Глотка - Страуб Питер - Страница 65

• Предыдущая
• 65/168
• Следующая

– О восьмистах, – сказал Алан.

– Простите?

– Она начала с грошей, а оставила после себя восемьсот тысяч. Вот об этом-то мне и неловко думать.

Я посмотрел на отражение Ральфа. Глаза его чуть не вылезли на лоб. За спиной слышно было тяжелое, прерывистое дыхание Марджори.

– И что вы будете делать с этими деньгами? – спросил наконец Ральф.

– Думаю, оставлю их общественной библиотеке.

Я свернул за угол на Хиллфилд-авеню, и перед нами замаячило серое здание бюро братьев Тротт. Изящные башенки, окна-фонари и огромное крыльцо делали его похожим на домики с рисунков Чарльза Адамса.

Свернув с дороги, я подъехал к входу.

– Что будет дальше? – спросил Алан.

– Нам дадут время побыть с Эйприл, – сказал Джон, вылезая из машины. – Потом гражданская панихида или прощание, или как там они это называют.

Отец его заерзал на сиденье, пробираясь к краю.

– Подожди, подожди, Джон, мне не слышно, – Марджори пробиралась вслед за мужем. Алан Брукнер вздохнул, открыл дверь и легко вылез наружу.

Джон повторил все, что только что сказал.

– Потом что-то вроде службы, а затем мы поедем в крематорий.

– Решил все упростить, да? – переспросил Ральф.

Джон уже шел к лестнице.

– О, – воскликнул он, занеся ногу над первой ступенькой. – Должен предупредить вас заранее. Во время первой части церемонии гроб будет открыт. Директор бюро решила, что нам это понравится.

Я услышал, как Алан резко вдохнул воздух.

– Я не люблю открытые гробы, – сказал Ральф. – Что надо делать? Подняться и поговорить с этой особой?

– Хотелось бы мне поговорить с этой особой, – сказал Алан. В этот момент он казался самым несчастным человеком на свете. – Некоторые другие культуры предполагают, что живые могут спокойно общаться с мертвыми.

– Да? – переспросил Ральф. – Вы имеете в виду Индию?

– Пойдемте, – Джон начал подниматься по ступенькам.

– В индийских религиях все обстоит несколько сложнее, – сказал Алан. Они с Ральфом обошли вокруг машины и начали подниматься вслед за Джоном. До меня доносились лишь обрывки их разговора.

Марджори тревожно посмотрела в мою сторону. Я явно вызывал у нее какие-то опасения. Наверное, все дело было в огромных «молниях» на моей японской куртке.

– Пойдемте, – сказал я, предлагая ей руку.

Марджори схватилась за мой локоть, как птичка хватается коготками за жердочку.

Джойс Брофи держала перед нами открытой массивную дубовую дверь. На ней было темно-синее платье, напоминавшее вечерний наряд для беременных.

– Боже, а мы уже волновались, что это вас задержало, – сказала она, кривовато улыбаясь.

Джон разговаривал с каким-то сгорбленным человечком лет семидесяти, серое лицо которого прорезали глубокие морщины. Я подошел к Алану.

– Нет, нет, мистер, вы должны познакомиться с моим отцом, – сказала Джойс. – Давайте покончим с формальностями, прежде чем вы войдете в зал. Всему, знаете ли, свое время.

Сутулый старик в мешковатом сером костюме, улыбнувшись, протянул мне руку.

– Да, сэр, – сказал он. – Это важный день для нас всех.

– Па, – сказала Джойс. – Познакомься с профессором Брукнером, профессором Рэнсомом и другом профессора Рэнсома...

– Тимом Андерхиллом, – сказал Джон.

– Профессором Андерхиллом, – подхватила Джойс. – А это миссис Рэнсом, мать профессора Рэнсома. Мой отец – Уильям Тротт.

– Зовите меня просто Билл, – старик улыбнулся еще шире и схватил левой рукой руку Марджори. – Некрологи были очень хороши, не так ли? Мы все очень постарались.

Никто из нас не видел сегодняшних утренних газет.

– О да, – сказала Марджори.

– Хочу выразить соболезнования вашему горю. С этой минуты вы должны постараться расслабиться и испытать хоть какую-то радость от прощания. И помните, что мы всегда рядом, чтобы помочь вам.

Он отпустил наконец наши руки.

Марджори потерла ладони.

«Зовите меня просто Билл» попытался изобразить сочувственную улыбку и отступил на шаг назад.

– Моя девочка отведет вас в часовню Вечного покоя. Когда начнется служба, мы пригласим ваших гостей.

