Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б. - Страница 36

  Широкий тесак вспорхнул невесомее пушинки, по сложной дуге пошел вниз, подсекая под колени... Гибель напарника дала кэччи время, и он подобрался опасно близко к противнице.

  Милена взвилась в прыжке, перекатилась по крыше машины и, не останавливаясь, скользнула к лесу по другую сторону дороги. Словно в насмешку над усилиями, оба ближние дерева оказались мертвы - под пальцами ощутилась лишь осклизлая труха... Кора со скрипом подалась, оставила в щепоти жалкий клок расползающегося мха. Щека впечаталась в грязь полужидких, гниющих листьев. Милена на миг прикрыла глаза. Бок показался непосильным, когда запахи мертвого леса, выхлопа машин и сернистого присутствия исподья смешались, запершили в горле сухим кашлем.

  Но никто не пришел на помощь. В плоскости и помогать-то - некому...

  Лязг когтей по металлу помог очнутся. Отметил момент, когда кэччи без усилия перемахнул машину. Он преследовал противницу, не давая ей ни мига передышки.

  Милена извернулась и змеёй утекла под днище, радуясь: эта машина высокая, а не как многие иные, замеченные близ больницы - будто приклеенные к дороге.

  Кэччи грохотал по промятой крыше, попробовал затоптать и придавить. Днище проседало, и это казалось опасно... Милена оскалилась, выкатилась на дорогу - и сознала свою мгновенную беззащитность. Бой - удел ангов, Черна бы справилась, Черна никогда и никого не просила прикрыть спину. Она сама свтавала за спины соллабых - и отгоняла смерть... Но где она теперь, ненавистная и столь нужная - Черна?

  Милена сжалась в комок, мысленно приказала себе - встать! Встать и бороться, даже если непосильно, даже...

  Коаем глаза она отметила промельк света. В душе колыхнулась надежда - и окрепла в цокоте крошечных колокольцев... Кэччи истошно взвыл, запахло паленым, потянуло дымком. И все утихло...

  Милена осталась одна на поле выигранного боя, хотя миг назад отчаялась и признала себя слабой.

  - Серебро? Откуда в их мире лань? - едва слышно выдохнула Милена.

  Время сделалось внятно и неторопливо, как пар дыхания в стужу. Холод облил спину - исподье утекло из людского мира вовне, оставив след изморози там, где асфальт запятнала темная кровь кэччи.

  Шало встряхнувшись, Милена долго смотрела на свои руки, упертые в грязь, мелко дрожащие. Победу победу ей, в общем-то, подарили. Только - кто?

  Бывшая первая ученица Файена глубоко втянула ноздрями воздух, улыбнулась миру, признавая: я живая, мне хорошо! Она села удобнее, откинулась на борт машины. Без спешки рассмотрела мутное небо, не умеющее быть глубоким и темным, изуродованное городом.

  На опушке один за другим затеплились фонари. Ветерок пригнал запах сырости. Сигнал ближней машины жалобно охнул - и затих окончательно. Фары мигнули и наоборот, разгорелись - сперва мерзким фиолетовым, а затем еще более паскудным мертво-белым. Досадуя на этот фальшивый свет, спрятавший сам след истинного серебра, Милена нашарила камень, встала и без спешки разбила все стеклянные бельма на мордах машин. Восстановив ночь в правах хотя бы вблизи от себя, Милена осмотрелась.

  От кэччи, само собой, остались лишь следы их боевого соприкосновения с предметами плоскости - вмятины на кузовах, царапины на дороге, трещина через все лобовое стекло. Изморозь.

  В дальней машине за рулем по-прежнему сидел водитель, и глаза имел такие круглые и яркие, что Милена с долей сочувствия спросила у парализованного страхом мужчины:

  - Обделался?

  Звучание собственного голоса оказалось искаженным, но не лишенным мелодичности. Ускользающе малая хрипотца даже украшала нижние нотки. Утратив интерес к водителю, Милена шагнула к средней машине, зажатой меж двух больших. Села на то самое место, откуда трус в шикарном пальто недавно уполз бодрой рысью, на всех четырех.

  Милена улыбнулась женщине, внимательно изучая ее лицо, по-прежнему белое. Ее огромные, во весь глаз, зрачки. Милена постаралась выстроить предстоящий разговор, и для начала нагребла в сознаии единую кучу потенциально годных слов. Старательно выговорила их на местном наречии:

  - Пасиба. Ты дела... делала сирибро? Как делала? Харашо делала...

