Поздний экспресс (СИ) - Волкова Дарья - Страница 16

• Предыдущая
• 16/45
• Следующая

   В такие моменты внутри больно бывает так, что спасение только - бутылка водки в одного, да и то, не факт, что поможет. Или за руль и педаль газа в пол. Чтобы вибрировало все - от стального сердца машины до твоих пальцев на руле, и все мысли сметает несущийся по артериям адреналин.

   Водка дома отсутствует, идти в магазин нет ни сил, ни желания. Машины тоже нет. И поэтому из чехла достается Fender. Усилитель, наушники, пальцы привычно сжимают медиатор. Звук погромче, музыка поубойней. Korn, Linkin Park, System Of A Down, старый добрый AC/DC. Он играл себе долго, пока до дрожи не устали руки, а в ушах, когда он снял наушники, стояла гулкая тишина после ревущих гневных гитарных аккордов.

   Спал он в эту ночь не один. Компанию ему составил его верный Dreadnought[3].

   __________________

   Всю ночь бушевала гроза. И утро было пасмурным. Наверное, именно поэтому он проспал. То есть, идти ему никуда не надо было, но обычно просыпался сам, часов в восемь. А тут, в половину десятого его разбудил телефонный звонок. На ощупь нашарил телефон, в трубку хрипло:

   - Да?..

   - Вик, забери меня.

   Он проснулся мгновенно, резко сел на кровати.

   - Надь, что случилось?

   - Ничего. Я хочу отсюда уйти. Забери меня, - а потом, после паузы, совершенно иным, неузнаваемым, не ее голосом: - Пожалуйста, Вик...

   Вот теперь он начинает паниковать. Снова.

   - Что случилось?!

   - Ничего, правда. Со мной все в порядке. Я просто хочу домой.

   - Врач сказал...

   - Мне все равно, что сказал врач! - срывается она. Ему слышно, как она там вздыхает, на другом конце трубки. Вздыхает раз, другой. И, тихо: - Я все равно уйду, Вик. Утренний осмотр был, заявление о самовольном уходе я написала. Или я ухожу одна, или...

   - Дай мне пару часов.

   Одеваясь, он думал о том, что единственный шанс ему не бежать каждый раз по ее первому же зову - быть от нее как можно дальше. А если между ними будет океан - это будет совсем хорошо и сверхнадежно. А еще - о том, что он так и не поменял вчера постельное белье. И спал на этом темном буром пятне.

   ___________________

   Она выглядит чуть лучше, чем вчера. На ней удивительно простая одежда - джинсы, джемпер, даже вместо привычных шпилек - мокасины. Видимо, это Любиных рук дело. Он забирает у Нади большой пакет, наверное, вещи. Например, то самое платье, которое на ней вчера насквозь промокло от крови.

   - Ты как?

   - Жить буду, - небрежно. - Где такси?

   - Я машину у матери взял.

   - Ух ты... Поедем на "Ауди"? Ты сегодня властелин колец?

   - Да.

   - Шикарно. Я тронута.

   Какого черта она ерничает?

   - Угу. Там как раз специально для тебя светлые кожаные сиденья... кстати.

   Она резко останавливается, а он понимает, что перешел все границы.

   - Надь, извини. Я это... не подумав, ляпнул. Черт, извини.

   Он ждет, что она сейчас устроит ему скандал, наорет, обзовет хамом. Но она лишь кивает медленно.

   - Ничего. Я заслужила, - и, пресекая его попытку что-то сказать: - Пойдем. Где машина стоит?

   - Домой? - он задает совершенно очевидный вопрос, но молчание угнетает. Щелкает ремнем безопасности, поправляет зеркало заднего вида. Он не любит ездить на этом бегемоте, но свою машину отец не дал, не может ему простить ту пустяковую царапину на бампере. - Надь, ты спишь, ау? Я спрашиваю - домой тебя отвезти?

   - Домой, - кивает она. - К тебе.

   - Что?!?

   - Вить, - она поворачивает голову в его сторону, и ему кажется, что он видит ее первый раз в жизни. Нет дерзкой, насмешливой, идеальной красавицы. Лиловые тени под глазами, волосы небрежно заплетены в косу. Синева глаз будто чернильная. И все равно Надя кажется ему безумно красивой. Даже более красивой, чем обычно. Такой... настоящей. Без маски. И очень хрупкой, почти стеклянной. Тронь - разобьется. - Я понимаю, что втянула тебя во всю эту историю без твоего ведома. Я виновата перед тобой, - он не знает, но она вкладывает в эти слова совсем иной смысл, неясный даже ей самой. Но уверенность четкая - ей есть в чем виниться перед Виком. - Но все-таки попрошу тебя. Можно, я у тебя сегодня побуду? Один день, Вик. Я прошу тебя. Я не могу сейчас домой. Мне надо с мыслями собраться. А в больнице... так тошно.

