Похищенный или приключения Дэвида Бэлфура - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 42
- Предыдущая
- 42/52
- Следующая
Дни проходили неприметно, лишь об одном событии стоит рассказать: меня почтил посещением Робин Ойг, один из сыновей легендарного Роб Роя. За этим человеком охотились днем и ночью, он был обвинен в том, что выкрал из Бэлфрона девицу и (как утверждали) силком на ней женился; а он преспокойно расхаживал по Бэлкиддеру, точно по собственному поместью. Это он застрелил Джемса Макларена, когда тот шел за плугом, и усобица с тех пор не стихала; однако он вступил в дом своих кровных врагов, как бродячий торговец в таверну.
Дункан успел мне шепнуть, кто это, и мы с ним обменялись тревожными взглядами. Дело в том, что с минуты на минуту мог нагрянуть Алан; а эти двое едва ли разошлись бы полюбовно; с другой стороны, вздумай мы как-то упредить Алана, подать ему знак, это неизбежно возбудило бы подозрение человека, над которым нависла столь грозная опасность.
Вошел Макгрегор, соблюдая все внешние признаки учтивости и в то же время явно с видом собственного превосходства: снял шляпу перед миссис Макларен, но снова надел, когда заговорил с Дунканом; и, выставив себя, таким образом, в должном (по его понятиям) свете, шагнул к моей постели и поклонился.
— Дошло до меня, сэр, что вы прозываетесь Бэлфуром, — сказал он.
— Меня зовут Дэвид Бэлфур, — сказал я. — К вашим услугам, сэр.
— Я в свой черед назвал бы вам свое имя, сэр, — сказал Робин. — Да в последнее время на него что-то напраслину возводят, так не довольно ль будет, если я помяну, что прихожусь родным братом Джемсу Мору Драммонду, иначе Макгрегору, о котором вы, уж верно, слыхали?
— Слышал, сэр, — не без смятения ответил я. — Как и о батюшке вашем Макгрегоре-Кемпбелле. — Я приподнялся в постели и отвесил ему поклон; я счел за благо угодить ему на тот случай, если он кичится, что родитель у него разбойник.
Он склонился в ответном поклоне.
— Теперь о том, сэр, с чем я к вам пришел, — продолжал он. — В сорок пятом году брат мой собрал часть наших Грегоров и во главе шести рот пошел сразиться за правое дело; а при нем был костоправ, который шагал в рядах нашего клана и выхаживал брата, когда он сломал ногу в схватке под Престонпансом, и носил этот благородный человек то же имя, что и вы. Он доводился братом Бэлфуру из Бейта; и если вы с тем джентльменом состоите в мало-мальски близком родстве, я пришел сюда затем, чтобы предоставить и себя и людей своих в ваше распоряжение.
Не забывайте, о своей родословной я был осведомлен не лучше приблудной дворняги; дядя, правда, лопотал мне что-то насчет знатных родственников, но Бэлфура из Бейта среди них не было; и мне ничего другого не оставалось, как, сгорая от стыда, признаться, что я не знаю.
Робин отрывисто извинился, что меня побеспокоил, повернулся, даже не кивнув на прощание, и пошел к дверям, бросив на ходу Дункану, так что мне было слышно: «Безродная деревенщина, отца родного не ведает». Как ни взбешен я был этими словами и собственным позорным неведением, я едва не усмехнулся тому, что человек, столь жестоко преследуемый законом (и, к слову сказать, повешенный года три спустя), так разборчив, когда дело касается происхождения его знакомцев.
Уже на самом пороге он столкнулся лицом к лицу с Аланом, оба отступили и смерили друг друга взглядами, как два пса с разных дворов. И тот и другой были невелики ростом, но оба так напыжились от спеси, что как будто стали выше. Каждый был при шпаге, и каждый движением бедра высвободил эфес, чтобы легче было ухватиться и обнажить оружие.
— Мистер Стюарт, когда глаза мне не изменяют, — сказал Робин.
— А если б и так, мистер Макгрегор, — ответил Алан. — Такого имени стыдиться нечего.
— Не знал, что вы на моей земле, сэр, — сказал Робин.
— А я-то до сих пор полагал, что я на земле моих друзей Макларенов, — сказал Алан.
— Это еще как сказать, — отозвался Робин Ойг. — Можно поспорить. Впрочем, я, сдается, слыхал, вы мастак решать споры шпагой?
