Одиннадцать минут - Коэльо Пауло - Страница 15

• Предыдущая
• 15/48
• Следующая

Что же касается секса, то в этом отношении ничего не менялось: лечь, попросить надеть презерватив, немножко постонать, чтобы увеличить шансы на прибавку (благодаря филиппинке Нии она узнала, что эти стоны приносят лишних 50 франков), а потом принять душ, только — сразу, и тогда покажется, что омывает она не только тело, но — до известной степени — и душу. Все по раз и навсегда заведенному ритуалу. Никаких поцелуев — поцелуй для проститутки есть нечто священное. Все та же Ния объяснила, что поцелуй надо приберегать для возлюбленного, ну прямо как в сказке про Спящую Красавицу: этот поцелуй разбудит ее и вернет в волшебный мир, в котором Швейцария вновь превратится в страну шоколада, коров и часов.

Никакого наслаждения, удовольствия или хотя бы возбуждения. Мария в своем стремлении к совершенству посмотрела несколько порнофильмов, надеясь почерпнуть что-нибудь полезное для себя. Она увидела много интересного, но приложить к делу не смогла, чтобы не задерживать клиентов, да и Милан бывал очень доволен, когда за вечер получалось три «выхода».

И, когда истекли первые полгода, Мария положила в банк шестьдесят тысяч франков, обедать стала в ресторанах подороже, купила телевизор (она его, правда, не включала, но — пусть будет) и теперь всерьез рассматривала возможность переехать в квартиру получше. Она уже могла позволить себе покупать книги, однако продолжала посещать библиотеку, превратившуюся в некий мост, который связывал ее с реальным миром, самый прочный и самый долговечный мост. Ей нравились краткие беседы с библиотекаршей — а та была очень довольна, что эта милая девушка наконец нашла свое счастье и, судя по всему, — хорошую работу, хоть ни о чем не спрашивала, поскольку швейцарцы —люди застенчивые и сдержанные (да брехня это: за столиком в «Копакабане» или в постели они ничем не отличались от представителей других наций).

Запись в дневнике Марии, сделанная в томительный воскресный вечер: У всех мужчин, каковы бы они ни были, — рослых и приземистых, нагловатых или робких, молчаливых и болтунов — есть одна общая черта: все они приходят в «Копакабану», преодолев страх. Самые опытные скрывают его нарочито громким голосом, самые неуравновешенные, не в силах притворяться, пьют, надеясь избавиться от неприятных ощущений. Но я пока не видела никого — ну разве что кроме неведомых «особых клиентов», которых Милан мне пока еще не показывал, —кто бы не испытывал страха.

Но почему? Ведь это мне надо бояться. Ведь это я иду вечером в незнакомое место, я —слабая женщина, у меня нет оружия. Вообще, мужчины — очень странное племя: я говорю не только о тех, кто приходит в «Копакабану», но и обо всех, кто встречался мне. Да, они грозят, кричат, могут побить, но все без исключения сходят с ума от страха перед женщиной. Может быть, не перед той, которую взяли в жены, но непременно найдется такая, кто подчинит их себе и заставит выполнять все свои прихоти. Иногда это — родная мать.

Мужчины, проходившие перед ней с того дня, как она занялась этим ремеслом, изо всех сил старались выглядеть уверенными в себе хозяевами жизни, однако в глазах у них Мария неизменно видела страх — страх перед женой, страх спасовать в решающий момент, страх оказаться не на должной высоте даже с проституткой — с женщиной, которой они платят. А вот если бы они купили в магазине пару башмаков, а те бы им не понравились, неужели не хватило бы у них решимости вернуться с чеком и получить деньги обратно? А здесь они тоже платят некой фирме, но в случае фиаско ни за что на свете не придут в «Копакабану», ибо уверены, что об этом знают все. И им стыдно.

«Ведь это я должна бы стыдиться, что не смогла возбудить мужчину. А стыдятся они».

И, желая избавить их от терзаний, Мария старалась сделать все, чтобы они чувствовали себя непринужденно, а если видела, что клиент не в форме или слишком много выпил, старалась обходиться без полноценного секса, ограничиваясь ласками и мастурбацией — что им очень нравилось, хотя, если вдуматься, выглядело нелепо, поскольку она для этого была не нужна.

