Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 26
- Предыдущая
- 26/124
- Следующая
«С Афродитой я, пожалуй, переборщил. Попахивает куртуазностью, Анна отлично знает, что я не любитель этих модных манер».
Не давая ей опомниться, он встал так, что их лица оказались совсем близко.
– Прошу вас… Во имя Божье, скажите «да», Анна.
Она медленно и печально покачала головой.
– Нет, Ричард Глостер, это невозможно. Я не стану вашей супругой.
Ричард резко отступил, словно обжегшись. Необходимо взять себя в руки. Еще не все потеряно. Кроме любовных признаний, есть и другие способы принудить Анну. Главное, чтобы сейчас она не заметила бешенства в его глазах. Пока рано отказываться от роли потерявшего голову влюбленного. Она должна оставаться в убеждении, что для него сейчас нет ничего важнее ее. Женщин это пленяет.
Анна заговорила, и ее голос звучал ровно, может, немного подавленно.
– Вероятно, я давно ожидала от вас предложения руки и сердца. Но уж никак не признания в любви. Я считала, что вы преследуете свои интересы, отстаивая мое наследство, ибо, насколько я вас знаю, Дик, вы отнюдь не праздный воздыхатель и всегда рассчитываете каждый шаг. Простите, но обсуждение условий сделки гораздо больше пристало вам, чем любовные речи. Уже когда вы сказали, что объявите в парламенте Анну Невиль своей невестой, я заподозрила, что все это неспроста. Теперь же расторжение нашей мнимой помолвки будет выглядеть довольно странно в глазах английской знати. Злым языкам будет на чем проверить свою остроту.
«Вот сука! – Ричард готов был взорваться. – За всеми моими признаниями она отлично разглядела суть».
– Миледи Анна, вы загоняете меня в мои же силки. Но вы упускаете из виду, что, стремясь отнять ваши земли у Кларенса, я хотел доставить вам радость и восстановить справедливость. Я достиг этого – и считал себя почти удовлетворенным. Я говорю «почти», потому что человек несовершенен и все, что он получает по милости небес, кажется ему недостаточным. Я пожелал получить в награду и вас – и это потому, что теперь вы уже вовсе не похожи на раненую птицу. Вы великолепны, как сама жизнь, я это понял, когда увидел вас сегодня наслаждающейся солнцем у ручья…
Анна быстро отвернулась, и Ричард поспешил прикусить язык.
– Простите, но мы с вами не дети, Анна. И вы знаете, что, говоря о любви, я вовсе не собираюсь петь под вашим окном рондели и приносить обет не погружаться в ванну до тех пор, пока дама моего сердца не сменит гнев на милость.
Он добился того, что Анна вновь улыбнулась. Теперь ему нужна была ее жалость. Следовало показать, что, хотя ей и весело, он страдает. У женщин от жалости до нежности один короткий шаг.
– Ответьте мне, Анна, – обратился он к ней, и голос его зазвенел от напряжения. – Ответьте мне: вы отвергаете меня столь решительно не потому ли, что…
Он сделал паузу.
– Потому, что я калека?
Теперь Ричард и в самом деле испытывал волнение. Его оливково-смуглая кожа приобрела пепельный оттенок. Этот вопрос действительно всегда оставался для него больным.
Анна повернулась так стремительно, что ее вуаль взвилась и опустилась на плечо.
– Клянусь Крестом – это не так! Ради всего святого, Ричард, зачем вы это говорите? Вам известно, что от той девчонки, что оскорбила вас в Киркхейме, не осталось и памяти. И я… Вы благородный и блистательный вельможа, сэр Ричард Глостер, и мне давно нет дела до ваших телесных недостатков. И пусть судит меня Господь, если я не в силах ответить на ваше чувство. Я все еще люблю своего мужа, Филипа Майсгрейва, и не могу даже вообразить, что моим супругом станет другой.
Ричард горько усмехнулся.
– Вы странная женщина, Анна. Хранить верность мертвому…
Анна вскинула голову.
– Я благодарна судьбе, что стала его женой и познала в этой жизни столько счастья, что воспоминаний о нем хватит мне до могилы. Я хочу одного: провести остаток дней, посвятив себя дочери Филипа и его владениям.
Ричард больше не скрывал иронии.
– Тогда мне трудно понять, зачем вы снова стали графиней, миледи.
Анна растерянно подняла глаза. Герцог рассмеялся.
