Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки" - Страница 42
- Предыдущая
- 42/45
- Следующая
— Мне кажется, что если проблема серьёзная, нужно обращаться к зрелым, опытным людям.
— Кажется — крестись. Репутация у этого стрелка безупречна. И он делает то, что хочет заказчик. Всё! Не до базаров мне!
— Чайку принести?
— Нет. Я буду думать.
И Михаил Георгиевич думал всю ночь. Он курил, просматривал дело, присланное ему в журнале, прочитал ещё раз статью Беленького, достал из незатейливого сейфа документы, погрузился в них, ходил по комнате туда-сюда, рисовал на листочке какие-то стрелочки и даты. Наутро решил позвонить сыну, хотя разница во времени не предвещала адекватных ответов собеседника:
— Илья, это я. Спишь?
— Я не сплю, — неожиданно ответил Бархатов-младший.
— Я посмотрел фильм. — Пауза, которая говорила больше, чем слова. — Ты поверил?
— Да.
— Но доказательства? Всё против этого парня. Его фильм против слов Голикова и прямых улик.
— Тебе нужны улики? Тебе нужны доказательства? Мне нет. Я хочу встретиться с этим актёром — Борисом Дивовым, я поузнавал о нём, мне кажется, что он и есть Давид.
— Он в городе. И он лично мне передал фильм.
— Как долго он там будет? Я прилечу! Я сам с ним поговорю!
— Хорошо, я узнаю, позвоню тебе. Значит, ты уверен, что всё было именно так…
— Уверен, я всегда тебе говорил, что Голиков не должен быть рядом. Ты не слушал меня.
— Я это исправлю, сын.
Бархатов славился тем, что никогда не порол горячку, не принимал поспешных решений, не кидался в аффекте на врагов, всегда оставлял себе время обдумать. Возможно, именно поэтому, имея немалый криминальный опыт, он ни разу не привлекался к судопроизводству. Только будучи несовершеннолетним был пойман на воровстве, просидел два часа в кутузке и с позором водворён домой. Именно тогда отец сказал ему: «Не умеешь — не берись! Поручи другому». Этому принципу Михаил и следовал всю жизнь. Что он умел? Руководить, организовывать, планировать, анализировать, договариваться. Он стратег. Но никогда лично не работал, не грабил, не делал фальшивые документы, не продавал наркотики, не убивал. И даже чай не заваривал. Ибо это умеет кто-то лучше, чем он. Вот и сейчас он только думал, расписывая роли для других.
Утром Аркаша сказал, что пришёл ответ с форума. «Сыграем. У тебя есть обновление?» Бархатов велел написать: «Играем старую версию». Он вытащил из сейфа ещё один телефон и включил его. Приказал ехать в избирательную комиссию. Там он написал заявление о снятии своей кандидатуры с выборов. Не ответил ни на один истеричный вопрос чиновников и своих помощников. А потом сразу направился в гостиницу «Ривьера», где остановилось большинство артистов вчерашнего фальшивого представления.
Поднялся на третий этаж, постучал в номер 303. Михаилу Георгиевичу даже показалось сначала, что он не туда попал — он не узнал парня. Сонный, нечёсаный, в трусах, завёрнутый в простыню, он был совсем не похож на того богемного везунчика с задранным подбородком, что вчера так складно рекламировал фильм и его, Бархатова, как кандидата в мэры.
— О! Вы всё-таки посмотрели? — вместо приветствия сказало растрёпанное нечто, открывшее дверь. — Проходите. Видимо, появились вопросы.
И Бархатову пришлось зайти и стать свидетелем, как парень быстро преобразился: натянул брюки, накинул серую рубашку, сделал хвостик и умылся. Рыжий актёр уселся напротив Бархатова на журнальный столик, заказал по внутреннему телефону два кофе и сказал:
— Будем знакомиться?
— Давид? — осторожно спросил Бархатов.
— Давид.
— Я хочу теперь всё услышать от тебя.
— Вряд ли я сообщу вам что-то новое. Вы всё видели.
— Почему ты молчал столько лет?
— А если бы я к вам пришёл, вы бы мне поверили? Выслушали? Тем более вы же видели в фильме — я не читал документы. Я их спрятал, надеясь сообщить позже Максу, где они лежат. И ещё я понимал, что Голиков меня ищет. Я просто прятался, выживал, пытался состояться.
— А сейчас?
— А сейчас у меня есть возможность, чтобы…
— Отомстить.
В кармане у Бархатова зазвенел телефон. Он посмотрел на экранчик — незнакомый номер.
