Натуральный обмен (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 92

• Предыдущая
• 92/101
• Следующая

Впрочем, паниковать я не торопился. Возвращаясь к прежним рассуждениям, ни о каких доказательствах не может идти и речи. Показаний мои друзья против меня не дадут, может и не надеяться.

Я медленно встал с кресла, мне надоело, что оба министра смотрят на меня сверху вниз. Теперь положение поменялось, Сакернавен был ниже меня, и теперь ему пришлось задирать голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Господа, вам не кажется, что вы переигрываете? — спокойно поинтересовался я. — Я не намерен ни в чем признаваться.

— Хорошо, — удивительно легко согласился Сакернавен, — тогда я дам ход этому, — он повозился и извлек из-за пазухи свиток.

Я принял его у него, и не моргнув глазом. Очередной блеф? Пытаются напугать и заставить делать глупости?

Я развернул бумагу с видимым равнодушием. Заголовок гласил: «Обвинение в государственной измене». Юмор я оценил, не сумев обвинить в узурпации власти, они решили обвинить меня в измене? Очень умно.

Но когда я стал читать дальше, то понял, что обвиняли они вовсе не меня.

В документе говорилось о том, что во время путешествия в Союз Правобережья, Рейнел Гердер позволил себе самовольно надеть королевскую корону, о чем говорят свидетельства очевидцев. Ниже имена свидетелей: те самые Рис, Корбин и Дики, которые уцелели после боя с людьми принца Дамиана.

Мне не хотелось даже думать, при каких обстоятельствах они предали Рея: добровольно или под пыткой. Но показания троих неопровержимы. Если Сакернавен даст делу ход, Гердеру не смогу помочь даже я. Присвоение королевской короны считается страшным преступлением, приравненным к государственной измене, и это закон. А даже король не может этот самый закон нарушить, если суд признает Рейнела виновным, а суд непременно признает, я должен буду подписать приговор. Иначе любая моя подпись будет подвергаться сомнению. Король не должен руководствоваться личным отношением. Если доказано, что человек — преступник, он должен быть казнен. А по законам Карадены Гердер и был этим самым преступником, и плевать все хотели, почему и ради кого он эту корону надел.

Вот теперь я, кажется, попался. Сакернавен не импульсивный Холдер, он ненавидит меня, но иначе, холодно, расчетливо, неторопливо. Такой человек, как он, никогда не ударит, пока не будет уверен, что удар будет смертельным. И сейчас у него получилось.

— Итак, ваш ответ, «ваше величество»?

Рей рисковал за меня жизнью столько раз, что я уже сбился о счета, защищал меня, прикрывал собой, ничего не прося взамен… Я не смогу помиловать его королевским указом, просто не смогу. Именно за этим и создан кабинет министров — чтобы приказы короля были объективными. Никогда прежде они не решались открыто идти против меня и моих решений, но теперь пойдут, в этом я не сомневался. Игра пошла ва-банк, и теперь они получат все или ничего.

— Ваш ответ? — повторил Сакернавен, заранее зная, что выиграл, только на этот раз не бой, а целую войну, потому что реванша у меня не будет.

В чем-то Холдер прав, в головы караденцев уже попали семена сомнений, и бесполезно оттягивать агонию, пожертвовав другом. В конце концов, всему приходит конец. Рано или поздно.

Как я недавно говорил императору Георгу? Когда принимаешь решение, уже не страшно.

— Я могу быть уверен, что все обвинения в адрес Гердера будут уничтожены? — спокойно спросил я.

Сакернавен развел руками:

— На кой черт нам Гердер, если не будет тебя?

Логично. Чертовски логично. И у меня на самом деле не было оснований ему не верить. Их враг я, один я, мои близкие могут пострадать только в попытке достать меня.

Я перечитал документ еще раз, а потом сложил его пополам и порвал, потом еще раз сложил и снова порвал на более мелкие кусочки.

— Я полагаю, вы принесли с собой бумагу и ручку? — обратился я к Сакернавену, на счасливо-удивленное лицо Холдера смотреть было противно.

— Разумеется, — министр с готовностью достал еще один свиток, на этот раз чистый. — Э…э… Как вам теперь обращаться?

