Грехи юности - Стоун Джин - Страница 9

• Предыдущая
• 9/104
• Следующая

Обхватив себя руками, Сьюзен сидела, тихонько покачиваясь. Джесс Бейтс… Ларчвуд-Холл… Джесс была самой спокойной из четверых и самой богатой, очень богатой.

Она была единственной, которая плакала ночами.

Зачем она звонит? Все осталось в прошлом. Его не вернуть. Тогда было не просто другое время, а совсем иная жизнь. Сьюзен почувствовала, как сильно забилось сердце.

Молодость… Время, когда она искренне верила, что счастье действительно существует. Да, они были счастливы с Дэвидом. Сьюзен закрыла глаза и почувствовала на щеках слезинки.

Дэвид… 1968 год… Вьетнам… Демонстрации протеста…

Штаны из кожи… Студенты Демократического общества…

Перед Сьюзен длинной чередой прошествовали выхваченные из памяти образы. Словно она брала в руки один за другим цветные слайды, вставляла в проектор и оказывалась в той, прежней жизни, когда самым главным считалось поднятие уровня самосознания и борьба за мир. Дилан.

Гашиш. Джанис Джоплин и армейские призывы. Убийство Кеннеди террористом. Образы стали тускнеть. Перед глазами встало фото из журнала, виденное совсем недавно.

Тед Кеннеди. Потом исчез и его образ. Осталась только одна мысль — Дэвид.

Сьюзен открыла глаза. Что нужно Джесс Бейтс? Освободившись от воспоминаний, она схватила телефонную трубку и набрала номер телефона в Палм-Бич.

— Алло?

«О Боже, почему у мамы по телефону такой неприятный голос?» — подумала она.

— Мама, это я.

— Сьюзен, я рада, что вы уже дома. Как долетели? Надо было все-таки лететь в первом классе. И чего это тебе вздумалось возражать отцу!

— Не нужно было.

— Но ведь у тебя такие длинные ноги. Удивляюсь, как ты их под сиденье-то умудрилась спрятать…

— Мама, — оборвала ее Сьюзен, — мне кто-нибудь звонил после отъезда?

— Что? А, да. И представь себе, не мужчина.

— Что она сказала?

— А в чем дело?

— Она назвала себя?

— Да, но я не стала записывать ее имя. Она назвалась твоей институтской подружкой.

«Слава тебе Господи, у Джесс хватило ума не говорить правду», — подумала Сьюзен, а мать между тем продолжала:

— Я дала ей твой номер телефона. Не надо было давать?

— Ну что ты! Ты все сделала правильно, — пробормотала Сьюзен, соображая, как бы похитрее выведать у матери о Джесс, чтобы та ни о чем не догадалась. — Просто мой автоответчик оборвал сообщение. Она, случайно, не оставила свой номер телефона? Я бы ей перезвонила.

— Нет, не оставила.

Сьюзен лихорадочно думала, что бы спросить еще.

— А не сказала, откуда звонит?

— Нет. А может, и сказала, но я не помню. Да какая разница? Если это так важно, она перезвонит.

«Если думает, что я получила ее сообщение, то не станет перезванивать», — мысленно возразила Сьюзен и взглянула на автоответчик, словно ожидая от него решения проблемы.

— Наверное, ты права, мама. Ну, спокойной ночи. Мы с Марком отлично у тебя отдохнули.

— Ты ничего не забыла мне сказать?

— Ах да. Передай спасибо папе.

— Я не это имею в виду.

— А что, мама? — спросила Сьюзен, наматывая на палец телефонный шнур.

— Ты забыла поздравить меня с праздником.

— А… Поздравляю. — И тут же повесила трубку.

— Мам!

Сьюзен подняла голову. На лестнице стоял Марк.

— Ты не слышишь, как чайник надрывается? Даже наверху сидеть невозможно.

— Удивляюсь, как это ты умудряешься что-то расслышать сквозь этот тяжелый рок, — заметила Сьюзен и, поднявшись с дивана, отправилась на кухню готовить чай.

Они с Бертом не виделись со дня окончания занятий в университете во время летних каникул, а именно три недели. Перед отъездом во Флориду у нее не было особого желания встречаться с ним, она даже боялась начала нового семестра, боялась, что он опять будет ходить за ней по пятам. Но сейчас Сьюзен пробиралась в темноте по университетскому городку к дому Берта, страстно желая быть с ним, быть со своим другом, а он был ей именно другом.

Сьюзен знала, что Берт поймет ее и даст нужный совет.

