Наследница - Нурисламова Альбина Равилевна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/39
• Следующая

— Разберусь, Семен Сергеевич, — пообещала Вера.

Она уже выходила из школы, когда в сумочке завибрировал телефон. Высветившийся номер принадлежал Витьку. Вера сразу все поняла, сердце рухнуло куда-то вниз.

— Витя, — тонким голосом произнесла она.

— Светы больше нет.

Он заплакал тихо и горько, как обиженный ребенок.

Глава 13.

С похорон и поминок Вера вернулась в субботу, поздним вечером. Она с трудом вспоминала, как добралась домой: в голове стоял тяжелый мутный туман, покрасневшие, опухшие глаза болели от слез. Это были вторые похороны в ее жизни. Но когда умерла мама, Вера не чувствовала такого отчаяния и давящего одиночества. Они с матерью никогда не были особенно близки, не слишком понимали друг друга. Мама держалась отстраненно, замкнуто, была скупа на похвалы, никогда не говорила с дочкой по душам и не пускала в свой мир. К тому же рядом был Марат, и Вера оставалась не одна на свете.

Теперь, когда не стало Светы, у нее не было ни одного по-настоящему близкого человека. Нестерпимо хотелось увидеть Марата, поплакать у него на плече, но это было невозможно. Он, конечно, знал о случившемся, но не пожелал даже телефонным звонком поддержать бывшую жену.

Ночь перед похоронами Вера не спала. Сразу после Витиного звонка, помчалась в Казань, помочь в скорбных делах. День пролетел в хлопотах, а ночь они с Витей и сестрой Светы, Наташей, провели возле гроба. Молились, вспоминали и плакали, плакали, плакали. Витек убивался больше всех. Он остался вдовцом с маленькой дочкой на руках, но не это мучило несчастного сильнее всего. Его сжирала вина. Раз за разом Витек клял себя за то, что по пьянке бил Свету, заставлял плакать и страдать.

— Она девчонка против меня, у меня руки-то — во! — Он тряс огромными кулачищами. — А я ее… Бляха, не мог сдержаться! Она скажет что-то, ну и … Дурной, когда пьяный! Трезвый никогда!.. Я ж люблю ее! Она знала, Наташ, знала! Терпела, прощала меня. Всегда прощала. Покричит, пообижается и простит. Всё меня «Витенька, Витенька»… А я, скотина, — бессвязно бормотал Витек и снова принимался плакать.

Вера никак не могла поверить, что Светы больше нет. Все ждала, что дверь вот-вот откроется, и войдет хозяйка этой крошечной квартирки. Казалось, только вчера они болтали за жизнь, тормошили Ксюшку, носились по магазинам, обсуждали соседей, моду, рецепты и сериальных героинь. А сегодня исхудавшая восковая Светка, строгая, далекая, красивая и чужая, лежит в гробу, поставленном на четыре табуретки. И Верины заботы ее больше не занимают.

Весь вечер приходили какие-то люди, смотрели в мертвое Светино лицо с маленькой складочкой у бровей, вздыхали, охали, всхлипывали, с любопытством украдкой глазели на Светкины вышивки, развешанные по стенам, шептались, гладили Свету по ногам (чтоб не являлась навещать), и уходили прочь. Не хотели задерживаться надолго: их ждали собственные дела. Уносить с собой чужое горе было не с руки — своего добра хватало. Светкина жизнь и сама Светка были бесстыдно выставлены напоказ, а люди все шли и шли, обсуждали и переговаривали, забирали еще одну частичку короткого Светкиного бытия.

В день похорон на раскаленное небо неожиданно набежали маленькие серые тучки, похожие на пушистые пуховые варежки, и пошел дождь. «Это хорошо, к добру!», — важно кивали старухи в толпе.

Когда гроб стали заколачивать, Вера окончательно поняла, что подруги больше нет. Отныне она будет находиться в другом, неведомом месте. Молотки стучали, и в этом бьющем по нервам грохочущем звуке было что-то бесповоротное и безвозвратное. Вере стало страшно. Страх лег на дно души холодным камнем. Давил, мучил, мешал дышать.

Вера долго сидела на кухне своего дома в Корчах. Совсем стемнело, но она не могла заставить себя встать и включить свет. Где-то далеко сверкал и переливался огнями большой город, стремительно летели, пронзая ночь светом фар, нарядные автомобили. Здесь, в деревне, было глухо и тихо. «Меня словно заживо похоронили. Вместе со Светкой».