Я пожал плечами, усаживаясь за стол и расправляя перед собой бумагу.

— Андрей. Меня зовут Андрей.

— Что ж, Андрей, я рад, что мы пришли к взаимопониманию, — серьезно кивнул мне Сакернавен, в отличие от своего друга-сообщника, он ликовал не так очевидно. Правильно, время отпраздновать у него еще будет. — Могу я поинтересоваться, куда делся настоящий Эридан Дайон?

Я оторвал взгляд от нескольких уже написанных строк.

— Это вы к тому, случаем, не вернется ли он? Можете не беспокоиться, он не вернется.

Вот теперь министр улыбнулся. Все верно, мало избавиться от самозванца, главное — быть уверенным, что не вернется настоящий потомок Дайонов.

Министры замолкли, но все еще стояли напротив дверей и следили за моими действиями. Я же не делал никаких резких движений, спокойно сидел и писал свое признание. Действовал один, никто не помогал, никто не знал… По крайней мере, своих друзей я спасу. Моя злость на Мельвидора и Леонера за то, что они когда-то сделали, давно прошла. Они сами довольно наказали себя чувством вины, а ко дну я пойду один. В конце концов, я всегда знал, чем рискую, и что меня ждет в случае разоблачения.

Закончив писать, я, не перечитывая, протянул бумагу Сакернавену. Тот пробежал глазами текст, крякнул от удовольствия и убрал ценнейший документ за пазуху, ближе к сердцу.

— Премного благодарен, — ощерился он.

Холдер молчал, у него был такой вид, будто он не может поверить в то, что происходящее не сон. Он надеялся поймать меня с поличным, но никак не ожидал такого поворота событий, что я напишу признание сам.

Сакернавен развернулся и распахнул дверь.

— Эй, стража! — крикнул он. — Арестуйте этого человека и отведите в камеру дожидаться казни. У нас есть письменное признание, что он самозванец.

В дверях появился Кор. На его лице было написано неприкрытое удивление. Кажется, он правда надеялся, что обвинения Холдера беспочвенны.

Он сделал шаг по направлению ко мне и нерешительно остановился, похоже, все еще не веря.

Я кивнул ему.

— Это правда, — мой голос прозвучал глухо, — я не Эридан Дайон.

Бесконечно долгое мгновение, пока удивление на лице начальника стражи менялось на разочарование. Кажется, и он меня уважал. Прежде.

— Руки за спину, вы арестованы, — выпалил он с каким-то  остервенением.

Я не сопротивлялся и ничего не говорил.

Когда принял решение, уже не страшно…

Забавно поворачивается жизнь, когда-то я бился за улучшение условий содержания заключенных, а теперь, оказалось, что я готовил тюрьму для себя самого.

Меня заперли в небольшой камере, но она была не чета той, из которой я два года назад вытащил Гердера. Чистая до стерильности, стены, пол и потолок окрашены однотонной светло-серой краской, белоснежные унитаз и раковина, койка с матрасом, одеялом и подушкой. Само помещение без окон, но освещается мягким магическим светом, меняющим свою яркость в зависимости от времени суток. Вместо стены, выходящей в коридор, железные прутья, поэтому заключенный всегда остается на виду для охраны.

Я сам настаивал на полной переделке всех тюремных помещений, кто же знал, что я готовлю временное пристанище для себя.

Кор и еще четверо стражников привели меня, заперли и ушли. Все молча, без единого слова. Дополнительной охраны у самой камеры не оставили, видимо, уверенные в надежности решеток. Этому я был рад, компании мне сейчас точно не хотелось.

Я сделал несколько кругов по камере. На ходу мне всегда думалось лучше, но сейчас мне не хотелось и думать. Дело сделано, и поздно уже продумывать варианты.

Я лег на постель навзничь, заложил руки за голову и закрыл глаза.

Как ни странно, я был спокоен. Ну, то есть, абсолютно. Я не пытался успокоиться и взять себя в руки, я действительно не нервничал. Помнится, таким убийственно спокойным я был перед казнью мятежников из Багряной Карадены. Это умиротворенное спокойствие оставило меня только во время самого приведения приговора в исполнение. Стало быть, во время своей казни такое тоже может случиться…

• Предыдущая
• 92/101
• Следующая