Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери - Страница 35

— Но она и в самом деле похожа на девятку, — возразил Питер.

— В одном положении — да, но если ее перевернуть вверх ногами — хотя черт знает, где у абстрактной скульптуры верх, а где низ, — то она напоминает, шестерку. Снова ложный след.

И еще одно. Число ударов, нанесенных не столь уж тупым орудием убийства. Мы все время говорим, что их было девять. Но это не так. На самом деле убийца ударил десять раз. Удар по запястью, остановивший часы в столь характерный момент времени, по мнению доктора Праути, вовсе не был результатом того, что девятый удар пришелся вскользь. Это был десятый удар, нанесенный специально, да к тому же, по его мнению, еще и другим орудием. Снова ложный след.

Инспектор Квин пробормотал:

— Есть еще целое множество девяток. — Затем испуганно огляделся.

— Ладно, папа, вовсе не обязательно теперь держать все в тайне. Итак, перейдем к анонимным письмам.

— Остановитесь, Квин! — вскричал помощник окружного прокурора. Он вскочил и стоял за спиной Вирджинии и Питера, указывая на них пальцем.

— Ничего, мистер Рэнкин. Должен заявить вам, — продолжал Эллери, повернувшись к Вирджинии и Питеру, — что мой отец получил несколько анонимных писем, о которых знали только считанные наши сотрудники.

— Теперь вы разболтали об этом, — сердито сказал Рэнкин. — Я с самого начала был против этого. Час назад я говорил об этом окружному прокурору.

Эллери не обратил на него ни малейшего внимания.

— Обыгрывание числа девять в некоторых посланиях явно указывало, что их присылает убийца Импортуны. В некоторых конвертах были игральные карты, целые или разрезанные пополам. Их использовали для передачи определенного сообщения. Как известно, каждая карта при гадании имеет свое значение. Я интерпретировал эти карты, следуя обычной системе гадания. Правда, есть различные системы, и тот, кто присылал карты, никогда не объяснял, какую из систем следует применить. Таким образом, моя интерпретация весьма произвольна, а потому вовсе не обязательно верна. Добавлю, что в заблуждение должны были вводить даже почтовые индексы, которые тоже намекали на девятку.

Даже число конвертов было уловкой. Могу сказать наверняка, что вначале их было девять. Но затем пришел десятый, что нарушило магическое число. И снова ложный след.

В пяти конвертах были словесные сообщения. В одном из них говорилось, что друг молодости Импортуны стал судьей в Верховном суде. О том, какую роль играет девятка в Верховном суде США, знает каждый первоклассник. Обстоятельные поиски, предпринятые нами, ни к чему не привели. Сообщение было совершенно ложным, насквозь ложным.

То же самое оказалось и с четырьмя другими словесными посланиями. Одно из них гласило, что Импортуна в молодости играл за полупрофессиональную команду в бейсбол в Бингхэмптоне, штат Нью-Йорк. К сожалению, это не соответствовало истине. Другое послание — простите, что я вспоминаю о нем здесь, миссис Импортуна, — извещало о пристрастии Импортуны к девятихвостой кошке. Миссис Импортуна заверила меня, что это неправда, к тому же не было никаких доказательств того, что Нино был склонен к такого рода извращениям.

Затем также было сообщение, что Импортуна заказал скульптуры девяти муз для своей виллы в Лугано. Вы, Питер, настойчиво отрицали это и объявили нам, что поручения такого рода относились к вашей компетенции. Но вам об этом ничего не известно. У вас не было никакого основания для лжи, так как самые примитивные расследования моментально позволили бы найти скульптора.

Таким образом, девять посланий оказались либо совершенно ложными, либо не важными. Как я уже говорил, я попытался отбросить ложные, чтобы найти подлинную девятку. И тут я пришел к констатации, которая меня буквально уничтожила: все девятки были ложными, во всяком случае, безусловно все те, которые имели хотя бы малейшее значение. Нино мог подписывать договоры либо девятого, либо восемнадцатого, либо двадцать седьмого числа каждого месяца, мог назначить свою свадьбу на девятый день девятого месяца, потому что рассчитывал таким образом обрести счастье. Он мог и исказить дату своего рождения, чтобы там были одни сплошные девятки. Но все это была сущая правда. Это делал Импортуна, а не его убийца. Я затеял все это, чтобы найти одну девятку, на которую указывал бы убийца, а в результате оказался с пустыми руками.

