Обратный счет - Зосимкина Марина - Страница 29

• Предыдущая
• 29/63
• Следующая

торопилась признавать свое поражение и все еще рассчитывала соорудить ему

образ из подручных средств.

Лапин гордо раздвинул соседнюю створку и махнул рукой в сторону

ослепительно белых сорочек, которых было еще больше, чем пиджаков. Ни

тебе черных, ни тебе красных, ни тебе в полосочку-клеточку.

– Галстуки показывать? – спросил он самодовольно, расценивая ее

молчание, как комплимент.

– Скажите, Иван Викторович, а что-нибудь еще из одежды у вас есть?

Что-нибудь менее… официальное? Что-нибудь поярче? – спросила его Надя с

жаркой надеждой в голосе.

Лапин обиженно проговорил:

– Что я вам, прощелыга какой-нибудь, чтобы как попугай одеваться?

– Ну почему обязательно – как попугай? Просто иногда можно позволить

себе небольшую вольность, – рассудительно отвечала она, проникнув в глубину

шкафа и обнаружив там нечто интересненькое.

Там, на задворках, тосковали неформатные вещи, по счастью, не

изгнанные хозяином насовсем. В числе прочего нашелся и черный замшевый

пиджак, и песочно-рыжие тонкой шерсти брюки.

– Я это не одену, – заартачился Лапин, но Надя умела быть вкрадчивой.

– Ну, Иван Викторович, ну дорогой, вы только примерьте, а если не

понравится, то и не надо, в сером костюме будем зажигать.

Она вышла, чтобы не мешать мужчине переодеваться, а потом снова

вошла, и, осмотрев его с ног до головы, все равно осталась недовольна. К чему

вообще тут этот глупый галстук? Надежда решительно произнесла:

– Иван Викторович, у вас цепочка золотая есть? Толстая? Должна

иметься, вы же в перестройку наверняка пальцы гнули. Нужна цепочка, нужна

печатка. Есть?

Лапин, конфузливо жмурясь, порылся на полке с водолазками и

джемперами и извлек из глубин футляр, из которого достал толстенную золотую

цепь и перстень-печатку.

– Супер! Настоящие вериги, – одобрила Киреева. Она тут же заставила

его снять галстук и взамен него надеть эти «вериги», расстегнув пару пуговиц.

Потянула его к зеркалу и придирчиво их обоих осмотрела. Лапин выглядел

непривычно, но об этом потом. Чего-то все еще не достает для завершения

ударной мощи его нового образа. Так, чего не достает?.. Черный замшевый

пиджак, песочные брюки, черный кожаный ремень, ослепительно белая

рубашка с расстегнутым воротом, из-под которого проглядывает золотая цепь.

Печатка на мизинце.

В чем же дело? Да в тебе, Надя, в тебе! Цвет волос не тот. Не подходит

твой «темный мед» к его песочным брюкам, не тот оттенок. Нужен контраст,

нужна морковка. В смысле, волосы нужно перекрашивать в лисий цвет, без

этого никак. Да и его прическа никуда не годится.

– Едем в салон, – приказала Надежда, – будем вам стильную стрижку

делать.

– Что вы придумали? – попытался возмутиться Лапин. – У меня отличная

стрижка, делал ее неделю назад, за большие деньги, между прочим.

– Вы с вашей стрижкой похожи на безумного ученого из американской

страшилки, это если в любимом сером пиджаке. А сейчас она вообще не в

кассу. Голова отдельно, тулово отдельно. А ваше тулово сегодня выглядит

удачнее, так что не спорьте, – раскомандовалась Киреева, почувствовав кураж.

– Ну как юбилей племянницы прошел? Ей сколько? Двадцать стукнуло? –

спросила плавным голосом Алина Росомахина, принимая у Надежды

Михайловны бархатную коробочку, которую та протянула ей через стол.

– Спасибо, Алин, мне очень пригодилось. Сколько стукнуло? Двадцать,

да, двадцать. Годы летят…

Киреевой не хотелось рассиживаться, но сразу уйти было не

политкорректно, и она решила немножко у юрисконсульта задержаться.