— Разве что вы глухой от рождения, мистер Макгрегор, — ответствовал Алан, — а не то должны были б слышать еще много кой-чего. Не я один в Эпине умею держать в руке шпагу. Когда, к примеру, у сородича и вождя моего Ардшила не так много лет назад случился серьезный разговор с джентльменом того же имени, что и ваше, мне что-то неизвестно, чтобы последнее слово осталось за Макгрегором.
— Вы не о батюшке ли моем говорите, сэр? — сказал Робин.
— Очень возможно, — сказал Алан. — Тот джентльмен тоже не гнушался прицеплять к своему имени слово «Кемпбелл».
— Мой отец был в преклонных годах, — возразил Робин. — То был неравный поединок. Мы с вами лучше подойдем друг другу, сэр.
— И я так думаю, — сказал Алан.
Я свесил было ноги с кровати, а Дункан давно уже вертелся подле этих драчливых петухов, выжидая удобную минуту, чтобы вмешаться. Но при последних словах стало ясно, что нельзя медлить ни секунды, и Дункан, заметно побледнев от волнения, втиснулся между ними.
— Джентльмены, а у меня совсем иное на уме, — сказал он. — Видите, вот мои волынки, а вы оба, джентльмены, признанные музыканты. Давным-давно идет спор, кто из вас играет искусней. Чем же не славный случай его разрешить!
— А что, сэр, — сказал Алан, по-прежнему обращаясь к Робину, от которого и на миг не отвел глаз, как и тот от него, — а что, сэр, до меня и впрямь словно бы доходил такой слух. Музыкой балуетесь, как говорится? Волынку когда-нибудь брали в руки?
— Я на волынке любого Макриммона заткну за пояс! — вскричал Робин.
— Ого, смело сказано, — молвил Алан.
— Я и смелей говаривал, зато правду, — ответил Робин, — и противникам почище вас.
— Это легко проверить, — сказал Алан.
Дункан Ду поспешно достал обе волынки, самое дорогое свое сокровище, и выставил гостям бараний окорок и бутыль напитка, именуемого атолским сбитнем и изготовляемого из старого виски, сливок и процеженного меда, которые долго сбивают вместе в строгом порядке и в нужных долях.
Противники все еще были готовы вцепиться друг в друга; но, несмотря на это, чинно, с преувеличенной учтивостью, уселись по обе стороны очага, в котором полыхал торф. Макларен усиленно потчевал их бараниной и «женушкиным сбитнем», напоминая, что его хозяйка родом из Атола и славится как первая по всей округе мастерица готовить это питье. Робин, однако, отверг угощение, потому что сбитень тяжелит дыхание.
— Я вас просил бы, сэр, заметить себе, — сказал Алан, — что у меня вот уже часов десять маковой росинки не было во рту, а это тяжелит дыхание почище любого сбитня во всей Шотландии.
— Я для себя не желаю выгодных условий, мистер Стюарт, — возразил Робин. — Ешьте, пейте; я последую вашему примеру.
Каждый съел по ломтю окорока и осушил стаканчик сбитня за здоровье миссис Макларен; затем, после бесчисленных расшаркивании друг перед другом, Робин взял волынку и очень лихо наиграл какой-то мотивчик.
— Хм, умеете, — сказал Алан и, взяв у соперника волынку, сыграл сначала тот же мотив и на тот же лихой лад, а потом углубился в вариации, украшая каждую настоящим каскадом излюбленных волынщиками трелей.
Игра Робина мне понравилась, от Алановой я пришел в восторг.
— Не так уж дурно, мистер Стюарт, — заметил соперник. — Однако в трелях вы обнаружили скудость замысла.
— Я? — вскричал Алан, и лицо его налилось кровью. — Я заявляю, что это ложь.
— Стало быть, как волынщик вы признаете себя побежденным, — сказал Робин, — коль вам не терпится сменить волынку на шпагу?
— Разумно сказано, мистер Макгрегор, — ответил Алан. — А потому на время (он многозначительно помедлил) я свое обвинение беру обратно. Я взываю к Дункану, пусть он нас рассудит.
— Полноте, ни к кому вам не надо взывать, — сказал Робин. — Лучше вас самого ни один Макларен в Бэлкиддере не рассудит, ибо если принять в расчет, что вы Стюарт, вы очень сносный волынщик, и это святая правда. Подайте-ка мне волынку.
Алан так и сделал; и тогда Робин принялся повторять одну за другой и исправлять Алановы вариации, которые, как выяснилось, он досконально запомнил.
- Предыдущая
- 42/52
- Следующая