   Вот тут он ее понимал, как никто. Больницы ненавидел. Но все равно... это как-то неправильно.

   - Надь...

   - Я не помешаю тебе, - торопливо и как-то... умоляюще? - Буду сидеть тихо, как мышка. Чай тебе буду приносить.

   Он прикрывает глаза. Он просто не может ей отказать. Это невозможно, это выше его сил.

   - Конечно, - ему удается даже улыбнуться. - Поехали. Только у меня бардак дома и жрать нечего.

   __________________

   Люба обещала сестре, но здравый смысл дороже. А Надька чудит, ох как чудит...

   - Мам, можно? - заглянула в кабинет, он у родителей один на двоих. Мать работает, и она знала, что в такие моменты ее лучше не беспокоить. Но сейчас случай особый.

   - Что такое, доченька?

   - Ты только не волнуйся, ладно? - присела рядом.

   - Отличное начало разговора, - Вера медленно снимает очки, аккуратно складывает дужки. - Кто отличился? Ты? Надя? Соня?

   - Надя, - вздыхает Люба. И, решившись: - С ней все в порядке... уже. Но она в больнице.

   Вера Владимировна ахает, прижав пальцы к губам.

Он не врал. И про бардак, и про пустой холодильник. Первым делом - перестелить постель. Надя ни словом не обмолвилось про испачканное кровью постельное белье, отвернулась только, обхватив себя руками.

   - Ложись. Отдыхай. Я в магазин схожу. Пожелания будут?

   - Нет, - зябко передергивает плечами. - Спасибо. Я ничего не хочу.

   - Но тебе же надо, наверное... после всего этого... кушать, - чувствует себя - дурак дураком, уговаривает взрослую девушку поесть.

   - Не хочу ничего, - повторяет упрямо, но устало.

   Воспоминания детства - когда болеешь, кушать куриный бульон. И фрукты еще. Хотя, наверное, сейчас явно не та ситуация. Фиговая из него нянька для капризной принцессы. Ладно, апельсинов купит. Их она любит точно. Сам ограничится универсальной едой на все случаи жизни - пельменями.

   _____________

   На полу возле кровати стоит тарелка с разделенным на дольки, но нетронутым апельсином, стакан вишневого сока. Тоже почти нетронутый.

   - Надь, ну поешь хоть что-нибудь.

   - Я завтракала в больнице.

   Вот врет и не краснеет. Так он и поверил, что Надин Соловьева ела больничную кашу.

   - Я там печенья купил, вкусного. Может, чаю? Крепкого, с лимоном и...

   - Вик, полежи со мной...

   - Что?!?

   Она не смотрит на него.

   - Мне холодно.

   - Я сейчас одеяло еще одно достану.

   - Вик... полежи со мной... пожалуйста. Просто полежи рядом. Недолго. Я... - она наконец-то поднимает на него взгляд, - я ничего делать не буду. Просто полежи рядом со мной. Как плюшевый мишка.

   Плюшевый мишка. Охренеть. Наверное, теперь по горлышко. Больше всего сейчас хочется рвануть из квартиры вон, хлопнув от души дверью. Чтобы не быть плюшевым мишкой для любимой девушки.

   А вместо этого... Что он делает?! Почему не может сказать ей "нет"?! Никогда не может?!

   Лег рядом, поверх одеяла, не прикасаясь и стараясь не смотреть в глаза. Хрен ему это помогло. Надя выбралась из-под одеяла, придвинулась сама, он едва подавил вздох. Уткнулась носом ему куда-то в надпись "Hobbit" на футболке. И, спустя пару секунд, руку ему за спину. Прижалась и затихла.

   А у плюшевого медведя рвется на части его отнюдь не плюшевое сердце. Рвется от противоречивости того, что бушует в этом самом сердце. Очередное унижение - быть грелкой для нее, жилеткой, спасательным кругом. И ничем больше. Это так очевидно, так явно. Измученная синева глаз, мольба во взгляде. А с другой стороны - ну не может он отказать ей, когда она нуждается в нем! Хоть так, но нуждается. И лежать рядом с ней все равно сладко, так сладко, что поневоле можно уже начинать опасаться за то, что организм опять подведет непредсказуемой физиологической реакцией. Что будет сейчас совершенно некстати. И все равно руки удержать невозможно, ладонь ей на плечи, тихонько перебирает волосы. Чувствует себя откровенно жалким извращенцем. Утешается лишь тем, что менее чем через два месяца он будет лишен даже этого. Не увидит. Не прикоснется. Так пусть у него останутся хоть какие-то воспоминания.

• Предыдущая
• 16/45
• Следующая