Темный лорд. Заклятье волка - Лахлан Марк Даниэль - Страница 59

• Предыдущая
• 59/89
• Следующая

— Маяк прекрасно видно, и от дворцовых окон падает столько света, что вернуться обратно будет не трудно. Мы сможем.

Мальчик помог женщинам сойти в лодку, мужчина взял­ся за весла.

— Ну и времена настали, дамы, — заметил гребец.

— Да уж, — откликнулась Стилиана.

— Стоит ли ей ехать в таком положении?

— Нужда велика.

Беатрис поразило, с какой непринужденностью Стилиа­на общается с этими людьми, позволяет им задавать вопро­сы, не приказывает помнить свое место. Между ними не бы­ло никаких социальных преград, она не пыталась выказывать свое превосходство. Отец Беатрис часто говорил, что по­добное обхождение со слугами неминуемо приводит к бе­де. Ее отец, Руан, двор. Та жизнь казалась теперь такой да­лекой.

Они тронулись в путь, и дворцовые огни померкли у них за спиной, теперь им светила только их маленькая лампа и большой фонарь в темноте.

— Я прямо как Харон, — пошутил гребец. — Я получу свою монету?

— Что? — не поняла Беатрис.

— Перевозчик мертвых, — пояснила Стилиана. — Древ­ние греки считали, что между нашим миром и миром мерт­вых течет река, и Харон перевозит через нее.

Беатрис не оценила шутки, она не сводила глаз с огня впе­реди, который становился все больше.

— Что это?

— Башня Леандра, — сказала Стилиана. — Маяк.

— Зачем мы туда плывем?

— За светом, — ответила Стилиана.

Беатрис мерзла и куталась в плащ. Вскоре из мглы выплы­ла громадная башня с сияющим огнем. Башня была камен­ная, круглая, с открытой площадкой на крыше, где горел огонь. Позади него был установлен лист отполированного металла, который усиливал свет маяка.

Лодка ударилась о грубый причал. Двое мужчин помогли пришвартовать лодку, но тут же снова скрылись в маяке.

Мальчик помог Стилиане и Беатрис высадиться на при­чал, а затем передал Стилиане лампу. Она взяла ее и пошла в башню, Беатрис старалась не отставать.

Грубо сколоченная лестница вела к площадке внутри баш­ни. И снова Стилиана пошла вперед. Беатрис думала, что не сможет подняться по такой лестнице, однако справилась, ша­гая бочком. От отчаяния она забыла об усталости и страхе. С площадки на крышу башни вела еще одна лестница. Одо­леет ли она ее? Она должна. Она поднялась.

Беатрис вышла на крышу и поглядела на море. Даже в све­те жаровни она почти ничего не видела за пределами самой крыши. Мгла была непроницаема. Беатрис оглянулась и не­вольно ахнула. Старуха-рабыня, одетая во все черное, обер­нулась, и Беатрис показалось, что она возникла из ниоткуда, когда ее смуглое лицо заблестело в свете маяка.

— Это Арруда, — пояснила Стилиана. — Она меня вы­растила.

Женщина опустила глаза, но вовсе не из почтительности, как показалось Беатрис. На ее лице был написан вызов, да­же как будто гнев.

От огня жгло жаром, и Беатрис немного отодвинулась.

— Уже пора? — спросила Стилиана.

— Пускай огонь немного прогорит, — сказала Арруда. — Луна пока еще растет.

— Откуда она знает? — удивилась Беатрис.

— Я это чувствую, — пояснила Арруда.

— Зачем она здесь? — спросила Беатрис.

— Потому что Бог любит троицу, — пояснила Стилиана, — и сам Бог в трех лицах.

— Небо, земля и то, что под землей, — сказала Арруда, — прошлое, настоящее и будущее. Отец, сын, святой дух. Дева, мать и старуха.

Беатрис больше не желала слушать. Она села, дожидаясь, пока пламя немного утихнет. Это случилось довольно скоро, и так же скоро в жаровне остались только мерцающие угли — приглушенное свечение в непроницаемой тьме.

Наконец старуха подошла к ней. Она плеснула себе на ру­ки какой-то жидкости из фляги и намазала Беатрис веки.

— Вода с корабля, потерпевшего кораблекрушение, — по­яснила она.

Затем старуха взяла другую флягу и поднесла к губам Беатрис.

— Пей, — велела она.

Беатрис послушно хлебнула. Это оказалась медовая вода, только с каким-то горьким, затхлым привкусом.

