Обитель теней - Страуб Питер - Страница 34

• Предыдущая
• 34/123
• Следующая

– Слышал разговор Брума с миссис Олинджер вчера вечером, прежде чем уйти домой. Причем я даже не подслушивал – он определенно сам хотел, чтобы я узнал это.

– Бог ты мой! – вырвалось у меня.

– Вот именно… Я даже собирался сегодня пропустить занятия. – Он приподнялся на локтях, и я испугался, что он испортит пиджак Тома, выпачкав его о траву. – Слава Богу, что не решился на это: ведь рано или поздно он доберется до меня, и тогда будет в тысячу раз хуже.

– А может, он на этот раз оставит тебя в покое, – предположил я.

– Может. Но если он меня вызовет, я расскажу на сей раз все как было. Больше я не вынесу такого, к тому же теперь он еще больше озвереет.

– Ну, я уже попробовал рассказать Торпу, и что из этого вышло?

– Так ты же не сказал ему, что я Скелета тоже видел. За это я тебе, конечно, благодарен, но… Теперь мне на Скелета наплевать. Я все скажу Бруму, если он меня вызовет с латыни.

– Не думаю, что он тебе поверит.

– Поверит, – убежденно сказал Брик. – Поверит, вот увидишь. Я заставлю его поверить. И пускай хоть вся школа горит синим пламенем – начхать я хотел.

Когда дворник наконец-то появился, я последовал за Бриком с таким чувством, будто в школе меня поджидал бешеный зверь с бычьей головой.

Через пять минут после начала урока латыни явилась миссис Олинджер со сложенным вчетверо листком-запиской.

Дейв Брик многозначительно посмотрел на меня – в глазах его читалась паника. Мистер Торп зарычал было от ярости, что его прервали, однако сдержался и чуть ли не выхватил записку из рук миссис Олинджер. Он развернул листок, прочел и провел ладонью по лицу, вытирая невидимый пот.

Воцарившаяся в классе тишина была оглушительнее крика.

– Брик, к директору, – прозвучало словно выстрел.

Дрожь так била Брика, что он дважды уронил учебники на пол, прежде чем засунуть их в кейс. Наконец он поднялся и на негнущихся ногах поплелся к выходу. В дверях он обернулся и взглянул на меня – лицо его стало белее мела.

И снова школу закрутило в подспудном бурлящем водовороте. По окончании урока латыни выяснилось, что миссис Олинджер дожидалась у двери классной комнаты. Вид у нее был, как у гонца, принесшего дурные вести. Дотронувшись до локтя мистера Торпа, она что-то шепнула учителю на ухо.

– Черт, – сказал мистер Торп. – Хорошо, иду.

Он заспешил к лестнице, ведущей в кабинет директора.

Мы же, войдя в класс мистера Фитцхаллена, обнаружили написанное мелом на доске объявление, из которого следовало, что урока не будет и что вместо него нам следует самостоятельно прочитать две главы из "Больших надежд".

– Что происходит? – спросил меня Бобби Холлингсуорс, после того как мы сели за парты и раскрыли книги.

– Ничего не понимаю, – ответил я.

– Держу пари, что на сей раз Брик-педрик точно вылетит из школы, – высказал предположение Бобби.

Я быстро справился с обеими главами и решил достать из шкафчика другую книгу. Проходя мимо классной комнаты старших, я услышал голос, по-моему, Терри Питерса. Явственно прозвучало: "Скелет". Как я ни напрягал слух, ничего больше разобрать не удалось: дверь была чересчур толстой.

Достав книгу, я бросил взгляд на стеклянную стену галереи, откуда был виден коридор старого здания. Внезапно одна из дверей распахнулась, и из класса стремительно выскочил мистер Уэзерби, направляясь вниз. За ним вышла миссис Олинджер.

Торп, Фитцхаллен, теперь вот Уэзерби… Все те, кто слышал мои обвинения против Скелета.

Мимо промчались к своим шкафчикам несколько старшеклассников. У них что – тоже не было урока?