Настал момент, когда я устранил все девятки кроме одной, — сказал Эллери.

Наступила кульминация его тщательно срежиссированного спектакля, и Эллери играл свою роль так, как играются аналогичные кульминации в аналогичных же инсценировках. Он зачаровывал зрителей сверканием своих глаз, использовал свой голос как шпагу, которой наносят смертельные удары. Он царил на сцене, он угрожал зрителям своим воздетым перстом.

— Кроме одной, — повторил он. — И одна девятка была подлинной. Только одна.

Это была последняя девятка в десятом послании. Это неожиданно поступившее последнее письмо, которое нарушило магию цифры девять, и побудило меня задать вопрос, который я поставил перед вами, миссис Импортуна. О ленче с Питером Эннисом 9 декабря 1966 года.

Вирджиния вздрогнула и оцепенела в гневе.

— Сожалею, но у меня нет другого выхода. Я сказал вам, что не могу обещать, что буду держать в тайне от полиции и властей записи в вашем дневнике в том случае, если информация покажется важной.

— Информация? Какая информация? — Инспектор Квин в гневе вскочил. А помощник окружного прокурора застрочил с небывалой скоростью в своем блокноте.

— Миссис Импортуна с юношеских лет ведет дневник, папа. Она была столь любезна, что разрешила мне прочесть запись от 9 декабря 1966 года. Из этой записи я узнал, что в тот день, во время ленча с Эннисом всплыла еще одна девятка. Вот какая.

Эллери наклонился вперед.

— Договор, заключенный Вирджинией и Нино перед свадьбой, должен был действовать еще ровно девять месяцев— девять месяцев с того дня, с 9 декабря 1966 года до 9 сентября 1967 года. Даты, когда миссис Импортуна согласно договору становилась единственной наследницей своего мужа.

Вот эти девять месяцев никто не изобретал специально, они не были уловкой или каким-то ложным следом. Эти девять месяцев были фактом, притом фактом важным. Если кто-то хотел, чтобы Вирджиния унаследовала полмиллиарда долларов, ему оставалось подождать еще девять месяцев, прежде чем ее притязания на наследство окажутся правомочными.

Эти девять месяцев ожидания, ей-богу, очень походили на беременность — сравнение циничное, зато верное. 9 декабря 1966 года произошло, так сказать, зачатье. Последовали девять месяцев вынашивания, а потом —9 декабря 1967 года родился ребенок: монстр по имени убийство. Да, и даже орудие убийства, использованное при этом, имело надпись, сделанную скульптором, — «Рождение ребенка на свет».

Эллери сделал паузу, чтобы перевести дух. Все принялись уговаривать его продолжать повествование, даже Рэнкин из своего угла.

— Рассмотрим момент, который я сравнил с зачатием, — трапезу в уединенном ресторанчике 9 сентября прошлого года. Как вы помните, я искал хотя бы какой-то намек, который указывал бы на убийцу. Мне пришлось задать себе вопрос, не случилось ли во время этой трапезы чего-нибудь, чего убийце следовало не без основания опасаться? Что вы скажете относительно этой встречи самой по себе? Допустим, стало бы известно о срвмест-ном появлении Вирджинии и Питера на людях — об этой единственной допущенной ими неосторожности. Если известно, что Вирджиния Импортуна и Питер Эннйс, личный секретарь ее мужа, состоят в связи, если известно, что Вцрджиния по условиям соглашения не может покинуть своего мужа, не потеряв при этом всего, если известно, что Питер должен ждать еще девять месяцев, пока Вирджиния станет наследницей Импортуны, то есть известны все эти простые факты, то любой может домыслить себе остальное — план убийства Импортуны, его вынашивание и, наконец, рождение преступления. Вот это-то и составляло смертельную опасность для того, кто создал этот план. Эта девятка, которую он хотел было скрыть среди множества ложных девяток, которыми он так и бомбардировал нас после убийства.