Заиграла знакомая мелодия из «Титаника», на маленьком экранчике высветилось «Семен Серг».

— Добрый вечер, Вера Владимировна. Простите, что беспокою, хотел узнать, как вы уладили дела с предыдущей работой.

— Здравствуйте, Семен Сергеевич, — заторможено ответила Вера, — все в порядке, не волнуйтесь. Трудовую получила. В понедельник приду, напишу заявление, как договаривались.

Вера кое-как выкроила пару часов, чтобы сбегать в институт. Встречаться и говорить ни с кем не хотелось, но Гуля и Аня, конечно, были на месте. Узнав, что случилось, они дружно повздыхали над ранней Светкиной смертью, поджали губы, покачали головами, как требовали приличия. Увольнением Веры обе, кажется, искренне огорчились. Удивились, с чего это вдруг? Пообещали друг другу не пропадать, созваниваться и видеться, прекрасно понимая, что это их последняя встреча. Помимо работы, девушек ничто не связывало. А не будет совместного труда, корпоративов и обедов, и говорить станет не о чем.

Заявление на увольнение Вера пришла подавать заведующей библиотекой, Нине Алексеевне Грачевой, тучной круглолицей женщине сорока пяти лет, незамужней и бездетной. Была она невредной, любила похохмить и ровно относилась к подчиненным. Правда, все знали, что под горячую руку ей лучше не попадаться. А летом Грачева частенько пребывала в дурном расположении духа, поскольку терпеть не могла жару. Она страшно потела, сама казалось себе мокрой и вонючей, и никакие вентиляторы, кондиционеры и дезодоранты не могли отменить этого факта. Нина Алексеевна умывалась каждый час, подкладывала носовые платки под груди и подмышки, меняя их, как только они становились влажными — ничего не помогало. Пот солеными ручьями стекал по лицу и рыхлому телу, разъедал кожу и портил одежду, оставляя уродливые пятна.

Грачева сидела в душном кабинете и ненавидела весь свет, а больше всех — себя. Узнав, что сотрудница внезапно решила уволиться, поначалу раскричалась, но потом заметила: с Верой творится неладное. Та в двух словах поведала о своем горе, и заведующая не стала ее мучить, без лишних разговоров подписала заявление. Вдобавок позвонила в отдел кадров и попросила быстро уладить формальности.

— Выходит, через недельку сможете приступить? — уточнил Семен Сергеевич.

— Конечно, смогу.

— Что ж, ждем вас. Всего хорошего.

Едва успела попрощаться, как раздался острожный стук в дверь. Она тяжело, как глубокая старуха, поднялась и пошла открывать. Включила свет в сенях и увидела стоящую на пороге Ирину Матвеевну. Перед отъездом Вера сказала соседке о смерти Светы, и теперь та пришла узнать, как дела, не нужна ли помощь.

— Спасибо, со мной все нормально, Ирина Матвеевна. Проходите.

Вера посторонилась, собираясь пропустить старушку в дом, но та резко отшатнулась. Смутилась своей реакции и попыталась сгладить неловкость:

— Пойдем лучше ко мне, детка. Я шарлотку испекла, варенье достала. Земляничное. Чайку заварила. Пойдем!

— Неудобно, поздно уже, — попыталась отказаться Вера.

— Никогда не поздно пойти туда, где тебя ждут, — мудро заметила Ирина Матвеевна.

Вере пришло в голову, что эта милая женщина, в сущности, единственный человек на земле, которому есть до нее дело. Остро захотелось оказаться в ее гостеприимном доме, ощутить заботу и участие. Страшно оставаться одной в такой день.

Через пять минут Вера вдыхала аромат пирога и разливала крепкий чай в красивые чашки. Холодный камень на сердце стал чуточку меньше.

Ирина Матвеевна уловила Верино настроение и не стала расспрашивать о похоронах. Вместо этого произнесла:

— Верочка, к тебе вчера гость приходил. Молодой человек.

Сердце екнуло: Марат?

—Высокий такой, симпатичный. Я объяснила, что ты уехала.

Раз высокий, значит, точно не Марат.

— Говорит, в школе работает,— Ирина Матвеевна уселась напротив Веры.

— Это Паша. — Вера слегка покраснела. — Что он сказал?

— Сказал, не может дозвониться, но хочет с тобой встретиться. Вот, номер телефона оставил. Просил, чтобы ты перезвонила.

• Предыдущая
• 21/39
• Следующая