— Что это такое?

— Кикеон, тот, что готовили наши предки, — сказала ста­руха, — на сирийской руте.

Старуха со Стилианой уселись у жаровни, невидимые в тем­ноте друг для друга и для Беатрис, и затянули вполголоса:

— Та, которую называют Гекатой, та, у которой множество имен, та, которая разрезает воздух и сияет в ночи, с тремя голосами, с тремя головами, с тремя лицами, с тремя шеями, богиня трех дорог, та, которая несет негасимое пламя в трех чашах, защищает по ночам необъятный мир, та, перед кото­рой демоны дрожат от страха и склоняются бессмертные бо­ги. Подчиняющая и подчиненная, подчиняющая людей и сти­хии, повелевающая хаосом. Славься, богиня!

Эти слова Беатрис вовсе не понравились. Она сосредото­чилась на молитве, принялась умолять Христа помочь ей, спасти ее душу. Однако с места она не сдвинулась — она жаж­дала откровения.

Старуха бросила что-то на угли, и они вспыхнули.

— Я сжигаю во имя тебя эту траву, богиня лекарственных трав, что бродит по горам, богиня перекрестков, подземелий и ночи, повелительница адской тьмы, страшная и безмолвная.

Беатрис поняла, что то и дело крестится.

— Ты, что находишь пропитание среди могил, в ночи и темноте, в вечном хаосе, никто не скроется от тебя. Ты му­ченье, справедливый суд и возмездье. Ты, змеями окружен­ная, пьющая кровь, несущая смерть, разрушительница, по­жирающая сердца.

Беатрис закашлялась и упала вперед, встав на четверень­ки. Из носа у нее текло, в горле совсем пересохло.

— Пожирающая плоть тех, кто умер до срока, дающая го­лос горю и сеющая безумие, прими мою жертву, приди, дай мне ответ. Говорить ли нам о том, о чем нельзя говорить? От­крыть ли нам тайну, какой нельзя открывать? Произнести ли слова, какие нельзя произносить?

Огонь вдруг снова ярко запылал, Беатрис попыталась под­няться, но ее тело как будто приросло к полу.

— Пошли нам откровение, — звучали слова, — открой на­ши глаза, прогони тьму, госпожа, бродящая в ночи, светлая Селена.

Из-за тучи вышла луна, полная, яркая, гораздо ярче, чем когда-либо доводилось видеть Беатрис, как будто светилу на­доело так долго прятаться во тьме, и теперь от радости осво­бождения оно сверкало в два раза сильнее.

Когда она снова поглядела перед собой, оказалось, что она уже не на крыше. Она была на том самом речном берегу, ку­да переносилась во сне, но не на тропинке у стены, а в густом лесу рядом с ней. Стилиана и Арруда сидели на земле непо­далеку, обе они сжимали в руках по маленькой свечке. В ле­су что-то ворочалось и шумело. Какое-то животное, решила она. В ней зародилось странное новое чувство, нечто среднее между осязанием и слухом, и животное в лесу полыхало жа­ром и сопело, как будто жар и сопенье были одно и то же.

— Как же я узнаю ответ? Как узнаю, чего он добивается?

Стилиана с Аррудой ничего не отвечали, лишь смотрели в пустоту.

Беатрис нестерпимо хотелось бежать из леса. Потому что здесь рядом было не только это шумное животное. Она под­нялась. Она ничего не видела, лишь деревья и темноту; луна застряла в ветвях, и ее собственные руки слабо светились в лунном сиянии. Беатрис двинулась вперед, раздвигая ко­лючие ветки. У нее за спиной кто-то есть. Она обернулась. Никого. Ей хотелось вернуться на тропинку, пойти к малень­ким огонькам на стене, посмотреть, горят ли они до сих пор. Почему-то это было особенно важно.

Река впереди сверкала, словно выложенная серебром до­рога. Она направилась к воде, цепляясь одеждой за репьи, царапая и обдирая кожу о колючки.

В лесу у себя за спиной она слышала шорох. Она продира­лась вперед с трудом, ребенок даже в этом мире грез мешал двигаться.

«Ты идешь к источнику». Голос прозвучал в ушах, больше похожий на шелест деревьев, чем на голос человека.

— Я буду противиться судьбе!

«Ты сама судьба. Назови свое имя, Верданди».

— Я не знаю такого имени.

• Предыдущая
• 59/89
• Следующая