Коко - Страуб Питер - Страница 16

• Предыдущая
• 16/192
• Следующая

Следующее, что помнил Конор, это то, как он сидел на полу в лифте, но к тому моменту, когда открылись двери, нашел в себе силы подняться на ноги.

– А ты умный, Гарри, – сообщил Конор маячащему перед ним затылку Биверса.

Они вышли из лифта и долго пробирались куда-то по длинным залам, наполненным людьми. Конор невнятно бормотал какие-то извинения, но люди, которых он толкал, были слишком нетерпеливы и отворачивались, не дослушав Конора. Он слышал, как люди поют “По дороге домой”. Это была лучшая песня на свете. Конору захотелось плакать. Пул следил за тем, чтобы он не упал. Интересно, знает ли Мики, какой он замечательный парень? Наверное, все-таки нет. И именно это делает его таким замечательным.

– Я в порядке, – пробормотал он.

Они пришли наконец в темный зал, и Конор уселся рядом с Майклом. Черноволосый парень с тоненькими усиками, с неким подобием чемпионской ленты через плечо, остервенело носился по сцене и пел “Красавицу-Америку”.

– Мы пропустили Джимми Стюарта, – прошептал Пул. – Это – Уэйн Ньютон.

– Уэйн Ньютон? – переспросил Конор.

Голос его звучал слишком громко. Кругом засмеялись над тем, что он сказал. Конор почувствовал себя неловко. Из-за Майкла он оказался в дурацком положении, хотя сам прекрасно знал, что Уэйн Ньютон – толстый подросток, который поет, как девчонка. Конор закрыл глаза, перед которыми тут же начали расплываться сверкающие и блестящие круги. Затем Конор понял, что открыть глаза ему не удастся. До него доносились аплодисменты, крики, свист. Несколько секунд он слышал даже собственный храп, затем окончательно отключился.

– Хороших музыкантов у нас гораздо больше, чем хороших групп, – сказал Гарри Биверс, – но сюда не приехали ни те, ни другие. Он становится тяжелым? Уложи его на свой диван и спускайся к нам в бар.

– Я хочу лечь, – ответил Майкл. Конор Линклейтер, сто шестьдесят фунтов мертвого веса, тяжело привалился к его плечу. От Биверса разило выпивкой.

– Я научился отличать ветеранов от зрителей. Во-первых, они все время помнят о том, что мы – бывшие солдаты, побывавшие в боях и видевшие кровь, во-вторых, считают своим долгом постоянно демонстрировать нам, что страна любит нас, несмотря ни на что, и, в-третьих, они не знают толком, что мы там делали, и это их заводит.

У Пула возникло неприятное ощущение, что Гарри описывает отношение к нему Пэт Колдуэлл, своей бывшей жены.

Майкл уложил наконец Конора Линклейтера на край кровати, которую горничная не посчитала нужным застелить, снял с приятеля черные кроссовки и расстегнул ремень на брюках. Конор стонал, его бледные, покрытые венами веки вздрагивали. Рыжеволосый, с бледной кожей Конор выглядел сейчас лет на девятнадцать. После того, как Линклейтер сбрил бороду и свои безобразные усищи, он опять стал похож на самого себя, каким друзья помнили его по Вьетнаму. Майкл накрыл друга запасным одеялом, которое нашел в ванной в одном из шкафов. Затем он включил лампу с другой стороны кровати и потушил верхний свет. Если бы он только мог предположить, что Линклейтер заночует у него, он заказал бы люкс. Одноместный номер не предполагал дополнительных спальных мест для надравшихся посетителей. Биверс наверняка поселился в люксе (хотя Гарри ни на секунду не пришло в голову предложить Конору свой диван).

Было без нескольких минут двенадцать. Майкл включил телевизор, убавил громкость. Затем присел на ближайший стул и снял ботинки. Повесил пиджак на спинку другого стула. Чарльз Бронсон, очевидно изображавший ирландца, стоял на обочине дороги и смотрел в бинокль на серый “Мерседес”, припаркованный во дворе виллы в стиле эпохи Георга. Через несколько секунд машину охватило пламя.

Майкл взял телефон и поставил его на стол рядом с собой. Горничная аккуратно расставила на столе бутылки, в которых еще что-то оставалось, помыла и поставила один в другой пластиковые стаканчики, убрала пустые бутылки и затянула целлофаном тарелку с сыром. В ведерке по горлышко в воде стояла последняя бутылка пива. Рядом плавали серебристые льдинки. Майкл взял верхний стакан, погрузил его в ведерко, зачерпнул воды вместе со льдом и сделал большой глоток.

Конор что-то пробормотал, перевернулся и уткнулся лицом в подушку.

Майкл вдруг решился: он поднял трубку и набрал номер жены. Вполне возможно, что Джуди не спит – лежит в постели и читает какой-нибудь роман, не обращая внимания на телевизор, который сама же недавно включила, чтобы не скучать. После двух гудков последовал звук снимаемой трубки, затем шелест пленки – у Джуди был включен автоответчик.

– Джуди не может разговаривать с вами в данный момент, но если вы назовете после сигнала свое имя, номер телефона и оставите сообщение, она свяжется с вами так скоро, как только возможно.

Он подождал сигнала.

– Джуди, это Майкл. Ты дома? – автоответчик Джуди был подключен к аппарату в ее кабинете, смежном со спальней, и если она еще не спит, то должна услышать его голос. Джуди не отвечала, пленка продолжала шелестеть. Он наговорил на автоответчик пару ничего не значащих фраз, пожелал Джуди спокойной ночи и обещал вернуться поздно вечером в воскресенье.

В постели Майкл прочел несколько страниц книги Стивена Кинга, которую он захватил с собой. Конор Линклейтер перекатился на другой край кровати. Ничто в романе не показалось Майклу страшнее или любопытнее, чем то, что происходит в реальной жизни. Мир был полон жестокости и совершенно неправдоподобных событий, и Стивен Кинг, похоже, знал об этом.

Прежде чем Майкл погасил свет, он успел, обливаясь потом, пронести “Мертвую зону” через военную базу во много раз большую, чем Кэмп Крэнделл. Вокруг лагеря, обтянутого по периметру колючей проволокой, стояли покрытые деревьями холмы. Теперь там все было выжжено так, что местами деревья напоминали скорее палки, торчащие из золы. Майкл прошел мимо целого ряда пустых палаток и только тогда осознал, что кругом царит тишина – он был в лагере один. Все покинули лагерь, а он отстал от своих. Перед штабом красовался пустой флагшток. Он прошел мимо пустого здания, ощущая запах гари. И тут Майкл вдруг понял, что это не сон. Он действительно был во Вьетнаме. Это остальная часть его жизни – сон. Ведь во сне Пул никогда раньше не чувствовал запахов. Да и сны его были в основном не цветными. Он увидел старую вьетнамскую женщину. Она стояла рядом с ямой, в которой горели облитые керосином экскременты, и безучастно смотрела на Майкла. Из ямы поднимался черный дым, застилавший небо. Пул был в полном отчаянии.

• Предыдущая
• 16/192
• Следующая