Произнеся эти слова, он повернулся на сто восемьдесят градусов и с удивительной для его комплекции скоростью удалился в глубь длинного темного коридора.

«Зовите меня просто Джойс» с улыбкой наблюдала за ним несколько минут, затем сказала:

– Сейчас он включит первую часть музыкальной программы, которая будет фоном для ваших тихих размышлений. Мы уже приготовили стулья, и когда появятся ваши гости, вы должны сесть в левой части первого ряда – там места для членов семьи. – Она подмигнула мне. – И близких друзей.

Прижав правую руку к животу, «Зовите меня просто Джойс» махнула левой в сторону коридора. Джон встал рядом с ней, и они вместе двинулись в эту сторону. Из стереоколонок донеслись звуки органной музыки. Алан шел по коридору, словно лунатик, Ральф гордо шествовал рядом.

– Так значит, человек рождается снова и снова? – продолжал расспрашивать он. – А какова расплата?

Я не слышал, что пробормотал в ответ Алан, но вопрос Ральфа вернул его к действительности, старик поднял голову и пошел побыстрее.

– А я и не знала, что вы один из профессоров, работающих с Джоном, – сказала Марджори.

– Это было совсем недавнее повышение, – ответил я.

– Мы с Ральфом гордимся вами, – Марджори похлопала меня по руке. Мы вошли вслед за другими в огромный зал, наполненный мягким неярким светом и звуками органа. По обе стороны главного прохода, ведущего к подиуму, заставленному венками и вазами с цветами, стояли ряды складных стульев. На платформе за подиумом лежал на покрытом черным сукном столе отполированный бронзовый гроб. Крышка гроба была сдвинута, открывая белое изголовье, на котором покоилась голова Эйприл Рэнсом.

– Ваши брошюры лежат вон там, – «Зовите меня просто Джойс» махнула рукой в сторону стоявшего у стены прямоугольного стола из красного дерева, на котором были кувшин с водой, пластиковые стаканчики и сложенные стопочкой желтые брошюрки.

Все присутствовавшие, кроме Алана Брукнера, оторвали взгляд от Эйприл Рэнсом и посмотрели на желтые книжечки.

– Мы обычно рекомендуем «Хотя я иду по равнине».

Алан продолжал смотреть на тело своей дочери.

– Она выглядит прекрасно даже с этого места, – сказала Джойс и потянула Алана за собой. Джои пошел за ними, все остальные следом. Джойс подвела Алана к гробу, мы все встали вокруг.

Вблизи гроб Эйприл казался большим, как лодка. Тело ее было открыто до талии, на которой лежали сложенные крест-накрест руки. Джойс Брофи наклонилась поближе и расправила складочку на белом жакете Эйприл. Когда она выпрямилась, Алан Брукнер склонился над гробом и поцеловал дочь в холодный лоб.

– Если вам, ребята, что-то понадобится, я буду внизу, в офисе, – сказала Джойс, повернулась и пошла к выходу. Только сейчас я заметил, что на ногах ее были надеты грязные стоптанные кроссовки.

«Зовите меня просто Джойс» явно перестаралась и намазала губы Эйприл слишком яркой помадой. Щеки ее также покрывал неестественный румянец. Белокурые волосы были уложены так, чтобы скрыть шрамы от вскрытия. Смерть искривила морщинки вокруг губ и глаз Эйприл. Она выглядела, словно пустой дом.

– Ну разве не красиво, Джон? – сказала Марджори Рэнсом.

– Хм-хм, – пробормотал Джон.

Алан коснулся напудренной щеки Эйприл.

– Бедная моя девочка, – сказал он.

– Все это так... ужасно, – сказал Ральф.

Алан отошел от гроба и двинулся к первому ряду складных стульев.

Рэнсомы сели слева. Ральф скрестил руки на груди, и я сразу понял, от кого унаследовал этот жест Джон Рэнсом.

Джон уселся через стул от своей матери и через два – от меня. Алан сидел с другой стороны ряда, внимательно изучая желтую брошюрку.

Несколько минут мы молча прислушивались к неподвижно висящей в воздухе органной музыке.

Я вспомнил описание похорон моей сестры. Пришедшие оплакать Эйприл Андерхилл собрались в часовне Холи-Сепульхры. По словам моей матери, она выглядела «красивой и умиротворенной». Моя живая сестренка, которая была такой жизнерадостной и все же иногда пронзительно печальной, с ее непослушными волосами, с вечным хлопаньем дверью, ненавистью к скуке, была опустошена настолько, что выглядела умиротворенной? В таком случае она оставила все мне, передала в мои руки.

• Предыдущая
• 65/168
• Следующая