Обитель теней - Страуб Питер - Страница 46

• Предыдущая
• 46/123
• Следующая

– Так, сейчас посмотрим. Маг – главнокомандующий армией, состоящей из кого?

– Из предателей, – ответил Дэл.

Теперь возбужденные, затуманенные алкоголем глаза мага уперлись в Тома.

– Итак, основополагающие правила, которые необходимо в этом доме соблюдать. Ты видел деревянную дверь в конце бокового коридора по пути сюда?

Том кивнул.

– Открывать ее запрещено. Ты можешь совершенно свободно гулять где тебе вздумается, за исключением двух мест: помещения за той дверью и моей комнаты наверху, за вращающейся дверью. Это относится и к тебе Дэл. Все ясно?

Том с Дэлом кивнули еще раз.

– Так, будем считать, что правило номер один вы усвоили. В этом зале, который я называю Малым театром, мы займемся, так сказать, работой в тесном контакте: трюками с картами и с монетами, а завтра, Том, ты увидишь Большой театр иллюзий. Там ты научишься летать, но только при условии, что доверишься мне целиком и полностью. – Вдруг он спросил:

– Ведь твой отец умер, да?

– Умер, – чуть слышно ответил Том.

– В таком случае на это лето я стану твоим отцом, и это – правило номер два. В этом доме распоряжаюсь я. Если я тебе запрещаю выходить на улицу, значит, ты сидишь дома.

И ты, Дэл, тоже. Если я велю вам оставаться в своих комнатах, значит, так тому и быть. Уверяю вас, все мои приказы и правила имеют под собой веские причины. Это понятно?

Вопросы есть?

Дэл точно окаменел.. Том же, не выдержав, спросил:

– Скажите, а волки водятся в Вермонте? Вы лично видели хотя бы одного?

Коллинз почесал голову.

– Ну конечно нет, – ответил он, однако хитровато подмигнул, откинувшись в своем кресле-качалке. – А знаете ли вы историю про то, с чего начинаются все истории?

Мальчики пожали плечами. Внезапно Том почувствовал острую неприязнь к этому человеку. Он не желал, чтобы тот ему заменял отца, все его истории, конечно, изначально лживы, да и вообще, от него самого и от всего, что его окружало, исходила какая-то неясная угроза.

– История эта, – начал Коллинз, поправляя шарф, – рассказывает об измене, точнее, могла бы рассказывать. А могла бы – и о разрушительной сути магии, о том, как эта суть постепенно проявляется. Так что понимайте ее, как вам больше нравится.

– Давным-давно в одной северной стране, где снег лежит восемь месяцев в году, в маленьком деревянном домике у подножия высокого холма жили вдвоем мальчик и его мама.

Были они неприхотливы, жизнь вели скромную, занимались обычными домашними делами: заготавливали дрова, солили мясо – такая работа никогда не кончается. Мальчик, почти совсем лишенный обыкновенных детских радостей, не унывал. Времени на это просто не было: он усердно помогал маме убираться в доме, топить печь, натирать полы воском, ухаживать за скотом. Жизнь их так и текла – размеренно, согласно раз и навсегда заведенному распорядку, по которому каждое их действие, каждое испытываемое ими ощущение подчинялось конкретной цели и было в полном согласии с другими поступками и ощущениями.

Однажды мама разрешила мальчику поиграть на улице в снегу, пока она будет готовить. По моему разумению, она просто не хотела, чтобы он путался под ногами и клянчил попробовать то одно, то другое. Она надела на него самую теплую одежду: толстый свитер, двойные носки, валенки, длинное синее пальто и шерстяную вязаную шапку – и велела быть дома ровно через час.

– Можно мне забраться на холм? – спросил мальчик.

– Хоть на самый верх, – ответила мама, – главное, чтобы ты мне дал спокойно приготовить еду. Но через час возвращайся.

Мальчик обожал взбираться на холм, хотя иногда мама ему это запрещала, боясь диких зверей. С вершины была прекрасно виден не только их домишко с печной трубой и мерзлыми стеклами окон, но и обширная северная долина, где темные пихты торчали прямо из сугробов.

