Кровавое копье - Смит Крейг - Страница 20

• Предыдущая
• 20/91
• Следующая

В этом смысле возможности Фаррелла были ограниченны и предельно непривлекательны. Он мог бы прибегнуть к услугам какой-нибудь отверженной страны, попытать счастья в переговорах с диктатором или скрыться под чужим именем в каком-нибудь государстве второго, а то и третьего мира. «Почему, — гадал Мэллой, — разумный человек поставил себя почти в безвыходное положение?»

Лангедок

Лето 1931 года

На следующее утро после совместного ужина, довольно рано, Дитер Бахман разыскал Отто в пансионе, где тот остановился. Бахман выглядел так, словно готовился сделать непристойное предложение, но он всего-навсего спросил Рана, не желает ли тот несколько дней поработать проводником. Не совсем уверенный в том, чего от него ждут, Ран растерялся.

— Здесь можно столько всего увидеть, — добавил Бахман с неловкой улыбкой, — и, честно говоря, мы не планировали туристических вылазок, но вы разожгли наш интерес — в вопросе о катарах, я имею в виду!

К этому он добавил заверения в том, что возьмет на себя все расходы Рана и заплатит за беспокойство. Названная сумма значительно отличалась в положительную сторону от того, что предлагали местным жителям, и Отто даже не решился ответить сразу. В конце концов, ему не хотелось проявлять излишнее рвение.

— Тут полным-полно проводников, — сказал Ран. — Вы спрашивали, сколько они берут?

— Если кого-то радуют поверхностные познания, не сомневаюсь, можно договориться о скидке. Это мне понятно, герр Ран. Но нам это неинтересно. У меня на уме неделя, а то и две — насколько позволит ваше время. Мы хотели бы посетить несколько замков, а также некоторые из самых красивых пещер, и чтобы при этом вы нам рассказывали хоть немного об их истории, а за ужином добавляли порцию научных познаний к практическим.

— Пожалуй, это я смог бы сделать. Конечно. Надеюсь, получится замечательно.

После этих слов они обменялись рукопожатием.

Оставшись один, Отто задумался. В словах герра Бахмана вроде бы не крылось никакого подвоха. Впрочем, вел он себя как-то смущенно, словно предлагал нечто большее, нежели турпоход по Пиренеям. Но, несмотря на врожденную инстинктивную осторожность, Ран отбросил сомнения. Бахман явно не из тех, кого бы привела в восторг неверность супруги: он за ней очень внимательно следил. Возможно, он просто жаждал острых ощущений. Хотел поиграть с катастрофой, так сказать. На взгляд Рана, флирт с новой знакомой особого труда не стоил. Никакого труда. Фрау Бахман — Эльза — была необычной женщиной. Темноволосая красавица, выше среднего роста, стройная, спортивная, с кокетливой улыбкой дамы, которой не чужды земные радости. Нет, особых усилий явно не предвиделось! Вдобавок ко всему ей, похоже, было интересно все, о чем бы он ни рассказывал, — она хороша собой, но далеко не глупа. Ран решил, что Эльза, скорее всего, его ровесница. Значит, родилась в начале века, и единственные яркие детские воспоминания — Великая война. Она на несколько лет, если не на пару десятков, младше мужа, и он малый неплохой, только чуточку претенциозный.

По ряду оброненных слов Ран заключил, что они уже несколько лет женаты. Не новобрачные. Скорее всего, мечтали об искре, от которой возгорелся бы пожар медового месяца. Подумав об этом, Ран стал гадать, что побудило Эльзу выйти замуж — чувство или поиск безопасности и комфорта? Он понимал, что брак между ними заключен не по любви. Дитер Бахман происходил из родовитой состоятельной семьи, и он этого не скрывал. Богачи вообще любители объявлять об этом чуть ли не сразу. Может быть, Эльза была бедной девушкой, на которую Дитер положил глаз? Или она тоже родом из зажиточного семейства? Деньги к деньгам?

Для того чтобы заработать себе на лето в Пиренеях, Рану пришлось изрядно потрудиться. Он жил очень скромно, стараясь растянуть двухнедельный бюджет на месяц, а то и на два. С Бахманами Магре ему здорово удружил. После приятного, ни к чему не обязывающего разговора Рану удалось превратить общение с супругами в подобие банкета. С теми деньгами, которые ему предложил герр Бахман, можно было за неделю купить себе еще один месяц, посвященный научным изысканиям, не говоря уже о бесплатных поездках ко всем развалинам средневековых крепостей региона.

А если попутно случится небольшая интрижка с фрау Бахман, что в этом дурного? Лишь бы только никто к этому не относился серьезно.

— Надеюсь, мы все поместимся.

