Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей - Страница 112
- Предыдущая
- 112/132
- Следующая
Перевод же воспринятой речевой информации с языка, на котором мыслят носители и говорят их собеседники, на язык привычный иногда отнимал какое-то время. Не сразу доходило… С конвертацией многочисленных языков бывали серьёзные проблемы. Речь она преобразовывала в удобный, в каком-то смысле усреднённый русский. Пренебрегая художественными красивостями, слэнговыми и диалектными особенностями. Вынужденно так поступала – главным было уловить суть, а не насладиться формой. Ведь выясненное необходимо было передавать дальше. Снова переводить – на локосианский – и докладывать матери, терпеливо ждущей сына с войны…
Впервые за многие, многие месяцы, даже с трудом вспомнилось, сколько времени прошло точно, она связалась с госпожой и принялась докладывать фронтовую обстановку, не солгав ни в едином факте: ведь её сын вновь воевал на Земле. С фронтов которой он, по легитимной версии, и не исчезал никуда. А возвращаться не спешит, потому что не навоевался ещё… Не рассказывать же, что это она, Тич, пока что НЕ ПУСКАЕТ принца и маршал на Локос.
О том, что будет, когда сын встретится с матерью реально и выяснится, что подавляющую часть «командировки» его протаскало невесть где, Тич не думала. Пока. Хватало вопросов насущных.
Требующих поиска безотлагательных ответов. Разобраться бы с самой собою вначале… Особенно с проблемой, возникшей с момента её вступления в ряды полноправных военных.
С земными было проще. Об их боевом пути она никому никогда не рапортовала. Разве что вначале, с иноземными спутав, таёжное «сидение», службу в СА и первые фронтовые ходки освещала в подробностях.
Её счастье, что никто на Локосе и не подозревал об их существовании. По крайней мере, предпринятые ею подстраховочные розыски подозревающих не выявили.
Насущнейшей проблемой была ЦЕЛЬ, к которой загадочный дядя Ильм планомерно готовил Лёху Сергеева, земного сына Алексея Дымова-старшего.
Семён укрепился почти что на верхушке и пытался теперь разглядывать округу. В скудной на деревья степи основание верхней ветви тополя, на котором сидел козак, являлось самой высокой точкой. Имея с младых лет истинно нечеловеческую зоркость и в придачу дар видеть в темноте, Семён прослыл лучшим смотровым на Запорожье и получил прозвище Острое Око.
Но даже ему в эту ночь трудно было дозорничать, и хлопец нервничал. Ветер в поле разгулялся не на шутку и будто нарочно раскачивал гибкий ствол, пытаясь скинуть запорожца. Дозор уже сводился к тому, чтобы просто удержать себя на дереве. Вдобавок плотные тучи затянули ночное небо, так что луны со звёздами сегодня не было видно. Тьма стеной стояла перед глазами, и даже кошачий талант, зрение ночное, сейчас не помогал.
А мысль о том, что, случись гроза, молния перво-наперво ударит в верхушку дерева, отгоняла все остальные, не позволяя сосредоточиваться. С первыми каплями дождя козак стал серьёзно подумывать о том, чтобы спуститься. Правда, оглядывать закреплённый за ним участок снизу – хлопотно, и толку с того мало. Все эти рукотворные валы, ямы, канавы… Отряд, конечно, незамеченным не просочится, а вот одиночный лазутчик может. Ответственность же за вверенный ему участок больно велика – как-никак основной подступ к Сечи…
И Острое Око решил сидеть до последнего.
Дождь передумал и успокоился; ветер погнал тяжёлую хмарь в края басурманов и, словно после недельной жнивы, сразу сник, уснул. Семён несказанно обрадовался такой перемене и, поблагодарив за это Деву Марию, настроился внимать. Не довелось.
Крепкая ладонь постучала по стволу тополя. Звонкий пронзительный хлопок, три раза. Значит, прошляпил. Впервые в жизни. Почему не стреляют, может, свои?!
– Здоровья тебе и долгих лет жизни, Семён Острое Око!
Показалось, или действительно Острое Око прозвучало больше как издёвка, а не второе имя? Но всё-таки голос был знакомым, хорошо знакомым, и на душе смотрового отлегло. Он юрко спустился на землю, полный намерений отвесить шутнику затрещину. Тут же передумал, вспомнив, с кем имеет дело.
– Ну, Жук, ну точно – ж-жук ты, правду люди говорят, – шипел и ругался Семён. – Ты как, плут, умудрился пробраться, под землёй, что ль?
