Пароль: рододендрон (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/50
• Следующая

— Ладно-ладно, — примирительно сказала Ксюша и утопала к холодильнику. — Давай выпьем, что ли?

— Давай, — вздохнула я. Может быть, немного алкоголя помогут заснуть?

Подруга вернулась к столу с початой бутылкой коньяка и двумя стаканами. Налила. Выпили.

— Все это звучит как бред сумасшедшего, — сказала, наконец, Ксюша. — Маги, артефакты… Прямо городское фэнтези какое-то.

— Не веришь?

Подруга подумала, прежде чем ответить.

— Не верю, — решила она, — но допускаю. Потому что лучше поверю в магов, чем в то, что ты сбрендила.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

Несмотря на то, что Ксюша настаивала, чтобы я пошла спать с ней в ее комнату, я отказалась. Слишком беспокоилась за Алекса. Поэтому улеглась в кресле недалеко от него. Ксюша на мое поведение только недовольно поцокола языком, но от комментариев по поводу моей дурости воздержалась.

После выпитого коньяка я немного расслабилась, но не настолько, чтобы быстро уснуть. Слишком многое произошло за последние сутки, и, хотя я смертельно устала, мозг все еще пытался анализировать произошедшее. Встреча с Лизой, пропажа Алекса, помощь Гриши…

Как ни хотелось этого признавать, но Лиза была права, Алекс уже был на волосок от смерти. А то ли еще будет? Но я знала, что он не остановится, а у меня язык не повернется попросить об этом.

Хотела ли я вернуться к нормальной спокойной жизни? Наверное. Способен ли Алекс жить такой «спокойной» жизнью? Вот это вряд ли.

Нафаня забрался ко мне на колени и довольно урчал. Мы оба соскучились друг по другу, и вместе нам было тепло и комфортно.

Под это мурчание я и уснула.

Когда проснулась, было уже светло. Из кухни доносились приглушенные голоса. Ксюша и Гриша — поняла я с облегчением. Значит, за ночь «резерв сил» у Григория восполнился. А то вчера он меня здорово напугал, когда никак не приходил в себя.

— Привет.

Я подскочила от неожиданности, как ошпаренная. Нафаня слетел с моих колен и издал недовольный «мяв». Прости, моя любимая животинка, но мне не до тебя…

— Ты как?

Алекс уже сидел на диване, потирая виски. Вид у него был… Помятый. Однако вчерашних ран на лице уже не было. Он поднял на меня глаза и улыбнулся своей ехидной улыбочкой.

— Да не паникуй ты так, жить буду.

— Вчера я была в этом не слишком уверена, — пробурчала я, смутившись.

Алекс протянул руку и дернул меня за запястье, так, что я с размаху плюхнулась на диван рядом с ним.

— Я всегда говорила, что ты не умеешь обращаться с женщинами, — не удержалась я от комментария.

— Я помню, — отозвался он и сгреб меня в объятия.

— Задушишь! — не знаю, откуда у меня это, но я всегда — всегда! — стесняюсь проявления своих чувств. Вроде бы, я уже признавалась ему в любви, чего мне бояться или стесняться? Но вопреки логике и желанию расцеловать его, я снова начала «выпендриваться».

Но Алекс, кажется, ни капли не удивился, пропустил мои возражения мимо ушей и прижал к себе.

— Спасибо тебе.

Я смутилась окончательно.

— Я всего лишь вовремя позвонила Грише, я ничего такого не сделала.

Алекс немного отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза.

— У тебя сегодня повышенная скромность? — с усмешкой поинтересовался он.

Я дернула плечом.

— От недосыпа, наверное.

Алекс улыбнулся, хотел сказать еще что-то, и тут его взгляд упал на мою перебинтованную руку.

— Что с тобой? — тут же нахмурился он.

Я закусила губу, но его пристальный взгляд требовал ответа.

— Порезалась, — соврала я.

— Угу, — пробормотал он. — Когда брилась, — и стал разматывать бинт, а когда развязал и увидел глубину и длину пореза, даже присвистнул.

Я почувствовала себя подростком, пойманным с поличным в магазине за кражей жвачки. Попробовала выдернуть руку.

— Говорю же, порезалась, — а сама порадовалась, что ночью он ничего не заметил.

