Жестокие слова - Пенни Луиз - Страница 7

• Предыдущая
• 7/97
• Следующая

– Он мертв часов шесть – десять, – сказала доктор. – Его убили после полуночи, но не позже четырех или пяти часов утра.

Гамаш посмотрел на затылок мертвеца, на рану, которая его убила.

Она была ужасна и, похоже, нанесена чем-то очень твердым. И очень разозленным человеком. Только злость могла объяснить удар такой силы. Силы, сокрушившей кости черепа. И то, что они защищают.

Все, что делало этого человека тем, кем он был, находилось в его голове. Кто-то покончил с этим одним жестоким, решительным ударом.

– Крови почти нет.

Гамаш поднялся, посмотрел, как работают криминалисты, отыскивающие улики в довольно большом зале. Порядок здесь был нарушен. Сначала убийством, потом – ими. Незваными гостями.

Оливье стоял у огня, грелся.

– Тут есть одна проблема, – сказала доктор Харрис. – Обычно ранения головы сопровождаются обильным кровотечением. Здесь должно быть больше крови. Гораздо больше.

– Наверное, ее смыли, – предположил Бовуар.

Шарон Харрис снова склонилась над раной, затем выпрямилась:

– При такой силе удара кровотечение могло быть обильным и внутренним. А смерть – почти мгновенной.

Это была наилучшая из новостей, какие Гамаш когда-либо слышал на месте убийства. Смириться со смертью было хоть и трудно, но возможно. Даже с убийством. Страдания – вот что было для него неприемлемым. А он видел много страданий. И страшных убийств. Облегчением было узнать, что человек умер мгновенно и без страданий. Вот она, чуть ли не гуманная смерть.

Как-то раз он слышал сказанную одним судьей фразу о том, что самый гуманный способ казнить преступника – это сказать ему, что он свободен. А потом убить.

Гамаш возражал против этого, спорил, протестовал. Но, исчерпав все аргументы, вынужден был согласиться.

Глядя на лицо этого мертвеца, он видел, что тот умер без страданий. А поскольку удар был нанесен сзади, то он даже и не предвидел его.

Это почти как смерть во сне.

Но не совсем.

Тело уложили в мешок и увезли. Люди на улице мрачно расступились, образовав проход. Мужчины отряхивали воду с шапок, женщины стояли печальные, плотно сжав губы.

Гамаш отвернулся от окна и присоединился к Бовуару, который сидел с Оливье, Габри и Мирной. Бригада криминалистов переместилась в подсобные помещения бистро, в приватную столовую, комнату для персонала, кухню. Главный зал почти обрел свой обычный вид. Если не считать вопросов, висевших в воздухе.

– Я сожалею о том, что произошло, – сказал Гамаш, обращаясь к Оливье. – Как вы себя чувствуете?

Оливье тяжело вздохнул. Вид у него был измотанный.

– Мне все еще не по себе. Кто он был? Вы не знаете?

– Нет, – ответил Бовуар. – Никто не докладывал о появлении какого-нибудь незнакомого человека в деревне?

– Докладывал? – переспросил Оливье. – Кому?

Все трое обратили недоуменные взоры на Бовуара. Инспектор забыл, что в Трех Соснах собственного полицейского отделения не было, как не было светофоров, тротуаров или мэра. Добровольную пожарную команду возглавляла слабоумная старая поэтесса Рут Зардо, и большинство жителей предпочли бы погибнуть в огне, чем вызвать ее.

Да тут и преступлений-то не совершалось. Кроме убийств. Единственные преступления, случавшиеся в этой деревне, были и самыми тяжкими из всех возможных.

И вот перед ними еще одно тело. У остальных хотя бы имена имелись. А это словно свалилось с небес и упало им на голову.

– Летом немного труднее, – сказала Мирна, садясь на диван. – У нас больше посетителей. На каникулы приезжают семьи, дети возвращаются из школы. Это последний долгий уик-энд. А потом все разъезжаются по домам.

– Уик-энд ярмарки в округе Брум, – уточнил Габри. – Она заканчивается завтра.

– Верно, – сказал Бовуар, которого ярмарки ничуть не интересовали. – Значит, Три Сосны после этого уик-энда опустеют. Но приезжие, о которых вы говорите, – это друзья и родственники?