– Увы, кузина, не сочтите меня невежей, если я скажу, что не могу поверить вам.
– Но, милорд Ричард, – возразила Анна, – вы прекрасно знаете, почему я вновь стала леди Уорвик. Вы сами в свое время приводили столько доводов в пользу этого, что не мне объяснять вам, почему я согласилась.
Теперь Ричард не улыбался.
– Анна, вы умны и рассудительны, и старое горе не должно лишать вас здравого смысла. Вы самое жизнелюбивое создание из всех, кого я знаю. Вы молоды, хороши собой, богаты. Будущее лежит у ваших ног. Невозможно жить одними воспоминаниями. Невозможно любить того, кого не видишь, того, кого нет больше на этой земле.
– Любви всегда недостает здравого смысла, ваша светлость. И разве вы не противоречите сами себе? Ведь совсем недавно вы утверждали, будто помнили обо мне все эти годы, хотя и считали умершей.
Ричарду нечего было возразить. Наконец он усмехнулся.
– Правду говорят, что тот, кто не убоится языка женщины, того не испугаешь ничем на свете. Утешением, пусть и слабым, мне послужит то, что теперь вы знаете о моей любви. Хотя, возможно, мне и не следовало бы говорить о ней.
– Возможно, это и так… О, простите, ради всего святого, простите!..
Она шагнула к нему и взяла его руку в свои.
– Дик, простите меня. Вы сильный человек, а кроме того – вы принц и самый могущественный лорд в королевстве. Любая леди или заморская принцесса сочтет за честь стать супругой герцога Глостера… Я же… Это невозможно. Я не могу предать память Филипа.
Ричард лихорадочно размышлял, как должен вести себя человек, получивший столь определенный отказ. Но в голове билась только одна мысль: «Зачем я упражняюсь в красноречии, уламывая эту гордячку? В любом случае она станет моей женой, даже если я за волосы приволоку ее к алтарю, а потом всю жизнь продержу в заточении, как Генрих Плантагенет Элеонору Аквитанскую». Однако он понимал, что это последнее средство. Герцогиня Глостер должна быть так же хороша, как Анна, чтобы он мог с гордостью восседать рядом с ней за пиршественным столом или выезжать во главе пышного кортежа. Она должна стать драгоценным украшением его двора, его замков и имений. Более того – он нуждается в славе и популярности столь почитаемого Уорвика, которые унаследует его дочь. Владычице Севера придется противостоять стареющей и малородовитой королеве. Именно поэтому он не хотел действовать силой. Вражда в семье подорвала бы авторитет Ричарда, а если станет известно, что он скверно обошелся с дочерью Делателя Королей, – это настроит против него немало старой знати. Конечно, уже сейчас он мог бы принудить Анну, припугнув ее расправой над Кэтрин. Это наиболее действенный способ заставить ее подчиниться, но Ричард не хотел иметь за спиной столь умного врага, ибо для Анны в этом мире не было ничего дороже дочери и она никогда не простила бы ему, посмей он хоть пальцем тронуть девочку. Нет, ему следует запастись терпением, чтобы убедить ее. Терпением, подобным терпению хищника, поджидающего жертву в засаде.
Где-то хрипло заверещала, взбивая крыльями воду, болотная птица. Ричард лишь сейчас заметил, как громко расквакались лягушки. Но это только подчеркивало окружающую тишину. Над болотом висело душное белесое марево. Было совершенно безветренно. «Будет дождь», – подумал Ричард. Он вдруг заметил, как холодны сжимающие его руку пальцы Анны. Да и сама она, несмотря на духоту, дрожала в промокшей одежде.
– Вы совсем замерзли, кузина, – мягко сказал он. – Я плохой кавалер. Думаю, нам давно пора возвращаться.
Он направился туда, где под одиноким тополем пощипывали осоку их кони. Мираж все еще нервничал, и Ричард не сразу поймал его повод.
– Сможете справиться с ним?
Анна утвердительно кивнула, и он помог ей подняться в седло.
Они медленно ехали через болота. Кони осторожно ставили копыта на осклизлые кочки, шлепали по мелководью у корней. Мираж закидывал голову и тихо ржал, но Анна сдерживала его поводьями, ласково приговаривая. Конь фыркал и, подчиняясь ей, шел за жеребцом Глостера. Пахло тиной и камышами.
- Предыдущая
- 26/124
- Следующая