— Я понял, — отозвался Алекс, таким тоном, что не оставалось сомнений: на самом деле понял, все и сразу. Руку мою не выпустил. — Закрой глаза, — распорядился он.

— Зачем?

— Потому что вид стягивающейся плоти не для слабонервных.

— Стой! — возмутилась я. — Сейчас? Тебе, наверное, еще нельзя!..

Алекс одарил меня таким взглядом, что я быстро прикусила язык.

— Давай, я сам буду решать, что мне можно или нельзя, — сказал он. — Ты же не спрашивала моего разрешения, когда резала себе руку.

— Ты был несколько далековато, — проворчала я.

— А теперь здесь, — отрезал он, — так что не обсуждается.

— И я не слабонервная, — запоздало обиделась я.

— Верю, — на этот раз покладисто согласился Алекс, вертя мою ладонь и так, и эдак, внимательно вглядываясь в порез, — слабонервная так себя не саданет.

— У меня не было выбора, — и какого черта я оправдываюсь?

— И в это верю, — вздохнул Алекс. — Так что, закрывать глаза будешь? — я решительно замотала головой. — Ну, как хочешь.

Моя раненая конечность лежала на одной его ладони, вторую он занес над ней и остановил в сантиметрах пяти, не касаясь. Снова это уже знакомое мне тепло, как от синей лампы.

Я сглотнула. Все-таки он был прав, картинка та еще.

Ксюша тоже оказалась права насчет связок, которые, как она пугала, могут обнаружиться у меня уже в плече. С плечом она, конечно, загнула, но от запястья что-то начало двигаться под кожей. Черт, как черви!

Я зажала рот свободной рукой и отвернулась. Алекс бросил на меня короткий взгляд, мол, то-то же, но промолчал, не отрываясь от процесса. Ладонь загорела сильнее и начала чесаться, причем так сильно, что я заерзала.

— Потерпи, почти все, — шикнул Алекс. — Все, готово.

Я немедленно поднесла руку к носу. Целая, совсем как новая. Но, вспомнив, как я любовалась своей исцеленной ногой, пока Алекс оседал на пол, я тут же осадила себя и тревожно всмотрелась в него.

— Ты как?

Он дернул плечом.

— Нормально.

Я знала, что соврал, и его силы еще не до конца восстановились для новой энергопотери, но промолчала. Обвила его шею руками и уткнулась носом ему в плечо.

— Я здорово вчера за тебя испугалась.

Алекс хмыкнул.

— Но испуг, кажется, не то, что может тебя остановить.

— Я ничего толком не сделала, — запротестовала я незаслуженной похвале.

— Ты сделала больше, чем думаешь, ты вернула мне часть, как мне уже казалось, навсегда потерянной семьи.

Голоса на кухне не смолкали. Ксюша и Гриша что-то оживленно обсуждали, но я не вслушивалась. Не люблю подслушивать чужие разговоры (разговор Алекса с бывшей женой не в счет!) и перебивать на полуслове тоже. Поэтому я устроила Алексу экскурсию по Ксюшиным хоромам, показала ванную и отыскала полотенце. Бывала я у подруги в последнее время нечасто, но всегда чувствовала себя как дома. Ксюша была одной из немногих моих подруг, у кого я могла бессовестно залезть в шкаф или, скажем, в холодильник, причем обеими это воспринималось как должное.

Поборов желание отправиться в душ вместе, я пошла складывать одеяла, которыми укрывались ночью. Глаза все еще слипались, но мне было как-то совестно завалиться спать, когда все уже на ногах.

После возвращения Алекса тоже наведалась в ванную, и мы уже вдвоем пошли на кухню.

— …Ах так значит?! — голос Ксюши звенел от возмущения. — Вид у меня податливый?! Присушить — раз плюнуть?!

— Ой, нечего строить из себя монашку, — отвечал Гриша. — Я не виноват, что у тебя на лбу все написано!

Я замерла в дверях кухни. Бедный Гриша, ему не жить. И смертоубийству я мешать не буду.

Я оказалась права.

— У тебя на лбу сейчас моя сковорода будет!

— Может тебя к этой самой сковороде «присушить»? — не сдавался Григорий. — Будешь ее холить и лелеять и в постель с собой брать.

— А ты, похоже, только и умеешь, что с кухонной утварью спать, а не с живыми женщинами!

• Предыдущая
• 41/50
• Следующая