Здоровый, высокий козак со смоляным оселедцем приличной длины на жука был похож мало.
– Не брани своих, козаче, гнев, он и в бою без надобности.
От Жука сейчас исходили спокойствие и сила, но могла и угроза. Один взгляд этого мужчины мог вызвать как умиротворение, так и панический ужас.
– И себя не брани, Семён, ты же знаешь, что я могу пройти сквозь любые посты и кордоны незамеченным, к тому же твой пост оказался самым нелёгким. Всё-таки силён наш брат. Как я ни пытался согнать тебя с дерева – не вышло, молодец козак! Только признайся: были слабые мысли?
– Ой, были, Жук, были, борюсь с ними пуще чем с врагами!
Оба рассмеялись, пожали друг другу руки и обнялись. Семён через плечо старого боевого товарища заметил две фигуры шагах в полусотне, стоявшие по пояс в густой траве. То ли Жук почувствовал, как смотровой напрягся, то ли и вправду умел читать мысли, как многие характерники, но не успел Семен открыть рот…
– Это я их привёл, они со мной, – успокоил Жук, не убирая ладоней с плеч товарища. – Хорошие хлопцы и дюжие воины, а нам сейчас каждый козак на вес золота. Не глупи, Око, для пользы ж дела стараюсь.
Дозорный присмотрелся. Двое были похожи на кого угодно, только не на козаков. Убранство не запорожское, волосы не так стрижены и ружья неизвестные. Он вздохнул и засунул пальцы за толстый ремень, недалеко от пистолей.
– Некрасиво получается, характерник, ты преднамеренно крадёшься незаметно, дабы я не поднял дежурный курень, ведёшь с собой чужаков… Я думаю, мне пора кукарекать.
– Ты прав, дружище, как поп в церкви. Я же подошёл к тебе, дозорный. А зачем дёргать хлопцев перед тяжёлым походом? И разве мало мне веры? Я за этих двоих ручаюсь.
– Но порядок есть порядок.
– Согласен, поэтому я сейчас иду прямо к писарю, и он заносит моих людей в реестр сечевиков, а утром они выступят вместе со всеми. Конашевич затеял славную, но трудную битву, и нельзя никем пренебрегать, тем более такими справными хлопцами.
Нельзя нарушать устав. Вот это Семён знал точно. Но и боевой маг был прав, и сейчас, когда важна каждая боевая единица, каждая минута сна, каждая пуля, возможно, стоило бы сделать исключение. Но смотровой, против своей воли даже, таки дал сигнал. Жук понимающе кивнул, улыбнулся и махнул чужакам, чтоб подходили.
– Ты много добрых козаков привёл на Сечь, один Косыга чего стоит! – повинно склонив голову, молвил Семён. – Но, как говорил Конашевич, даже ему не позволительно преступать воинскую дисциплину.
Характерник ошибся: добрая половина козаков не спала, тем паче дежурный курень. Сидели у костров, точили сабли, курили трубки, настраивались перед походом. Жук окинул взором Сечь и отметил для себя, что за последнее время воинство преобразилось качественно и количественно. Вот что значит общий враг. А татара на Руси не любят издавна. Основная заслуга в таком преображении – правление гетмана Сагайдачного, до него толком никто не мог упорядочить и систематизировать хаотичные, неуправляемые козачьи банды, одновременно нападающие на поляков, турок, молдаван, татар… Поднять же войско на Кафу, что имела репутацию неприступной крепости, насколько помнил Жук, ещё никто не осмеливался. Но время пришло, все это понимали, и были готовы выступить. Для запорожцев было делом чести взять крепость-базар: Кафа – один из самых крупных невольничьих рынков в Европе, где основным товаром являлись украинцы и, в особенности, украинки, дорого ценившиеся во всех краях света.
Встретили Жука тепло, но без особого пафоса и гуляний. Сегодня и последующие дни похода – ни капли спиртного, таков козацкий обычай, нарушителей жестоко наказывали. Кошевой атаман, увидев новичков, тут же направился к ним. Этот седоусый старик, несмотря на большой живот и преклонный возраст, выглядел бодрым и полным здоровья. Подошедшие к Жуку друзья, завидев атамана, медленно отступили и в конце концов вернулись на свои места. Батька Степан осмотрел двоих с ног до головы. Помолчал.
- Предыдущая
- 112/132
- Следующая