В зале, где собралась вся школа, явственно ощущалась атмосфера всеобщего, но пока не прорвавшегося наружу смятения. Перед сценой, где помимо фортепиано громоздилась ударная установка и лежала на полу басовая труба, ученики образовывали небольшие, но шумные группки, которые то распадались, то соединялись снова. Тут же выяснилось, что утром учителя отсутствовали на многих уроках.

Моррис, отыскав в дальнем углу зала Брауна и Хэнну, присоединился к ним, ожидая, когда объявят начало выступления. Мистер Ридпэт беседовал с мистером Торпом. Последний пожимал плечами и вдруг, раздраженно отвернувшись от собеседника, встретился взглядом со мной. Глаза его метали громы и молнии. Ридпэт, проследив за его взглядом, тоже посмотрел на меня, а Торп показал жестом, чтобы я подошел к двери.

Пока я подходил, он не спускал с меня холодного, пронизывающего взгляда, да и сам походил на седовласую ледяную статую. Некоторое время он выдерживал паузу, дожидаясь, пока я не покроюсь испариной, затем бросил отрывисто:

– Ровно в три пятнадцать – ко мне в кабинет.

Это, очевидно, было все, что он хотел сказать, однако, не в силах сдержать ярость, он добавил:

– Ты и представить себе не можешь, какую заваруху устроил в школе.

Ответить я ничего не мог, но он и не ждал ответа. Скривив губы, Торп проронил:

– Сгинь с глаз моих долой до трех с четвертью!

Ну конечно же, он собирается объявить мне об исключении… Я на ватных ногах доплелся до первого ряда и плюхнулся рядом с Бобом Шерманом. Большинство ребят продолжали переговариваться стоя.

– Прошу всех занять свои места! – крикнула миссис Олинджер.

Ей пришлось повторить призыв несколько раз, прежде чем ее услышали и разговоры постепенно начали смолкать, сменившись скрипом отодвигаемых стульев. Затем вновь послышалось несколько голосов.

– Тихо! – рявкнул мистер Торп.

Теперь и в самом деле воцарилась тишина. Все наконец расселись, кроме трио Морриса: они стояли возле сцены, явно испытывая волнение и страх перед своим дебютом.

Только теперь мне пришло в голову поискать Скелета Ридпэта: если он в зале, значит, в четверть четвертого он также должен быть в кабинете Торпа. Я обернулся – среди старшеклассников, на двух задних рядах, его не было. Может, Брум все-таки его уже выгнал?

Миссис Олинджер возвестила со сцены:

– Сегодня мы имеем честь присутствовать на первом в истории школы клубном выступлении. Сначала попрошу вас поприветствовать трио Морриса Филдинга. На барабанах – Фил Хэнна, трубач – Дерек Браун.

Устаревшая терминология вызвала у Морриса Филдинга улыбку, и я подумал, что, по крайней мере, с ним-то все будет в порядке. Все трое поднялись на сцену, Хэнна сел за ударную установку, Браун приладился к своему басу, Моррис отсчитал "раз, два, три", и они заиграли "Кто-то меня любит".

Мелодия навевала приятные образы, вроде золотого отблеска солнечных лучей в ослепительно чистых струях горного водопада, и я отключился от всего, полностью отдавшись во власть музыки.

Концерт подходил к завершению – трио играло последний из объявленных номеров программы, когда по залу пронесся тревожный гул. Обернувшись, я увидел в дверях Лейкера Брума. Рука его лежала на плече Дейва Брика. Лицо у Брика было смертельно бледным, глаза покраснели. Моррис также взглянул в ту сторону, затем с видом отчаянной решимости вновь оборотился к клавиатуре, и я явственно расслышал в его сольной импровизации пассаж из "Вот и вся наша банда в сборе".

В тех обстоятельствах это был, прямо скажем, героический поступок с его стороны, однако музыка меня уже не занимала. По виду и, главное, выражению лица Лейкера Брума (то было лицо убийцы) я понял, что взрыв бомбы, ожидаемый с самого утра, произойдет прямо здесь с минуты на минуту.

• Предыдущая
• 34/123
• Следующая