Если бы ты знал… - Сафарли Эльчин - Страница 16

• Предыдущая
• 16/40
• Следующая

Я пока прочла только первую его книгу. Зная его характер, хорошо понимаю, что он пишет о себе. И мне становится неловко от собственной мысли: наверное, многие писатели тоже используют свою личную жизнь – с легкостью пускаются в отношения, чтобы в результате написать об этом. А когда все уже написано – расстаются. Они, как генетики, ставят опыты на животных, чтобы выявить что-то новое. Неужели я такое же подопытное?..

Отгоняю от себя тревожные умозаключения, обнимаю его, закрываю глаза и думаю о том, что будет прямо сейчас. Все-таки мы встретились неспроста. Может, для того, чтобы вылечить друг друга от «вируса жалости к себе»? Или…

Вчера Рэ тайком от меня пошел в парикмахерскую, постригся и стал похож на Бродского времен ссылки в Норенской. Мне, ясное дело, это страшно нравится. На фоне моих «отростков» вьющиеся локоны Рэ смотрелись слишком контрастно, а теперь мы наравне – коротко стриженные и счастливые.

Я спрашиваю его: «Как тебя угораздило влюбиться в лысую? Еще никогда в истории лысина не была орудием соблазнения». Он ответил: «В первый раз я посмотрел на тебя снизу вверх. До волос дело не дошло, я остановился на веснушках. Они сразили меня наповал». Как странно, необъяснимо все, что касается любви.

Можно найти своего человека даже в неприятной ситуации – к примеру, в таком инциденте, что случился со мной.

Насколько все же непредсказуема любовь – никогда не знаешь, где и при каких обстоятельствах ее встретишь. Все решается где-то над тобой – и тебе ничего не остается как подчиниться этой вспышке, даже если интуиция твердит, что с этим человеком надолго не получится. Но любовь не всегда дается для продолжения. Она может прийти, научить тебя чему-то важному – и так же непредсказуемо уйти.

Но ни одна любовь не бывает бесследной – вот ее главная особенность. И она делает тебя только лучше, никогда – хуже. Я пишу, ты заглядываешь в дневник за моей спиной и хмыкаешь, целуя в плечо: «Жаль, я не понимаю языка, иначе успел бы прочесть хотя бы одно предложение. Ты пишешь о том, что было, или о том, что будет?»

Люблю вечера солнечного дня, ну как сегодня. Я смотрю на Рэ – на его лице красивые тени темно-желтого цвета. «К чему разделять время на «было», «есть» или «будет»? Одно исходит из другого, меняются лишь декорации и герои. В итоге все в любом случае сливается в одно целое. Да и происходит не зря – вне зависимости от того, плохое или хорошее. Все для чего-то».

Он говорит, что из меня получился бы писатель: «Ты красиво говоришь. И вот даже пишешь. Может, попробуешь?» Нет уж. У меня мысли скачут и мешаются, так ничего путного не изложишь. Сплошные сопливые синусоиды. Моя голова словно блендер: в нее, родимую, загрузили все радостные и печальные переживания, нажали на кнопку, и все измельчилось, перемешалось так, что уже не отличишь важное от не важного.

«Нет, Рэ. На нас двоих хватит одного писателя. Ты лучше иди дописывай главу. Завтра с утра в путь. Желтая деревня заждалась двух сумасшедших туристов!»

Лето. Лимонно-золотые дни, варенье из белой черешни, бесконечные улицы вкривь и вкось, кирпичные домики с окнами бирюзового цвета, бусы из красного перца сушатся на верандах.

Здесь будто начинается мир, тревоги вынесены за скобки, и я больше не боюсь смотреть в ночные зеркала. Там отныне нет для меня грозных тайн и призраков прошлого – рассадила их по местам, сдала в багаж и, дождавшись свистка состава, отправила под пасмурные своды.

Здесь так много солнца, что в дневное время от жары воздух дрожит у самой брусчатки. Только иногда припускает дождь, но он не страшен – капли большие, теплые, подогретые солнцем. Мой вечер здесь – это ласковый ветерок, белые стены нашего домика, бутылка «Пино Гриджио» и овощи с козьим сыром.

Я счастлива. И дело не в том, что все сложности разрешились. В какой-то мере все запуталось еще больше, но все равно стало легче. С каждым днем эта легкость увеличивается в размерах. Еще полгодика здесь, с ним рядом, – и я стану невесомой.