Дитер Бахман указал на «мерседес-бенц ССК» выпуска тысяча девятьсот тридцатого года — длинный, изящный кабриолет с низкой посадкой. Плавно изогнутые передние крылья походили на гигантские салазки по обе стороны от двигателя, занимавшего почти две трети автомобиля. Все вещи путешественников не поместились в крошечный багажник, но Ран ухитрился привязать свою поклажу к заднему бамперу, а потом они с фрау Бахман втиснулись на заднее сиденье. Там оказалось так тесно, что Эльза сидела почти на коленях у Рана. Бахман отпустил шуточку по поводу того, что считает герра Рана истинным катаром. Все трое весело, словно подростки, расхохотались.

Бахман любил водить машину быстро. Они мчались по холмистой равнине. Эльза, фрау Бахман, так тесно прижималась к Рану, что настал момент, когда он уже не мог думать ни о чем, кроме нее, легкого запаха ее роскошных черных волос, сладкого аромата смуглой кожи. Ее тонкая нежная шея, ее темные чарующие глаза были так близко от его губ. В какое-то мгновение, без малейшего намека на то, что знает, какое впечатление производит на него, Эльза спросила Рана, не создает ли она ему неудобств. Ран храбро ответил:

— Ну что вы!

Через некоторое время они остановились, чтобы немного размяться, и Бахман серьезно спросил у Рана:

— Вам там с моей женой не слишком жарко?

Похоже, он был в полном восторге.

Ран предложил направиться к деревне под названием Усса-ле-Бен, где он хотел показать Бахманам одну из самых больших пещер в Европе. Он предложил перед походом в пещеру пообедать в отеле «Des Marroniers».[24] Вскоре все трое сидели в тени под раскидистыми каштанами, в честь которых гостиница и получила свое название. С огромным удовольствием они отведали жареной утки, которую запивали лангедокским мерло. За обедом Ран рассказал о нескольких выдающихся дворянских фамилиях, обитавших здесь до ватиканского Крестового похода на эти края. Как на большей части территории Европы тех времен, браки пересекали границы, а также языковые и культурные барьеры. Говорить о катарах как о народе неправильно. Скорее, они были представителями определенной, особой культуры. Ран рассказал Брахманам о том, что это сейчас данная местность — довольно бедная аграрная провинция, а в Средневековье юг Франции во многом опережал остальную Европу. Эти земли отличались политической и экономической стабильностью, и люди здесь большей частью жили в мире со своими соседями. А это, заверил супругов Ран, было редкостью для феодальной Европы.

— Учитывая высокий уровень политического и экономического развития, — сказал он, — естественно, что местные жители обращали свое внимание к тому, что мы ассоциируем с цивилизацией: к музыке, поэзии, живописи, хорошим манерам. И то, что возникло здесь, в особенности понятие романтической любви, стало распространяться по аристократическим кругам Европы вместе с преданиями о Граале.

За кофе Эльза спросила Рана, как он впервые заинтересовался историей катаров.

— Для меня, — сказал Ран, — все началось с рассказа Вольфрама Эшенбаха[25] о Парсифале.

— Рыцаре, разыскивавшем Грааль? — уточнила Эльза.

— Парсифаль был первым и единственным, кто своими глазами видел Грааль.

— Давненько я не перечитывал Эшенбаха, — признался герр Бахман.

— Суть истории в том, что Парсифаль нашел дорогу к замку Короля-рыбака. На пиру Парсифаль увидел процессию рыцарей и дам, несущих по большому залу копье из слоновой кости и золотую чашу. С конца копья непрерывно капала кровь, но все капли падали в чашу. Парсифаль, естественно, зачарованно наблюдал за происходящим, но его предупредили, чтобы он не говорил ни слова, поскольку еще слишком молод, именно поэтому он побоялся спросить, свидетелем чего стал. В этом была его ошибка. Стоило ему только заговорить — и Грааль принадлежал бы ему, Король-рыбак излечился бы от своей хромоты, а погибающее королевство снова начало процветать. Но он промолчал и уснул за столом, а очнулся через какое-то время совершенно один, посреди пустоши. Как только я понял, что история Эшенбаха — не сказка из далекой страны, а аллегория судьбы катаров, которые в пору, когда он писал свой рассказ, еще не исчезли окончательно, но оказались на грани полного истребления, я начал читать все, что можно было прочесть о здешних знатных семействах. Я понял, что замок, о котором пишет Эшенбах в своей повести о Граале, — это Монсегюр, последняя крепость катаров, способная противостоять атаке ватиканского войска. И тогда я приехал сюда, чтобы лично посмотреть на все это.

• Предыдущая
• 20/91
• Следующая