Мастер карнавала - Расселл Ф. Крэйг - Страница 40

Тот кивнул и в это время заметил что-то на светлеющем небосводе.

— Берегись! — крикнул он.

Мария настроилась на беспробудный сон до полудня. Она повесила снаружи на дверь табличку «Не беспокоить», дотащилась до постели и тут же отключилась. Проснувшись, она принялась корить себя за то, что спала полностью одетой и не почистила на ночь зубы. Какое-то время она лежала, пытаясь понять или вспомнить, отчего на душе было как-то тревожно. Потом перед глазами всплыла картина вчерашней погони и то, как она стреляла по машине. Не исключено, что она при этом кого-то убила, то есть сама начала совершать преступления, хотя должна была их предотвращать. Конечно, в суде она могла бы сослаться, что действовала в порядке самообороны, но использовала она оружие, которым владела незаконно. И, нажимая на курок, она совершенно сознательно хотела убить украинца. Мария больше не имела права считать себя офицером полиции — теперь она стала, по сути, рядовым членом «комитета бдительных», формируемого из гражданских добровольцев, решивших взять охрану правопорядка в свои руки.

Она подошла к окну и отодвинула занавески. В квартире напротив света не было. Было рано, и небо над домами еще только тускло мерцало, предвещая скорую зарю, но Мария поняла, что больше все равно не заснет. Бросив еще один взгляд на светлеющий на востоке горизонт, она решила, что пора действовать.

Она разделась, приняла душ и, упаковав вещи, спустилась вниз и рассчиталась за номер. Гостиница отлично послужила ей временным приютом, но она жила здесь под своим именем и пользовалась своей кредитной картой. Кроме того, персонал уже обратил внимание на неожиданные перемены в ее внешности. Мария собиралась снять номер в другом месте в этом же районе и остановиться там на пару дней, расплачиваясь наличными. После этого она переедет в квартиру подруги, уехавшей в Японию.

Она вышла на улицу с чемоданами в руках, не имея ни малейшего представления, каким образом ей выйти на след Витренко.

Прятаться было негде. Они оба увидели темный круглый предмет, летевший в их сторону, и прижались к покрытой ледяной коркой земле, ожидая взрыва, который неминуемо покончил бы с ними.

Но взрыва не последовало.

На белом снегу упавший предмет выделялся темным пятном, и Бусленко подполз к нему. Это была голова. Он взял ее за волосы и развернул лицом к себе. Стоян. Белоцерковский был уже рядом и видел, что случилось с его татарским другом.

— Сволочи! Я отомщу! — Белоцерковский повернулся к берегу, но Бусленко успел схватить его за рукав и удержать.

— Спокойно! — резко сказал он. — Ты сам знаешь, что происходит, и нельзя терять головы. Мы снимаемся. И попробуем прорваться по берегу. Уходим прямо сейчас!

Белоцерковский кивнул, и Бусленко понял, что тот сумел взять себя в руки.

— Двинулись!

Они пригнулись и бегом устремились к реке. Лес по обоим берегам не был густым, и устраивать там засады было бы намного труднее. Кроме того, вопреки опасениям Бусленко, начавшийся рассвет оказался им на руку.

Правда, русло реки здесь расширялось, а берег стал пологим, лишая их возможности укрываться под обрывом. Услышав за спиной крик Ольги, Бусленко обернулся и увидел, что она упала, а автомат отскочил в сторону и с грохотом ударился о камни.

— Все в порядке? — спросил он.

Ольга села и принялась тереть лодыжку.

— Ничего не сломано, — ответила она, с трудом поднимаясь. — Сильное растяжение, но, слава Богу, перелома нет.

— Идти можешь?

— Думаю, да, — ответила она и добавила с виноватым видом: — Только медленно.

— Будем держаться вместе, — сказал Белоцерковский. Он кинул свой автомат Бусленко и взвалил Ольгу на плечи, будто охотничий трофей. — Мы уже почти добрались. Будете нас прикрывать, командир, — тяжело дыша, сказал он, обращаясь к Бусленко.

