Воспоминания - Стил Даниэла - Страница 39
- Предыдущая
- 39/178
- Следующая
Глава 13
В то утро в честь приезда Сирины Париж облачился в свои самые чудесные краски. Над головой раскинулось голубое небо, яркая зелень мелькала там и тут, проносились фасады зданий, отделанных белым мрамором и золотом, богатые дворцы. Люди повсюду были счастливы и радостны: в вязаных шапочках, красных шарфах, с раскрасневшимися на морозном воздухе лицами, глаза их сияли. Приближалось Рождество, и это Рождество было первым после окончания войны, впервые за шесть лет парижане могли отметить его с настоящей радостью.
Сидя в штабной служебной машине и держась за руки, влюбленные катили по широким бульварам, по узким улочкам, миновали Нотр-Дам, поднялись к Енисейским полям, обогнули Триумфальную арку, влились в поток машин, двигавшихся вокруг площади Звезды, представляющей собой удивительный перекресток, на который выходят двенадцать главных улиц, соединяющихся под Триумфальной аркой, и который водители с сумасшедшей скоростью стремятся проскочить, выезжая на бульвар. Пока Сирина смотрела по сторонам, широко раскрыв глаза, они подъехали к авеню Гочи, где в элегантном «Отель Партикульер» остановился Брэд. До войны это здание, похожее на особняк, принадлежало одному из известнейших во Франции винопроизводителей. В суровые дни войны, как раз перед самой оккупацией Парижа, винопроизводитель решил отправиться в Женеву к сестре, оставив дом на попечение слуг. Немцы завладели им и пользовались все годы войны, однако проживавший в нем офицер оказался цивилизованным человеком, и потому дом не понес существенных разрушений. В настоящее время домовладелец серьезно болел и не мог вернуться в свой дом. Американцы взяли здание в аренду сроком на год. И вот теперь в нем разместился Брэд Фуллертон. Это были не столь роскошные апартаменты, как во дворце Тибальдо, но довольно сносные. Прислуживала ему пожилая супружеская пара.
Подъехав, Сирина увидела красивый сад и окружавшую его ухоженную живую изгородь. С внешней стороны высилась кованая металлическая ограда. Остановив машину перед воротами, водитель вышел и открыл их. Машина подкатила к самому крыльцу и остановилась. Брэд повернулся к Сирине.
– Итак, любовь моя, приехали.
– Великолепно.
Девушка улыбнулась, глядя только на Брэда и совершенно не проявляя интереса к дому: ее интересовало лишь то, что светилось в его глазах. Когда он наклонился и поцеловал ее, в них, казалось, вспыхнули искры. Затем он помог ей выйти из автомобиля и повел в дом.
Быстро поднявшись по ступенькам крыльца, они подошли к массивной двери, которую тут же распахнул перед ними невысокий лысый мужчина с прищуренными голубыми глазами и сияющей улыбкой. Рядом с ним стояла миниатюрная улыбчивая женщина.
– Месье и мадам Лависсе, моя невеста, принцесса ди Сан-Тибальдо.
Сирина смутилась, услышав свой титул, и протянула руку для приветствия. В ответ оба несколько натянуто поклонились:
– Рады приветствовать вас.
– И мне очень приятно с вами познакомиться. – Сирина окинула взглядом открывшуюся за их спинами часть дома и добавила: – Здесь так чудесно.
Супругам Лависсе комплимент пришелся по душе, как если бы дом был их собственным, и они тут же пригласили Сирину пройти ознакомиться с домом.
– Он, вынужден, к сожалению, признать, уже не тот, что прежде, – извинился Пьер, показывая ей внутренний садик, – но мы с женой делали все возможное, чтобы сохранить все, как было прежде, для месье барона.
Владелец вот уже пять лет не видел своего дома и, вероятно, теперь, в возрасте семидесяти пяти лет от роду, пораженный тяжкой болезнью, вряд ли его увидит. Преданные старые слуги хранили дом для него, а он щедро платил им. Сначала он доверил им солидную сумму на покрытие всех расходов, а теперь, после окончания войны, стал еще ежемесячно посылать им дополнительный чек. В свою очередь, они заботились об этом прекрасном доме с неослабной любовью и вниманием. В начале войны они перенесли и спрятали в подвале в потайной комнате наиболее ценные вещи. Немцы за время оккупации не сумели их отыскать. И теперь, в период пребывания американцев в Париже, супруги Лависсе относились к дому как к своему собственному.
Так же как и в римском дворце, холлы были отделаны мрамором, однако здесь мрамор был мягкого светло-розового оттенка. Вдоль коридора на равном расстоянии друг от друга стояли банкетки в стиле Людовика XV, бледно-розовый бархат которых украшало золотое шитье. На стенах красовались два прекрасных полотна Тернера, изображавшие красочный заход солнца в Венеции. В стену был встроен большой комод в стиле Людовика XV, верхняя часть которого была отделана мрамором. Там и здесь стояли уникальные по красоте предметы мебельного гарнитура. Из холла открывался вид на сад, узкие французские окна выходили на мощеные дорожки, вдоль которых были расположены клумбы с цветами. Сейчас сад не являл всей своей красоты. Когда они прошли в центральную залу, Сирина застыла в изумлении. Стены комнаты были задрапированы темно-красной тканью и белым бархатом, в ней стояла массивная мебель времен Наполеона, несколько кресел-качалок, обтянутых полосатой тканью, две огромные китайские вазы высились по обе стороны бесценного стола. Портреты членов семьи барона, выполненные в полный рост, и огромный камин, в который свободно мог зайти человек и в котором пылал огонь, производили неизгладимое впечатление. Комната была убрана так, что вызывала трепетный восторг и замирание сердца у каждого, кто в нее входил. Невольно возникало желание поудобнее устроиться в одном из кресел перед камином. С нескрываемым восторгом Сирина смотрела на миниатюрные китайские произведения искусства, персидские ковры, серию небольших портретов кисти Зона, изображавших барона и его сестер в детском возрасте. Затем Брэд прошел в другую, меньшую по размеру комнату, отделанную деревом. Здесь тоже имелся камин, правда, гораздо меньшего размера, в котором так же радостно плясало пламя. Три стены занимали шкафы с красиво переплетенными книгами. Тут и до там на полках виднелись пустые места, на которые указал Пьер, состроив презрительную гримасу. Это был единственный след, единственный ущерб, причиненный дому немцами. Офицер, живший здесь во время войны, покидая дом, часть книг прихватил с собой. Однако Пьер полагал, что им еще повезло, поскольку ничего из других вещей взято не было. Немец оказался человеком чести и больше ничего с собой не взял.
- Предыдущая
- 39/178
- Следующая