Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 19

— Не люблю сидеть болтая ногами, — пожаловался Скорч, неловко ерзая на груде кувшинов.

— Зато обзор хорош. Я тебя в полдень подменю.

— Не знал, что ты это ешь. В мясе должна быть кровища. Мясо без крови — не мясо.

— Да, это моллюск.

— Это тварь с глазами на концах щупальцев. Она следит, как ты ее жрешь, следит, как ты ножиком режешь тело. За каждым глотком следит. Она смотрит, как ее едят!

— И что?

Чайки вопили, собравшись в стаи над низкими причалами, где рыбаки вытряхивали корзины с узкорыбицей прямо на скользкие камни; дети суетились вокруг в надежде наняться к торговцам нанизывать рыбку на леску. Серые гадробийские коты, сотнями поколений оттачивавшие кровожадность, прыгали на чаек из засады. Яростные схватки разбрасывали пучки перьев и клочья кошачьей шерсти, одуванчиками летевшие по воздуху.

Под причалами бродили в полутьме старухи; они при помощи длинных зазубренных кочережек собирали мелкую рыбу, дождем сыпавшуюся в щели при выгрузке улова. Если добычи было мало, карги старались поддеть зубьями друг дружку.

Скорч видел их со своего места — завернутые в тряпье силуэты в сумраке, снующие в вечных тенях кочерги… Клянусь, никогда не буду есть того, что ловят в озере, — пробурчал он хриплым шепотом. — Видит Гран, я помню, как они ковыряли дырки. Клянусь костлявым, Гран.

— Ты о чем?

— Ни о чем. Теряем время…

— Терпение, Скорч. У нас список. У нас проблемы. Разве не говорят, что Брокул решил сбежать?

— Тут чертовская толпа, Лефф.

— Нужно просто следить за очередью к вербовщику.

— Какая там очередь…

Лефф швырнул раковину над озерной стеной; она шлепнулась на десятки тысяч себе подобных. — Не сейчас, — прошептал он. — Но скоро.

Миновав развилку около Урса, потрепанные остатки каравана направились к Южным Непоседам. Шагавшие по дороге пастухи и работники каменоломен, что в Воронах, отступали на обочины и пялились на катящуюся мимо четверку обгоревших, покрытых полосами копоти фургонов. В каждую из повозок была впряжена всего одна лошадь; животные выбивались из сил, натягивая кое-как связанную веревочную упряжь.

Вместо привычного набора охранников, которые должны сопровождать даже такой малый караван, можно было заметить всего одного человека. Он сутулился в гадробийском седле, полностью скрыв лицо капюшоном потрепанного плаща. Человек носил две сабли, их рукояти поднимались почти до уровня плеч. Кожаные краги (человек крепко держался за высокую луку седла) были сплошь покрыты пятнами и разрезами. В прорехах виднелась кожа столь густо покрытая татуировками, что казалась черной. Странные, похожие на кошачьи глаза обегали дорогу.

Первые жалкие лачуги Южных Непосед окружили дорогу, вынырнув из утреннего тумана, словно неопрятные гнезда громадных стервятников. В окошках и трещинах покосившихся стен блестели глаза, следившие за проходившим мимо караваном.

Вскоре поезд оказался окруженным скопищами трущоб и беженцев, которые тенями окружили повозки, слабыми голосами выпрашивая еду и деньги. Мало кто из купцов въезжал в Даруджистан с юга, потому что дороги бедняцких пригородов здесь были очень узкими и кривыми. Те, у кого было мало охранников, рисковали стать жертвами жестокого и отчаянного нападения обездоленных, страдания которых все возрастали.

В сотне шагов от главной дороги, известной как Джатемова Суета, стало казаться, что единственному хранителю жалкого каравана выпадет именно такая участь.

Когда грязные руки цепко ухватились за спицы колес, а другие протянулись к лошадям, человек в капюшоне обернулся к обнаглевшим бродягам, натянул поводья и выпрямился. Казалось, он вдруг стал больше и толще.

На него обратились взоры как испуганные, недоверчивые, так и довольно — таки наглые. Какой-то оборванец прыгнул за спину одного из возчиков (как и охранник, они ехали под капюшонами), сильно потянул… От толчка капюшон упал с головы.

Обнажив гнилое лицо мертвеца. Лишенная волос голова повернулась, пустые глазницы уставились на занявшего сиденье человека.

