Выбери любимый жанр

Роковые годы - Никитин Борис Владимирович - Страница 42


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

42

Отсюда видно, что министр Некрасов в своем пересказе далеко ушел от действительности. В письме была одна фраза, касающаяся Наследника. Генерал писал, что, может быть, для мальчика все будет к лучшему: он в тиши окрепнет, будет расти в спокойной обстановке, учиться, наберется знаний, «а пути Божьи неисповедимы: кто знает, – может быть, сам народ когда-нибудь призовет его». Против этого места на полях стояли красным карандашом большие и малые восклицательные знаки.

На этом письмо, а с ним и все «дело Гурко» заканчивается.

При всем желании не найти там ни контрреволюции, ни заговора, ни даже той малой мухи, из которой можно бы сделать слона.

Но что поистине было исключительного на этих четырех страницах, так это совсем не то, что писал генерал Гурко, а собственноручная резолюция начальника кабинета военного министра, поставленная чернилами на полях письма:

«Военный министр приказал привлечь генерала Гурко по 126-й статье Уг. ул. Полковник Барановский»[104].

Вряд ли царские архивы Министерства юстиции видели такие рискованные надписи. Если в те отдаленные времена инсценировались процессы и министры тоже «приказывали» следственной власти подгонять обвинения под определенные статьи, то они не писали таких откровенных резолюций на официальных бумагах; а тем более на тех, кои представляли собой вещественные доказательства.

При этом важно еще заметить, что даже независимо от заключения по существу всего дела, за это письмо Гурко никак нельзя было подвести ни под какую статью: согласно декрета Правительства, все действия, направленные в защиту старого строя и имевшие место до 4 марта, подлежали полной амнистии. На основании этого декрета были, например, амнистированы в Ораниенбауме офицеры, стрелявшие 3 марта из пулемета. Письмо Гурко было от 2 марта, и на него, в довершение всего, распространялось и действие названного декрета.

Вечером того же дня захожу к Багратуни, чтобы напомнить о деле. Наш разговор повторяется в тех же выражениях. Слышу ответ: «Да… но и подождите».

Выйдя от него, мне вдруг пришла мысль: о чем я спорю? О каких принципах, которые меня уже не касаются? Через два дня все равно меня не будет в Штабе. А разве не лучше, если это расследование произвести под моим наблюдением? Оснований для обвинения все равно не найдут, так как их нет; но без меня дознание будут тянуть; Гурко будет сидеть; а в этом и заключается главная опасность. Сколько раз я повторял членам Следственной комиссии Муравьева, что они сажают в Петропавловскую крепость представителей старого режима не для суда Временного правительства, а для большевиков. Они все мне не верили, что приход к власти большевиков – вопрос самого небольшого времени и что в случае восстания защищать Правительство будет некому. Если же теперь мне представляется возможность сохранить хоть одного, то надо спешить.

Звоню в контрразведку, вызываю Каропачинского, прошу немедленно приехать. Он быстро появляется.

– С вами, Всеволод Николаевич, я начал контрразведку. А вот вам и мое последнее дело. Произведите лично расследование о генерале Гурко.

Вижу удивленное лицо Всеволода Николаевича. Передаю ему досье, предлагаю прочесть письмо. Конечно, я не позволил себе указывать, какого ожидаю заключения. Надо знать характер Каропачинского. Он всегда ревниво оберегал независимость судебных решений, он никогда не мирился с давлением извне на следственное производство. Для него сама по себе резолюция Барановского уподоблялась большому красному флагу, которым размахивают на корридах в Испании.

Я только сказал ему:

– Даю вам 48 часов на производство расследования.

– Зачем так много? – услыхал я короткий ответ.

Уже на другой день он привозит мне законченное расследование. Внизу перед подписью выведена трафаретная фраза: «Состава преступления не найдено, а потому постановил дело прекратить».

Но он был бы не Каропачинский, если бы и здесь не проявил своей инициативы. Меня ждал сюрприз.

– Вы знаете, Борис Владимирович, у нас до сих пор каждый день бывают товарищи прокурора Судебной палаты, которым мы передаем разные дела. Так я предложил сегодня одному из них тоже подписать постановление после меня, что он и сделал. Таким образом, и заключение прокурорского надзора уже имеется.