Ему потребовалось добрых полчаса, чтобы добраться до вершины. С одной стороны перед ним выстроилась цепь одинаковых холмов, уходящая далеко-далеко, в северное безмолвие, с другой раскинулась долина, где стоял их домик, похожий сейчас на игрушечный. Из трубы валил дым, в кухонном окошке мелькала мама: она с кастрюлями и сковородками в руках сновала от плиты к столу и обратно. Он казался таким теплым и уютным, этот домик с клубящимся из трубы дымом и женщиной, хлопочущей на кухне.

Мальчик решил немного покопаться в снегу, быть может, построить на вершине снежную крепость. Время от времени он отрывался от своего занятия, чтобы взглянуть на уютный домик и на маму. Вдруг он понял, что времени на игру почти не осталось. Еще раз посмотрев на дом, он слепил уже мокрыми варежками еще несколько снежков.

Настало время спускаться. Дым из трубы уже не поднимался столбом, а вился завитками.

Внезапно он услышал прямо у себя в голове чей-то голос:

Слепи еще снежок.

Бросив снова взгляд на дом, он глубоко копнул рукой снег.

И тут пальцы его наткнулись на что-то твердое, гладкое и холодное как лед, а может, и еще холоднее. Оглянувшись на дом, он разглядел, как мама вытаскивает из печки горячие пирожки, потом перевел взгляд вниз, в вырытую им ямку, и принялся разгребать снег вокруг обнаруженного предмета.

Это была шкатулка, серебряная шкатулка, такая холодная, что пальцам стало больно даже в варежках. А тот же голос произнес: Раз есть шкатулка, должен быть и ключик.

В который раз он посмотрел на свой уютный, теплый дом. Дымок из трубы вился уже еле-еле, а мама то и дело поглядывала в окно. Он пальцами смахнул тонкий слой снега со дна углубления и тут же нащупал маленький серебряный ключик.

Раз есть ключик, должен быть замок, – сказал голос.

Он повертел в руках холодную серебряную шкатулку и наконец увидел замок, хитроумно замаскированный в орнаменте из тонких завитков под выступом крышки. Еще раз посмотрел на дом: мама стояла у окна и вытирала руки о фартук. И он вставил ключик в замочную скважину.

Замок щелкнул.

В последний раз он посмотрел на свой, такой родной, маленький мирок, на дом, на маму в окне. Потом он приоткрыл крышку шкатулки…

Коулмен Коллинз прервал рассказ и вдруг быстрым движением воздел руки ладонями вверх.

– Вот так – со случайно обнаруженной и неосторожно открытой таинственной шкатулки – начинаются почти все сказки и волшебные повествования, какие только знает человечество. И все герои этих сказок – принцессы и принцы, колдуны и волшебники, эльфы и тролли, лисицы и волки, ведьмы и лешие, короли и дровосеки, и даже маленькая красавица в красной шапочке – все они предстали на мгновение перед зачарованным мальчиком, прежде чем внезапный порыв ветра разнес их в разные стороны.

Загадочно улыбаясь, он опустил руки. На секунду Тому показалось, что маг пьян как сапожник, однако его отчетливый голос пробуждал от дремоты и продолжал эхом звучать в мозгу, даже когда он на минуту умолк.

– Я часто задумываюсь, что же произошло потом, что натворил этот некстати поднявшийся ветер. А ведь он все перемешал: короли превратились в эльфов и троллей, у принцев и принцесс выросли волчьи и лисьи головы, а девочка в красной шапочке стала ведьмой… – Он решительно поднялся. – Вот я и рассказал вам сказку на ночь. А теперь отправляйтесь к себе и выспитесь хорошенько. И чтоб до утра из своих комнат никуда не выходили! Все, пока!

Он подмигнул им и скрылся за занавесом, на мгновение оставив мальчиков одних в пустом зале. Но через минуту высунул голову в промежуток между портьерами.

– Я же сказал: сейчас же спать! Быстро наверх! Ведите гостя, мистер Найтингейл.

Голова скрылась, чтобы минуту спустя высунуться снова, будто чертик из табакерки.

– Кстати, о волках. В них, как правило, стреляют без предупреждения, как только их заметят. Исключение – Lupus infabula[7], имеющий обыкновение появляться, когда о нем говорят.

Голова беззвучно рассмеялась, показывая чуть подпорченные кривые зубы, и снова исчезла, теперь уже окончательно.

• Предыдущая
• 46/123
• Следующая