Надо было всеми средствами добиться того, чтобы клиент ничего не стыдился. И эти мужчины, такие могущественные и надменные у себя в кабинетах, где перед ними проходила бесконечная череда подчиненных, партнеров, поставщиков, где все было тайной, лицемерием, страхом, —приходили вечером в «Копакабану» и не жалели 350 франков за то, чтобы на ночь отрешиться от самих себя.

«На ночь? Не надо преувеличивать, Мария. На самом деле сеанс продолжается 45 минут, а если вычесть время на раздевание-одевание, неискреннюю ласку, обмен банальностями, то на чистый секс останется всего одиннадцать минут».

Одиннадцать минут. То, на чем вертится мир, длится всего одиннадцать минут.

И вот ради этих одиннадцати минут, занимающих ничтожную часть долгих двадцатичетырехчасовых суток (если предположить, что все эти мужчины занимаются любовью со своими женами, —только предполагать этого не надо, ибо это абсолютная чушь и ложь), они вступают в брак, обзаводятся семьей, терпят плач младенцев, униженно оправдываются, если приходят домой позже обычного, разглядывают десятки, сотни женщин, с которыми им хотелось бы прогуляться по берегу Женевского озера, покупают дорогую одежду себе и еще более дорогую — своим супругам, платят проституткам, чтобы получить то, чего лишены, поддерживают гигантскую индустрию косметики, диеты, всех этих фитнесов и шейпингов, порнографии, власти, а когда встречаются с себе подобными, вопреки расхожему мнению, никогда не говорят о женщинах. А говорят о работе, о деньгах, о спорте.

Куда-то не туда пошла наша цивилизация, и дело тут не в озоновой дыре, не в уничтожении лесов Амазонки, не в вымирании медведей-панда, не в курении, не в канцерогенных продуктах и не в кризисе тюремной системы, как объявляют газеты.

А именно в той сфере бытия, где трудилась Мария, — в сексе.

Впрочем, она стремилась не спасти человечество, а пополнять свой банковский счет, еще полгода терпеть одиночество и сделанный ею выбор, регулярно переводить матери деньги (которая удовлетворилась объяснением, что денег не было по вине швейцарской почты, работающей не в пример хуже бразильской), покупать себе то, о чем раньше не могла и мечтать. Она сняла себе другую, гораздо более комфортабельную квартиру (даже с центральным отоплением, хотя было уже лето), из окон которой виднелись церковь, японский ресторан, супермаркет и симпатичное кафе, где она любила листать газеты.

Оставалось выдержать поставленный самой себе срок. А в остальном все шло по-прежнему и как всегда: «Копакабана», «Позвольте вас угостить?», танец, «Вы из Бразилии?», отель, деньги вперед, разговор и умение затронуть нужные места тела и души — главным образом, души — помочь Б интимных проблемах, стать подругой на тридцать минут, из которых одиннадцать уходят на телодвижения и стоны, долженствующие изображать страсть. Спасибо, надеюсь, через неделю увидимся, ты — удивительный мужчина, расскажешь остальное в следующий раз, ой, спасибо, мне даже неловко, мне было так хорошо с тобой.

И самое главное — не влюбляться. Это был самый главный, самый животрепещущий совет из всех, которые дала ей бразильянка, прежде чем исчезнуть из «Копакабаны», — а не оттого ли она исчезла, что влюбилась? За два месяца работы ей несколько раз делали предложение, причем трижды — вполне серьезно: первым был высокопоставленный банковский клерк, вторым тот самый летчик, с которым она дебютировала, а третьим — владелец оружейного магазина. Все трое обещали «вырвать ее из этой жизни», сулили, что у нее будет свой дом, достойное будущее, дети и, быть может, внуки.

И все это — ради одиннадцати минут в день? Не может быть. Теперь, поработав в «Копакабане», она знала, что одиночество — не только ее удел. А представитель рода человеческого может неделю не пить, две недели не есть, много лет обходиться без крыши над головой — но одиночества не выносит. Одиночество — самая жестокая пытка, самая тяжкая мука. Трое претендентов, равно как и многие-многие другие из тех, что искали ее общества, так же как она, испытывали это разрушительное чувство — ощущение того, что во всем мире никому до тебя нет дела.

• Предыдущая
• 15/48
• Следующая