Он открыл дверь и легонько чмокнул ее в щеку.

— Добро пожаловать домой.

— Спасибо, — поблагодарила Сьюзен, ощутив на своем лице легкий запах марихуаны. — Ну, как ты тут без меня поживал?

Берт улыбнулся. У него было приятное, хотя и некрасивое лицо, открытая, приветливая улыбка. Он не жалел времени на своих друзей и всегда им помогал.

— Не очень, и все из-за этого Гардинера.

Гардинер был сослуживцем Берта, профессором истории. Оба они претендовали в университете на место декана, хотя Берт заслуживал его больше.

— А что случилось? — с участием спросила Сьюзен.

— Он победил.

— Ой, Берт, мне очень жаль…

Берт пожал плечами.

— Наверное, это все из-за моей бороды, — попробовал пошутить он. — Ты же знаешь, какие консерваторы сидят в университете.

Сьюзен дотронулась рукой до его аккуратно подстриженной, уже седеющей бородки.

— А по-моему, у тебя просто замечательная борода, — сказала она.

Берт подвел Сьюзен к кушетке, и, отодвинув в сторону ворох каких-то бумаг, она села. Несмотря на царящий беспорядок, в квартире Берта она всегда чувствовала себя уютно.

— Выпьешь вина? — спросил он.

— С удовольствием, налей большой стакан.

— Самое неприятное, — крикнул Берт уже из кухни, — что Гардинер теперь мой шеф! Со льдом?

— Конечно, и захвати самокрутку.

— У меня осталось несколько штук.

Сьюзен услышала тихое позвякивание брошенных в стакан кубиков льда.

— А мне много и не нужно. Давай неси.

Лоренс любил называть ее «великовозрастной хиппи».

Сьюзен не обижалась, ей было безразлично его мнение.

Что ужасного в том, что они с Бертом время от времени выкуривали по самокрутке. До знакомства с Бертом она несколько лет не баловалась «травкой». После ухода от Лоренса перестала испытывать в ней потребность, хотя до этого смолила с удовольствием. И сигареты, и «травку».

Начало было в колледже, вместе с Дэвидом. Оказывается, жизнь ее началась и закончилась вместе с Дэвидом.

Берт вернулся в гостиную, подал ей стакан и кинул на стол тоненькую самокрутку. Сьюзен взглянула на нее. Бумага сморщенная, концы туго скручены. Дэвид делал такие же. Сделав щедрый глоток, Сьюзен взяла ее в руки и закурила от зажигалки в руках Берта, после чего он устроился у ее ног.

— Что-нибудь случилось? Я не ждал тебя сегодня. Как дела у Джо и Фриды?

Сьюзен глубоко затянулась и, выдохнув струю дыма, рассмеялась. Ее легко было рассмешить.

— Почему ты всегда называешь моего отца Джо? Ужасно звучит. Его ведь зовут Джозеф.

— Ладно, не буду. Как тебе там погостилось?

Сьюзен сделала еще одну затяжку. Во рту стало сухо.

Голова закружилась.

— Так себе. В общем, терпимо, как я и ожидала.

Вслушиваясь в глуховатый голос Берта, Сьюзен задержала во рту сладкий дым и почувствовала наступающий покой.

— Ну так что? — спросил он.

— Как что?

Она выдохнула.

— Неспроста ведь и пришла сегодня вечером ко мне.

Хотелось бы надеяться, что тебе не терпелось меня видеть, но, я уверен, дело не в том.

Он опять улыбнулся, и на этот раз улыбка была теплой, ободряющей.

— Ну что ты! Я по тебе и вправду соскучилась, — солгала Сьюзен.

А может, правду сказала? Она и сама не знала.

Берт отпил из своего стакана.

— Да, да… Но тебя что-то беспокоит. Что?

— Ты так считаешь? — спросила Сьюзен.

Голова снова закружилась, и, она могла поклясться, сердце слегка приостановилось. Она протянула Берту окурок: ей пока достаточно.

— Ты считаешь, что мой приход связан только с моими проблемами?

— Могут быть и более серьезные причины.

Откинувшись на спинку дивана, Сьюзен повертела в руках стакан. Обычный граненый стакан, который можно купить в любом посудном магазинчике. Его нельзя сравнить с тем изящным бокалом из уотерфордского хрусталя, из которого она пила вино прошлым вечером у родителей. Но он был ей более по душе, казался более честным, что ли.

• Предыдущая
• 9/104
• Следующая