Мария-Антуанетта. Нежная жестокость - Павлищева Наталья Павловна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
– Да, я буду одеваться в простую одежду солидарно со своим народом.
– А я? Я не могу одеваться в простую одежду, меня не поймут при дворе.
– Ты можешь продолжать одеваться, как и раньше.
– О, Луи, я хотела посоветоваться с тобой по поводу наряда для коронации. Как ты думаешь, стоит ли делать длинный шлейф или это может оказаться неудобным для окружающих. Вдруг кто-то наступит, ведь это не во дворце.
Муж явно помрачнел, видно, ему было непросто сказать следующее:
– Тюрго говорит, что у нас слишком мало средств на коронацию. Он полагает, что нужно провести пока только мою, а твою позже. Мы же должны экономить, ты помнишь?
Я помнила, но представить, что моей коронации не будет, не могла. И все же кивнула, словно так и надо:
– Хорошо, моя коронация будет позже.
Луи облегченно вздохнул:
– Я знал, что ты меня поддержишь, ты же разумная женщина.
Коронацию назначили на июнь следующего года, чтобы успеть изготовить новую корону и подготовить еще массу всякой всячины. Я решила, что так даже лучше, я посмотрю, как проходит коронация, и подготовлюсь, чтобы на моей все было великолепно.
– Мадам, кажется, у графини д’Артуа начались роды… – Жанна Луиза напоминала мне об обязанности быть рядом с роженицей в самый ответственный момент. Я должна присутствовать. Должна, хотя мне очень тяжело.
Я вздохнула и поднялась с кресла. Действительно, надо идти в комнату к Терезе и смотреть, как она рожает. Она рожает, а я нет! Я, которая так любила детей и мечтала их иметь! Я не могла пропустить мимо ни одного малыша без того, чтобы его не приласкать, которая готова была родить кого угодно – мальчика, девочку, хоть даже неживого, только родить, только почувствовать, что я могу!
Чуть не зарыдала от отчаяния. Но я королева, значит, не должна показывать своей слабости. Я сильная, я выдержу.
Когда же наконец Луи хоть на что-то решится! Сколько можно тянуть с операцией?! Врач сказал, что это так просто, один надрез – и все. Неужели Луи так сильно боится боли, что готов унижаться сам и унижать меня?
Из спальни Терезы доносились крики, видно, схватки уже перешли в потуги, она вот-вот произведет на свет младенца. Мне казалось, что это я сама рожаю, так хотелось тоже тужиться и кричать, чтобы капельки пота выступили у меня на лбу, чтобы их вот так же заботливо вытирали и уговаривали еще потужиться, потому что уже показалась головка…
– Мальчик, мадам.
В ответ восторженный крик Терезы:
– Боже, как я счастлива!
И ответ графа д’Артуа:
– Благодарю, мадам.
Конечно, они счастливы! Я тоже рада за Терезу, какая бы она ни была странная и некрасивая, она родила мальчика, очень похожего на Карла, и этим сделала счастливой его и себя.
Я подошла к постели Терезы, обняла ее, шепча:
– Какая ты молодец! Поздравляю.
Мальчика показали всем, и мы ушли. Но на этом мои страдания не закончились. По коридорам Версаля и в обычное время ходило немало чужих, люди являлись посмотреть, как мы едим, поглазеть на приемы, если те не были торжественными. Но это была приличная публика, покупавшая или бравшая напрокат у входа в парк шпаги и шляпы. Зато когда во дворце происходили события государственной важности, сюда являлся особый народ – торговки рыбой. С какого-то времени, я даже не знала с какого, свободный доступ во дворец именно этих женщин стал их привилегией.
Вот и теперь, каким-то образом узнав, что графиня д’Артуа рожает, они толпой пришли в Версаль и расхаживали по комнатам и галереям, словно у себя дома. Нет, они ничего не трогали, не ломали, они просто глазели. Я их видела во дворце всего лишь однажды и не представляла, как сейчас реагировать, что говорить и как себя вести.
Сделать ничего не успела, они окружили нас с принцессой Ламбаль плотным кольцом и стали выговаривать мне, что я не рожаю королю сына. Это было невыносимо унизительно, словно я виновата в неспособности Луи или в том, что он не хочет делать операцию. Но не объяснять же им такие подробности! К моему ужасу, выяснилось, что все все знают. Женщины выкрикивали мне, что нужно «чикнуть» самой, а не ждать непонятно чего!