Вот уже второй месяц, как Алина изменила своей обычной четкости в

одежде, забросила тесные жакеты и узкие лодочки на шпильках и носила

теперь вещи мягкие, драпированные и объемные. Хотя чего там драпировать-то

пока? Однако драпировала.

А по поводу голых беременных животов с пирсингом в пупке заявила как-

то, что так одеваться не подобает. Именно таким словом и выразилась – не

подобает. Киреева тогда едко поинтересовалась: «А что, Алиночка, по-вашему,

беременной быть стыдно? Это скрывать и прятать надо?» И тут же схлопотала

в ответ, что беременной быть не стыдно, а почетно, но женщина беременная

должна выглядеть целомудренно и скромно. И не страдать по поводу того, что

из-за этого ребенка в пузе теряет девять месяцев полноценной жизни.

Надежда тогда решила не заводиться. Отчасти потому, что и сама так

считала, но публично не высказывалась, чтобы не говорили потом, что она

ханжа в силу возраста.

– Надежда Михайловна, вы слышали новость? Руководство решило

отметить 23-е февраля с купеческим размахом. «Елки-палки» доставят с

посыльными всю закусь, а «Утконос» выпивку. Клево?

Киреевой не нравился жаргон, который Алина нахваталась от своего

мужа, и она непременно сделала бы ей замечание, но озвученная новость

сбила ее с толку.

– Да?! – поразилась она, – И кто так решил? Иван?

Алина хмыкнула несколько удивленно:

– Кому Иван, а кому господин президент.

Щеки Киреевой покрыл предательский румянец. Это прокол. Если сей

прокол дойдет до господина президента, то он решит, что она его продала. Или

продает по частям и постепенно.

И она заторопилась увести разговор в другую сторону.

– И что теперь с деньгами делать будем?

Женщины «Микротрона» еще задолго до праздника скинулись мужикам

на банкет. Хорошо, что еще потратить не успели на водку, шампанское и

красную икру. Однако, не забирать же деньги обратно?

– Девки-сборщицы бузят, раздачи требуют. А я считаю, что лучше

оставить как фонд. Или купить на эти деньги мужикам сувениры. Ну и что, что

Лапин раскошелился. Какая разница?

Киреева тоже считала, что разницы никакой, пусть хоть фонд, хоть

мужикам сувениры, только ей надо было забить баки въедливой Алине, чтобы

стерлась у той из памяти Надина оговорка. А может, напрасно она

всполошилась и зря психует?

Нервы у нее всегда были крепкие. Нервы крепкие, а психика устойчивая.

Но сегодня утром она входила через стеклянные двери бизнес-центра, а потом

стояла в очереди к лифту с таким ощущением, будто не два дня, а по крайней

мере два года провела в параллельном мире, который существует рядом, как

версия этого, только там персонажи твоей жизни поменялись ролями, и сама ты

– уже не ты. Ты там оказалась, ты там жила, и с грустью при этом осознавала,

что это все не твое, и в полночь принц превратится в крысу.

До свадебного пира оставалось время, и они действительно завернули в

парикмахерский салон. Лапин поддался на уговоры Нади и сел в кресло к

стилисту, который, предварительно осмотрев с его ног до головы, подумав и

взвесив, обрил его налысо. То есть абсолютно.

Реакция Лапина на этот акт вандализма Надю удивила. В первые

секунды, ей показалось, он окаменел от ужаса. Однако не затрепыхался в

кресле у мастера и не стал хватать его за руки, выкрикивая восклицания, а

остался сидеть там, где сидел, мужественно рассматривая свое отражение в

зеркале. Наде даже показалось, что он улыбается, чуть-чуть и несколько

иронично.

Дамский мастер был занят, и Надежда смогла оценить мужество Лапина

во всем масштабе, когда настал черед его знаменитых усов. С лысым черепом

и усами подковкой Лапин был похож уже не на сумасшедшего американского

ученого, а на запорожского казака Тараса Бульбу. Волевое решение их сбрить

Лапин принял сам, сверкнув глазами в сторону Киреевой, подглядывающей за

событиями из кресла в холле.

Тут ее, наконец, пригласили пройти к мастеру, и она покинула

наблюдательный пост, не дождавшись общего результата. С ней провозились

• Предыдущая
• 29/63
• Следующая