Когда непоседник завопил, пытаясь соскочить с фургона, одинокий караванный страж выхватил сабли, показав широкие лезвия, раскрашенные яркими полосами, черными и светло-оранжевыми. Капюшон слетел, явив взорам широкое лицо, татуированное таким же образом; открылся рот, полный длинных клыков. Охранник улыбнулся. В его улыбке не было веселья — только обещание резни.

Толпе этого хватило. Люди с криками и визгом разбегались.

Через несколько мгновений четыре фургона и их одинокий страж продолжили путь. Выехали на Джатемову Суету, присоединившись к направленному в город потоку. Одинокий татуированный охранник вложил сабли в ножны.

Лишившийся капюшона труп на первой повозке не был расположен снова прятать лицо; вскоре неживой возчик приобрел хлопающий крыльями, вопящий эскорт из трех ворон, пытавшихся подкормиться на голой макушке. Когда караван достиг ворот, одна из ворон сидела на голове мертвеца, а две другие на плечах; все они деловито отдирали полоски сухого мяса с его лица.

Стражник у ворот прищурился на полосатого звероподобного охранника. Тот осадил коня под аркой.

— Грантл, ты, что ли? Вижу, была замятня. Это караван Сирика?… о боги!

Крик был доказательством, что стражник разглядел возчика на первом фургоне.

— Лучше пропусти нас, — тихо, хрипло сказал Грантл. — Я не в настроении беседовать ни с кем, кроме Сирика. Думаю, он уже переехал в новый особняк?

Стражник кивнул. Глаза его были малость дикими, лицо исказилось. Сделав шаг назад, он махнул рукой.

Путь до имения Сирика оказался благословенно коротким. Мимо Барбакана Деспота, потом налево, вокруг Холма Высокой Виселицы; там уже видны были недавно оштукатуренные стены и широкие сводчатые ворота, ведущие во двор купеческого особняка.

Похоже, вести уже распространились: Сирик ждал во дворе, слуга прикрывал его зонтиком от солнца. Вокруг скучились шесть стражников личной охраны. Лицо купца вытянулось, едва он понял, что во двор втягиваются всего четыре фургона. Стражники наполнили пыльный воздух проклятиями, углядев возчика (ворона на его голове как раз решила расправить крылья и восстановить равновесие). Гнилые руки натянули вожжи, остановив фургон.

Грантл тоже остановился, не спеша слез с коня.

Сирик беспомощно махал руками: — Но… но…

Грантл стянул плащ, показывая прорехи в кольчуге, согнутые и вырванные звенья, пятна крови. — Набег житников, — пророкотал он, снова улыбаясь.

— Но…

— Мы отвесили хорошей сдачи, — продолжал Грантл, поглядев на охрану купца. — Если бы вы отправили побольше вот этих бездельников — все было бы гораздо веселее. Отряд был большой, почти сотня вопящих дикарей. Дурни подожгли фургоны прежде, чем ограбить.

Капитан охраны Сирика — мужчина с множеством шрамов на лице — ощерился, глядя на фургоны. — Сотня, вот как? Против… сколько вас было? Восемь охранников и ты командиром? За идиотов нас держишь, Весельчак? Сотня житников — и вас тут не было бы.

— Нет, Кест, ты не идиот, — лениво протянул Грантл. — У тебя череп как у быка и нрав тот же, но ты не идиот.

Сирик поднял трясущуюся руку, останавливая взвившихся людей капитана: — Грантл, Гисп сидит на передке. Но он же мертвый.

— Да. Как и трое остальных.

— Но… но как?

Грантл устрашающе повел мускулистыми плечами. — Не знаю точно, — признался он, — но они все еще выполняют приказы. Да, я совсем отчаялся и выкрикивал такие команды, которые обычно даже в голову не приходят… но я остался один, с четверкой лошадей на четыре фургона. — Он еще раз повел плечами. — Я заберу плату сейчас, Сирик. Вы получили половину келика, выехавшего из Бастиона. Это вполовину лучше, чем ничего.

— А что мне делать с четырьмя неупокоенными возчиками?! — взвизгнул Сирик.

Грантл повернулся и сверкнул глазами на Гиспа: — Идите вы к Худу. Сейчас.

Возчики торопливо спрыгнули с фургонов, упав на мостовую. Угнездившиеся у лица Гиспа вороны негодующе закричали, захлопали крыльями и снова уселись, чтобы продолжить трапезу на уютно распростершихся во дворе телах.