Тот улыбнулся в ответ и перекинул через плечо автоматы Ольги и Белоцерковского. Они, осторожно ступая, тронулись в путь, с каждым шагом приближаясь к домам по обоим берегам реки, относящимся к одному из пригородов Коростышева. Но мысли Бусленко были не о том, как добраться живым до родного города. Он с мрачной решимостью думал о своей цели в чужом городе и чужой стране, где его уже ждали.

Я голоден, я так голоден, когда я был другим я был маленьким и слабым, и я, другой, не мог никак изменить свой чужой и контролировать свой мир, другойвсегда я всегда ел то, что давали, и вел себя тихо и не разговаривал за столом; отец всегда был недоволен и мне приходилось все есть; мы жили за городом на ферме, и у нас была конина, замаринованная в уксусе, вине и специях, и кровавая колбаса и я увидел, как он режет свинью, а я был совсем маленький и видел, как он зажал ее между колен и перерезал ей горло; она КОРЧИЛАСЬ И ВИЗЖАЛА, И ПОВСЮДУ БЫЛА КРОВЬ, И НА ЗЕМЛЕ ОНА БЫЛА ЧЕРНОЙ; и свинья вырвалась и начала бегать, а потом упала, и кровь впиталась в землю и была черной, я чувствовал ее запах; я плакал по ней, плакал по своей свинье, и отец ударил меня и спросил, разве я не знаю, откуда берется моя еда, разве я не знаю, что ем, разве не знаю, что сначала она должна умереть, чтобы мы потом мы ее съели; я не думал об этом тогда, а потом мама приготовила ее и заставил меня есть, и было вкусно, но я вспоминал, как она бегала, истекая кровью, и дергалась, и дергалась, а потом умерла, но мясо мне понравилось, я плакал, но мясо мне понравилось, но не это сделало меня таким, какой я есть, нет причина была в другом, в том, что случилось позже, когда я узнал, что он был мной, а я был им, и что я возвращаюсь к жизни, когда наступает КАРНАВАЛ, тогда они увидят, тогда они узнают, что такое хаос; меня водили в церковь, когда я был маленьким, и мне говорили, что я плохой, и объясняли, что бывает с плохими людьми; тянется вечность, но меня не посадят и не станут изолировать; я УБЬЮ ДРУГОГО и продлю карнавал на весь год, безумием будет охвачен каждый день; я клоун, и я проснулся; ЕСЛИ ИМ НУЖЕН ХАОС, Я ДАМ ИМ ХАОС; я их судный день, и моя улыбка выжжет им глаза, и я БУДУ ИХ ЕСТЬ, буду есть их всех.

Фабель положил трубку телефона. Теперь все стало на свои места.

Уже несколько дней ему что-то не давало покоя, и он никак не мог понять, что именно. Это выбивало его из колеи, потому что каждый раз, когда он испытывал такое чувство, потом выяснялось, что для этого обязательно были серьезные основания. Он понимал, почему это происходило: разрозненные обрывки информации, на первый взгляд, казалось бы, не связанные между собой, складывались в подсознании в некую картину, и это воспринималось как сигнал тревоги. Его разговор по телефону с Марией был самым обычным, однако ее слова о том, что психолог рекомендовал ей воздерживаться от контактов с коллегами, показались ему странными.

А теперь, спустя две недели, доктор Минкс сам позвонил ему в управление, и все объяснилось.

Фабель познакомился с доктором Минксом в ходе предыдущего расследования. Доктор Минкс был специалистом по посттравматическим синдромам. Именно в этом качестве он работал в гамбургской клинике по преодолению фобий. Полиция Гамбурга обратилась туда за консультацией, необходимой для Марии. Ее лечением занимался в основном доктор Минкс. Сюзанна слушала его лекции в Мюнхенском университете и была о нем очень высокого мнения.

— Понятно, что я не могу вдаваться в специфику лечения фрау Клее, — вкрадчивым голосом начал доктор Минкс свое обращение, — но я знаю, что она считает вас своим… наставником. Причем не только по работе. Поэтому я и позволил себе позвонить вам.