  - Нет у меня серебра! - всхлипнула женщина, с отчаянием глядя на Милену. - Господи, ну почему всем от меня что-то надо! Ничего у меня нет! Ничего! Даже дома нет... Я подписала бумаги, я трусливая дура и все подписала...

  - Бу-ма-ги, - напевно повторила Милена, исправляя выговор. - Ничего не нада. Ты не дура. Ты харашо... Чер! Мы с тобой - хорошо делали. Сделали. Справились. - Она рассмеялась, нагнулась и подобрала портфель, а затем и бумагу. Старательно её порвала в мелкие клочья, подмигнула и еще раз улыбнулась. - Все слова знаю. Привыкаю говаривать. Выговаривать. Меня зовут Милена. Ты вручила меня. Выручила? Я выручила тебя. Все хорошо. Все сзади... позади. Моно плакать. Мож-на кричать. Можно страхаться... бояться. Можно сказать мне, что плохо. Нужно сказать.

  Женщина слушала очень внимательно, кивала каждый раз, когда Милена делала ошибку и исправляла её. Постепенно возымело действие все то доступное вальзу, что пряталось за словами. Напряжение позы ушло, руки денщины расслабились, согрелись. Бледность сменилась более здоровым тоном кожи. Женщина позволила себе прикрыть глаза и помолчать, слушая ночь и не опасаясь её звуков.

   - Я Маришка. То есть Марина. Они отобрали сумку. Вломились и... То есть, я открыла, ведь их привел участковый. Они ввалились, все обыскали. Забрали паспорт. Ключи, телефон, карточку... все забрали. Потом я подписала дарственную на квартиру. Прямо когда ты появилась. И нам с Мишкой некуда теперь идти. Совсем. И Влад пропал. И...

  Милена красиво взвела бровь, прекращая поток жалоб, прорвавший плотину молчаливого, окончательного отчаяния. После нескольких попыток портфель поддался и открылся. Из него, перевернутого, высыпалось содержимое.

  - Ключи? - предположила Милена.

  - Паспорт. Телефон. Кошелек.

  Маришка отрывисто выговаривала слова и рылась в вещах дрожащими руками, снова паникуя и всхлипывая, теперь уже от запоздалого, вторичного страха. Наконец она осознала произошедшее, резко выпрямилась, выпустив из рук ценное свое имущество.

  - Погоди... А эти, черти... Кто они такие?

  - Кэччи, - Милена повела рукой, с неудовольствием рассматривая сломанные ногти. - Исподники. На ваш лад... Кэччи - вроде капитана, наверное. Я плохо ловлю суть званий. Только один был большой военный. Все другое далеко. Неудобно брать... знания брать.

  - Капитаны так не выглядят, - глубокомысленно сообщила Маришка, наконец-то осознав, что сын всего лишь спит, что ничего непоправимого с ним не случилось. - Укол вот... Я так испугалась.

  - Спит, неглубоко, - Милена тронула пульс у челюсти малыша. Помолчала, всматриваясь в свет души ребенка и течение силы. - Иногда глаза открыты, иногда закрыты. Утром будет здоров. Исподники не люди. Мы - люди. Они хотят заиметь нас... хапнуть, что есть в нас. Нет слов. Не знаю нужное. Враги. Ушлепки. Козлы. Сучий потрох. Говноеды. Ё...

  - Ты где учила язык? - поразилась Маришка, пихая в бок очень по-свойски и показывая взглядом на ребенка. - Разве можно...

  - Нельзя? Лады. Но смысл точный, выражение то самое. В больнице учила. - Милена покосилась на новую приятельницу и решила пока что не уточнять, почему оказалась сперва в больнице, а затем здесь. - Нам пора. Этот обделался, скоро очнется. Прочие свинтили, слабаки. Но возвращаются. Не хочу бить людей. Сегодня - не хочу.

  Милена гибко встала, обгладила себя по бедрам и позволила один томный взмах ресниц при удачном повороте головы в профиль. Все это несомненно заметил и оцененил водитель, пусть по-прежнему парализованный.

  Маришка торопливо сгребла свои ценности в портфель и тоже выбралась из машины. Без возражений передала спящего Мишку новой приятельнице, о которой и знала лишь имя и сомнительное происхождение: 'мы - люди'...

  - Понятия не имею, где мы, - Маришка заново принялась пугать себя. - И эти... И они ведь не отстанут. И...