— Алло.
— Готов сыграть. Старый пароль?
— Андрис Берзиньш*.
— Место твой город?
— Да.
— Охрана есть?
— Да.
— Сроки важны?
— Хочу, чтобы быстро.
— Будут условия?
— Да. Я хочу, чтобы игрок был человеком с определённой внешностью. Я вышлю фотографию. Это внешность мальчишки. Возможно это устроить?
— Ты хочешь, чтобы объект видел и узнал игрока?
— Да.
— Интересно. Записывай ящик, высылай инфу на объект и на игрока. Сегодня. Завтра ящика не будет. Перезвоню завтра. Ящик: латинские буквы, без пробелов Lugner14@gmail…
Разговор оборвался. Борис слушал внимательно, понимая, что сейчас происходит именно то, к чему он стремился всё время. Слушал и не понимал, где тот триумф от неизбежности возмездия? Он же осознавал, что стал свидетелем заказа на того человека, которого он ненавидел и боялся. Вот оно — реальное правосудие, очистительная месть, но от этого никакой радости, никакого удовлетворения. Он, копаясь в собственных чувствах, даже не понял, зачем Бархатов его спросил:
— Где взять твою фотографию до побега?
— У Ильи должна быть… — бездумно ответил Давид-Борис. Он подумал, что покой и довольство придут позже, когда сатисфакция свершится…»
Матвей Архаров захлопнул книгу. В отличие от своего литературного двойника он не стал впадать в шоковое состояние. Никакого червя или тем более змеи в груди не появилось. Наоборот, Матвей Григорьевич почувствовал себя молодым и сильным. Он прищурил один глаз, как будто целился, оскалил зубы, а правой рукой стал барабанить бравурный ритм по подлокотнику кресла.
— Ожидать от мести удовлетворения — это глупо. Ты не вернёшь себе невинность, не забудешь боль и унижения, я не верну себе сына, не прощу себе того, что стал партнёром и наставником его убийцы. Но это не значит, что нужно оставить всё как есть, — Матвей Григорьевич говорил, смотря на кого-то невидимого, говорил спокойным менторско-отеческим тоном. — Интересная идея, что киллер примет вид того человека, которого обидели… Хм… Что ж… Когда-то я действительно обещал, что позабочусь о тебе. Наверное, настало время выполнить обещание?
Мужчина легко встал (никаких старческих оханий и натуги), взял с комода телефон и, невзирая на то, что было всего пять утра, набрал номер. После долгих гудков произнёс:
— Это Архаров. Меня интересует писатель Эс Безуглый. Я хочу с ним встретиться. Завтра же. Нет сегодня. Понятно? Делайте!
***
Андрон Анатольевич Горинов в скромном на первый взгляд костюме, с позолоченным знаком города на шее и с приклеенной улыбкой на измученном церемониями лице вошёл в кабинет мэра. Все провожатые остались вне «святая святых» городской администрации, оставляя «право первой ночи» вновь избранному градоначальнику. Церемония инаугурации благополучно разрешилась новым мэром, скучными репортажами и многочисленными обсуждениями нарядов всех приглашённых околовластных особей. Теперь он — официальный хозяин города. Позади все эти идиотские метания, сражения с несуществующими врагами, лживые выражения лица, подготовленные аплодисменты, глубокомысленные и пустые речи и бла-бла-бла.
Андрон прислонился к двери и выдохнул. Вот он, кабинет, который столько лет занимал его отец, а теперь он, самый молодой мэр государства, будет нести здесь службу. «Вот, блядь, центральная сидушка для слуги народа!» — весело и одновременно устало подумал Андрон. В углу флаг, над креслом герб, на тяжёлом, незыблемом, как гора Сион, письменном столе малахитовые приспособы для письма и пресс-папье, на стене ненавистные морды отцов-основателей города. Среди портретов есть и лик отца-основателя нынешнего мэра. На длинном переговорном столе в разнокалиберных вазах цветы от благожелателей, тут же несколько бутылок с дорогим алкоголем, к одному из стульев прислонилась картина, изображающая московский кремль в предрассветной полудрёме. Это всё подарки в честь победы на выборах, первый вклад подсуетившихся в мэрское расположение. Андрон оглядел всё это великолепие и презрительно хмыкнул — вспомнил, как одаривали. Только один человек ничего не подарил, а сухо по-отечески пожал руку и лаконично сказал: «Ты достоин». Это Матвей Григорьевич.
- Предыдущая
- 42/45
- Следующая