Выручила нас с Ламбаль Жанна Луиза, пробившись сквозь толпу, она буквально вытащила нас, растолкав непрошеных гостий. Едва оказавшись за своей дверью, я бросилась ничком на постель и весь оставшийся вечер проплакала, жалея саму себя. Ну чем же я прогневила Господа, что он дал мне такие испытания? Я очень хотела родить ребенка, много детей, почему же я должна выслушивать обвинения в неспособности это сделать?!
Жанна Луиза сидела рядом, гладя меня по голове и уговаривая:
– Все еще получится, мадам, все образуется.
Я решила поговорить с мужем уже требовательно:
– Луи, Тереза родила сына…
Конечно, он понимал, о чем я. Дернул плечом:
– Я знаю.
– Сегодня торговки рыбой укоряли меня за то, что у нас с тобой нет детей.
Муж стойко молчал.
– Луи, ведь нужна всего лишь маленькая операция. Почему ты, такой сильный и бесстрашный, не можешь на нее решиться?
Снова молчание.
– Ты сделаешь операцию?
– Да.
– Когда? – я готова была закричать на весь Версаль.
– В свое время…
– Луи, когда подойдет это время? Я состарюсь, если ты будешь собираться слишком долго, и уже не смогу родить. Пожалуйста, сделай то, о чем тебя просят все…
Сказала и замерла. Именно то, что просили и даже требовали все вокруг, удерживало Луи от решительного шага. Я решила подойти с другой стороны:
– Ты любишь детей?
– Да.
– Хотел бы иметь сына.
– И дочь…
– Много сыновей и дочерей, Луи! Пожалуйста…
Ночью он был готов идти, но наступало утро и… все продолжалось. Я не могла понять, почему супруг оттягивает и оттягивает выполнение своего обещания.
Гросс-мадам Клотильду выдавали замуж. И снова наша семья связывалась браком с Савойской фамилией. Четырнадцатилетняя Клотильда перещеголяла даже своих старших братьев. Людовик и Станислав хоть были рослыми, а девушка казалась просто колобком. Мы все очень переживали, но жених не высказал никакого волнения по поводу слишком большой полноты своей невесты. Зато при дворе разошлась шуточка про обмен двух легких савойских принцесс на одну французскую тяжелую. Это было нечестно, потому что ни Жозефа, ни Тереза худобой не отличались. Вообще, из всех близких родственниц только я была стройной. Это, конечно, вдохновляло, но счастья не приносило.
Правда, и Жозефа не могла родить, оказалось, что у Станислава те же проблемы, что и у Луи, и он тоже чего-то тянул. Жозефа, похоже, ничуть не переживала. Она жила своей спокойной жизнью принцессы и не изъявляла особого желания заводить большую семью.
Полнота Клотильды не помешала ей стать женщиной в первую же ночь. Это было вторым ударом, значит, и в четырнадцать, будучи просто толстой бочкой, как Клотильда, рябой и краснолицей, как Жозефа, обладая кривыми зубами и длинным носом, как Тереза, можно быть для мужа желанной и родить ребенка? А я? Кому нужна моя красота, если от нее никто не рождается? У Шарлотты ребенок за ребенком, она скоро догонит матушку. У Амалии – тоже. У Леопольда и Фердинанда – дети. Только у меня никого, хотя я очень, очень хотела детей!
Временами, уединившись в Трианоне, я мечтала, как буду тетехать своих малышей, наряжать их, учить доброму и хорошему, чтобы они выросли достойными наследниками французских королей. Старший сын ведь будет королем. Теперь я точно знала, что ребенка надо учить этому с детства. И на всякий случай второго сына тоже. А дочек я буду заранее приучать к правильному поведению в обществе, чтобы не приходилось за полгода переучивать.
Но это все оставалось мечтами, а наяву Людовик вообще перестал ходить в мою спальню, потому что ему приходилось проходить через целый строй любопытствующих, внимательно наблюдавших, когда и с каким выражением король войдет к королеве и с каким выражением выйдет. Понимать, что все они обсуждают, чем мы занимаемся в спальне и получилось ли на этот раз, было тяжело. Выручила отдельная лестница, ведущая прямо из его покоев в мои.
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая