Давай, ты не будешь притворяться, что слеплена из другого теста.

– Давай, не будем. Я подумываю – не отправиться ли в Адую? Или, может, вернуться на юг?

– Мне хотелось бы, чтобы ты осталась, – только и смогла сказать Карколф голосом нарочито беззаботным. – Когда я вернусь, кто будет вытаскивать меня из заварушек? Ты – единственный человек в этом городе, которому я доверяю. – Совершеннейшая ложь, конечно. Она не доверяла Шев ни на волосок. Хороший курьер не доверяет никому, а Карколф была лучшим из лучших. Но все-таки ложь в этом случае была гораздо приятнее, чем правда.

Она видела улыбку Шев и знала, что та обо всем догадывается.

– Как мило… – Воровка решительно перехватила запястье вознамерившейся уйти Карколф. – А мои деньги?

– Ой, какая я глупая! – Карколф вручила ей кошелек.

– А остальные? – поинтересовалась Шев, даже не заглядывая внутрь.

Карколф снова вздохнула и бросила на кровать второй кошелек. Мягко блеснули рассыпавшиеся по белой простыне золотые монеты.

– Ты бы обиделась, если бы я не попыталась.

– Я так тронута, что ты бережешь мои нежные чувства. Смею заметить, что буду рада видеть тебя здесь опять. Когда? – спросила она, когда курьер взялась за засов.

– Я буду считать мгновения.

Ей как никогда хотелось получить прощальный поцелуй, но Карколф не была уверена, что ей хватит решимости начать первой. Поэтому послала воздушный поцелуй и захлопнула за собой дверь. Стремительно пересекла затененный двор и выскочила через крепкие ворота на улицу, надеясь, что успеет выиграть время, пока Шев не рассмотрит должным образом монеты из первого кошелька. Возможно, поступок, достойный наказания свыше, но сделать это стоило только лишь для того, чтобы увидеть ее лицо.

Проклятый день закончился, но нельзя исключать, что он мог быть и гораздо хуже. У Карколф оставалось достаточно времени, чтобы подняться на борт корабля, а там можно и ветер ловить. Она накинула капюшон и, морщась от боли и в недавно зашитом порезе, и в непонятно откуда взявшейся язвочке, и потертостях от дурацкого шва, зашагала сквозь туманную ночь. Ни слишком быстро и ни слишком медленно, а так, чтобы стать полностью незаметной.

Дьявольщина, как же она ненавидела Сипани.

Гиллиан Флинн – автор бестселлера «Исчезнувшая», занявшего первое место по версии «Нью-Йорк таймс» в 2012 году. Также в рейтинг «Нью-Йорк таймс» входили бестселлеры «Темные тайны» и «Острые предметы», последний из которых получил две награды «Ассоциации писателей-криминалистов». В прошлом она работала криминальным репортером и критиком в журнале Entertainment Weekly. Ее романы опубликованы в сорока странах мира. Проживает в Чикаго вместе с семьей.

В напряженном и запутанном триллере, который Гиллиан Флинн предоставляет нашему вниманию, рассказывается, что профессиональные амбиции это, конечно, хорошо, но иногда погоня за карьерным ростом может завести вас на очень опасную территорию.

Я не прекращала заниматься «хэндджобом[1]», пока не достигла совершенства в этом занятии. Я бросила заниматься «хэндджобом», когда стала лучшей из лучших. В течение трех лет я считалась лучшим специалистом по «хэндджобу» в трех штатах. Ключ к успеху – не впадать в занудство. Если начинаешь слишком уж переживать о технике, анализировать ритм и давление, то утратишь естественность процесса. Просто загодя подготовьтесь мысленно, а после не думайте ни о чем, доверившись ощущениям своего тела.

Ну, если коротко, то это как в гольфе.

Я вкалывала, не покладая рук, шесть дней в неделю, восемь часов в день с перерывом на обед, и мое рабочее время было расписано по минутам. Один раз в год я брала двухнедельный отпуск и никогда не работала в праздники, поскольку в праздничные дни «хэндджоб» – грех. Таким образом, за три года я сделала 23 546 «хэндджобов». Поэтому не надо слушать эту суку Шардель, которая утверждает, что я бросила работу из-за нехватки таланта.

Нет, я ушла потому, что после 23 546 «хэндджобов» синдром запястного канала вам гарантирован.

Я честно занималась своим делом. Возможно, слово «добросовестно» больше подходит… В жизни я совершала не так много честных поступков. Детство мое прошло в городе, под надзором одноглазой матери (как вам такой факт биографии?), и о ней никто не сказал бы – вот добропорядочная леди! Нет, не из-за проблем с наркотиками и не из-за алкоголизма. У нее были проблемы с работой. Из всех ленивых сук, которых мне доводилось встречать в жизни, она была самой ленивой. Дважды в неделю мы выбирались в центр города и там попрошайничали. Поскольку мать моя терпеть не могла находиться в вертикальном положении, она планировала стратегическую задачу. Получить как можно больше денег за наикратчайший промежуток времени, а потом вернуться и, лежа на грязном продавленом матраце, запихиваться тортом «Зебра» и смотреть криминальные шоу по телику. Пятна… Это почти все, что я могу припомнить из своего детства. Я не скажу вам, какого цвета был глаз у моей мамы, но прекрасно помню пятна на мохнатом ковре – насыщенного ярко-коричневого цвета, на потолке – горячо-оранжевые, на стенах – желтые, как похмельная моча.

Мы с мамой наряжались. Она надевала выцветшее хлопчатобумажное платье, поношенное, но кричащее о скромности владелицы. Мне доставались обноски, из которых я уже выросла. Потом мы усаживались на скамейку и высматривали людей, которые могли бы что-то подать. Схема очень простая. Во-первых, церковный автобус с иногородними. В родном поселке верующие просто отправят вас в церковь, но здесь они не могут отказать в помощи. Особенно печальной одноглазой женщине с ребенком. Во-вторых, женщины, которые ходят парами. Когда женщина одна, она может слишком быстро промчаться мимо вас, а со стайкой слишком трудно разговаривать. В-третьих, незамужние женщины с наивным взглядом. Точно у таких же обычно узнают дорогу или время, а мы просили денег. Кроме того, моложавые мужчины с бородками или гитарами. Никогда не останавливайте мужчин в костюмах – опыт показывает, что все они козлы. Ну, и за обручальным кольцом на пальце тоже нужно поглядывать. Не знаю почему, но женатые мужчины никогда не подают милостыню.