– По большей части, – сказала Мирна, поворачиваясь к Габри. – В твоей гостиничке ведь останавливаются незнакомые люди, верно?

Он кивнул:

– У меня тут яблоку негде упасть, когда дома у людей переполнены.

– Я вот что хочу понять, – раздраженно проговорил Бовуар. – Те люди, которые приезжают в Три Сосны, они на самом деле посторонние или нет? Объясните мне, бога ради, не через задницу.

– Не через задницу – это не наша специализация. Прошу прощения, – сказал Габри.

Его слова вызвали улыбку даже на усталом лице Оливье.

– Я слышала что-то о каком-то постороннем, но не придала этому значения, – сказала Мирна.

– И кто это говорил?

– Рор Парра, – неохотно ответила она. Это немного походило на наушничество, и всем стало явно не по себе. – Я слышала, как он говорил Старику Мюндену и Жене, что видел кого-то в лесу.

Бовуар записал это. Он не в первый раз слышал о Парра. Это была известная чешская семья. Но кто такие Старик Мюнден и Жена? Видимо, какая-то шутка. Бовуар поджал губы и строго посмотрел на Мирну. Ее взгляд тоже был строг.

– Да-да, – сказала Мирна, читая его мысли, что было не трудно. Их бы и чайник прочел. – Именно так их и зовут.

– Старик и Жена? – повторил Бовуар, уже не злясь, а немного озадаченно.

Мирна кивнула.

– А их настоящие имена?

– Это и есть настоящие, – ответил Оливье. – Старик и Жена.

– Ну хорошо, Старик еще куда ни шло. Но как можно назвать новорожденного младенца – Жена? Уму непостижимо!

Мирна улыбнулась:

– Вы правы. Просто я так привыкла к этим именам, что даже не задумывалась. Я понятия не имею, как ее зовут по-настоящему.

Бовуар подумал: это какой же степени убогости нужно достичь, чтобы позволять называть себя Жена! Впрочем, в этом было что-то библейское, старозаветное.

Габри поставил на столик пиво, лимонад и две вазочки с орешками. Жители, стоявшие снаружи, наконец разошлись по домам. День был мрачный и сырой, но внутри царили тепло и уют. Сидя здесь, можно даже было забыть о причине, которая привела их всех сюда. Криминалисты словно растворились в стенах, об их присутствии говорили лишь раздававшийся изредка скрежет и невнятное бормотание. Они как будто превратились в грызунов или призраков. Или детективов из отдела по расследованию убийств.

– Расскажите нам о событиях прошлого вечера, – предложил старший инспектор Гамаш.

– Это было какое-то безумие, – откликнулся Габри. – Последний долгий уик-энд лета, так что все сюда пришли. Большинство днем ездили на ярмарку, а потому устали. Не хотели стоять у плиты. В уик-энд Дня труда всегда так. Мы были готовы.

– И что это значит? – спросила агент Лакост, присоединившаяся к ним.

– Я нанял дополнительный персонал, – пояснил Оливье. – Но все прошло гладко. Люди неплохо отдохнули, и мы закрылись вовремя. Около часа ночи.

– Что было потом? – спросила Лакост.

Большинство расследований тяжких преступлений кажутся сложными, но на самом деле довольно просты. Иногда достаточно лишь снова и снова задавать вопрос «Что было потом?». Не помешает и хорошо слушать ответы.

– Обычно я снимаю кассу и оставляю ночной персонал, чтобы они навели порядок, но по субботам дела обстоят иначе, – сказал Оливье. – После закрытия приходит Старик Мюнден, приносит то, что отремонтировал за неделю, и забирает мебель, которую за это время успели сломать. Это происходит довольно быстро, пока официанты и кухонный персонал приводят все в порядок.

– Постойте, – перебил его Бовуар, – Мюнден делает это в полночь по субботам? А почему не утром в воскресенье? Или в любое другое разумное время? Почему поздно ночью?

Ему это показалось подозрительным, а Бовуар с сомнением относился ко всему тайному и скрытному.

Оливье пожал плечами:

– По привычке, я думаю. Когда он взялся за эту работу, у него еще не было Жены, поэтому вечерами в субботу он ошивался у нас. А когда мы закрывались, он забирал поломанную мебель. Мы не видели причин менять что-то.

• Предыдущая
• 7/97
• Следующая