С утра до шести вечера Рэ пишет книгу, а я, передвигаясь на цыпочках, готовлю что-нибудь вкусненькое, потом иду гулять по улицам, засаженным персиковыми деревьями. Плоды почти созрели, скоро можно будет срывать, наслаждаться вкусом и бархатным ароматом.

Желтая деревня. Мы здесь. Вторая неделя поразительного спокойствия, когда не задумываешься о процессе жизни, а окунаешься в него с головой, не закрывая с непривычки глаза. Как же так, мы ведь привыкли к ежедневной борьбе, к отвоеванным мгновениям счастья. А здесь, вокруг нас с Рэ, даже не мгновения, а целые недели абсолютного счастья. Хоть нарезай ломтиками и подавай ароматным рахат-лукумом.

Вчера перед сном я размечталась: вот бы такое счастье надолго. Я хорошо понимаю, что есть еще и реальность со своими правилами. Но кто нам запрещает продлевать это счастье внутри? Там ведь мы хозяева – никаких часов, будильников, офисов, начальников. Продлевать это внутреннее счастье до тех пор, пока оно снова не сольется с реальностью. От лета до лета. И так всегда, назло холодам.

В Желтой деревне всегда шумно. Но шум не назойливый, в гармонии с течением дня. Здесь все на своих местах. Будто так, как должно быть, хоть мы никогда и не знаем точного расклада. Да здесь как-то и не думается об этом. Просто оглядываемся вокруг и понимаем, что суровость мира не испортила воду местных родников. Здесь слыхом не слыхивали о вывозе токсичных отходов в развивающиеся страны наперекор Базельской конвенции. Или о том, что глобальные темпы роста населения Земли за последние пятьдесят лет сократились вдвое.

Наслаждаясь оранжевой дыней, я наблюдаю за жизнью Желтой деревни. Порой спокойствие человека может заключаться в элементарном незнании.

Мы слишком во многое вникаем, слишком многое пытаемся оправдать и многому стремимся противостоять. Знание не всегда сила. Знание в любом случае утяжеляет, да и не каждый, получивший это знание, может направить его в нужное русло. Чаще мы просто перегружаем себя, наполняемся до предела лишней информацией, чувствуя себя якобы подготовленными к грядущим угрозам, а на деле становимся еще более уязвимыми, беззащитными. Порою нужно чего-то не знать или что-то пропустить, чтобы оставаться счастливым.

Я покупаю домашний лимонад из плодов шиповника у старичка в зеленой рубашке. Здешние пожилые мужчины почему-то носят исключительно зеленые рубашки. Пока он разводит сироп в газированной воде, я ради интереса спрашиваю его о конце света: «Говорят, он совсем скоро. Не боитесь?» Старичок улыбается, качает головой и цепляет на край стакана дольку лайма: «Девочка моя, намного важнее, не настал ли твой внутренний конец света. Света, который горит в тебе».

Мы многое усложняем. То, к чему можно отнестись проще, мы разбираем на части, подкрепляем опасениями, пропитываем эмоциями, а потом носимся с этим грузом, ищем, куда его сбросить или на кого взвалить. Но даже если мир сошел с ума, это еще не повод бросать поводья и оголтело нестись за всеми.

В детстве мама в порыве возмущения часто говорила мне: «Если все начнут прыгать из окон, ты тоже прыгнешь? Отвечай за себя в первую очередь». В Желтой деревне я поняла, как важно оберегать свое – то, что присуще именно мне, то хорошее, что кому-то может показаться глупым. Счастье – это совсем не то, чего мы ждем и получаем в редкие моменты. Счастье – это то в нас, что радуется этим моментам.

«Я не буду тебе врать, что до конца разлюбил Зейнеп. Знаешь, у мужчин так принято: если мы расстаемся с женщиной, которую любили, мы уже не признам этого вслух. Обходим стороной свои настоящие чувства и говорим только о том, какими мы были разными, и что для того, чтобы окончательно убедиться в этом, понадобилось несколько лет пожить вместе. Не что иное, как ложь, под которой глыба гордости.

В действительности, в глубине души, все иначе, не так эгоистично. Мы тоже тоскуем, тоже мечемся в постели от наплыва воспоминаний. Мы тоже, как и вы, женщины, ищем родное лицо в толпе. Чем отличается женская тоска от мужской? Мы предпочитаем забываться. На пару недель убегаем к “промежуточным” женщинам – они нас целуют, удовлетворяют, помогают забыться. Но в постели мы никогда не смотрим таким женщинам в лицо. Боимся увидеть в них черты той, которую любим по-настоящему. Той, в которой видели мать своих детей.

• Предыдущая
• 16/40
• Следующая