Подписываю препроводительную бумагу.

– Возьмите внизу мою машину, отвезите от меня все это прокурору Палаты и вручите ему лично.

Бедный Всеволод Николаевич! Ему так влетело, что когда через полчаса он вернулся обратно, то еле переводил дыхание; а на лице еще оставались красные пятна, но глаза смеялись. Никогда не видел прокурора в таком состоянии: он так рассвирепел, что я даже слова не мог вставить.

– Как? – воскликнул я. – Прокурор не согласился с мнением контрразведки?

– Нет, об том и речи не было. Он только выражал неудовольствие за такую поспешность в производстве расследования.

Я не напоминал больше Багратуни о деле Гурко. Сам же он, надо отдать ему справедливость, тоже никогда меня о нем не спрашивал.

На другой день я простился со Штабом округа, а через несколько дней генерал Гурко был выпущен из крепости и выслан за границу.

Глава 17

Светлой памяти Великого Князя Михаила Александровича

Душевное внимание Великого Князя, его чарующая простота и деликатность навсегда привлекали сердца тех, кому приходилось с ним встречаться. Что же сказать нам, проведшим с ним войну? Мы были счастливы близостью к нему, а преданы безмерно.

Всегда ровный, Великий Князь никогда не выходил из себя. Он оставался спокойным, какие бы сюрпризы ни приносила обстановка. А иногда, действительно, было чему удивиться. Великий Князь провел кампанию не в большом штабе, а выступил на войну во главе шести кавалерийских полков так называемой Дикой дивизии[105]; затем командовал 2-м кавалерийским корпусом, а совсем перед революцией получил пост генерала-инспектора кавалерии.

Вот он в самом начале кампании, когда дивизия пролезла в щель у Береги Горние и после ночного боя, прорвав охранение, втянулась в узкие ущелья Карпат. Тирольские стрелки держатся кругом на гребнях по трем сторонам образовавшегося мешка и пытаются замкнуть последний выход у Береги Горние. Связь с корпусом порвана. Великий Князь в головной сотне головного отряда черкесов бригады князя Вадбольского, а ночь проводит с кабардинцами графа Воронцова-Дашкова, на которого начинают нажимать австрийцы. Обстановка выясняется: перед нами начало большого наступления пехоты. Дикая дивизия выскакивает из петли, занимает длинный фронт и вместе с 12-й кавалерийской генерала Каледина сдерживает натиск.

И влетело же штабу дивизии от командира корпуса, хана Нахичеванского! Ему вторит начальник штаба корпуса барон Дистерло: «Вы можете исчезать, куда хотите, но мы не можем не знать в течение двух суток, где брат Государя!»

А брат Государя в восторге. Он смеется над страхами за его жизнь, сам отвечает командиру корпуса и уходит в окопы.

Позиционная война тяготила его подвижной характер.

– Пришли лошадей на высоту 700, – говорит мне по телефону личный ординарец Великого Князя князь В. Вяземский.

– Куда? Как? Да она сильно обстреливается, там нельзя показаться верхом. Попроси Великого Князя спуститься вниз пешком по ходу сообщения.

Но разве можно запомнить высоты и гребни, по которым Великий Князь обходил свои позиции? Он всегда хотел сам знать, сам увидеть. В его присутствии забывали о личной опасности, и бывали случаи, когда этим пользовались даже соседи.

Однажды под Залещиком Великий Князь поехал посмотреть Заамурскую конную бригаду и, как обыкновенно, в несколько часов всех зачаровал. Через три дня, в критическую минуту, славные заамурцы атаковали в лоб в конном строю пехотные окопы под Дзвинячь-Жежава. Командир бригады генерал А. Черячукин, идя на подвиг и желая поднять настроение, сказал своим солдатам, что с соседней высоты на них смотрит Великий Князь Михаил Александрович и интересуется, повернут они под огнем или нет. Надо ли говорить, что на высоте никого не было? Великий Князь был занят своей дивизией и узнал только к вечеру о подвиге героев. Ведомые Черячукиным, они не только не повернули, не дрогнули, не только дошли, но прошли пехотные окопы.

вернуться

104

Эта статья старого Уголовного уложения применялась к виновным в участии в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя.

вернуться

105

Кавказская Туземная конная дивизия.

42
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело