Тайна - Страуб Питер - Страница 39
- Предыдущая
- 39/161
- Следующая
— О, нет, — Том вспомнил, как вчера, после выпуска вечерних новостей, пытался дозвониться фон Хайлицу.
— Наш разговор все время прерывался новостями о событиях в Уизел Холлоу. Я смог вернуться домой только в полдень, а детективы Хоулман и Натчез сидели у меня часов до трех.
— Они допрашивали вас еще три часа?
Старик покачал головой.
— Они искали пишущую машинку, на которой было напечатано письмо. Им пришлось изрядно потрудиться. Я и сам не помню точно, сколько машинок собрал в своем доме за долгие годы. Хоулману и Натчезу показалось особо подозрительным, что одна машинка была спрятана в шкафчике для картотеки.
— А почему вы ее спрятали?
— Это-то и хотел выяснить детектив Натчез. Я понял, что один из полицейских, раненых в Уизел Холлоу — Менденхолл? — был его близким другом. А вообще-то, эта пишущая машинка — своего рода сувенир, оставшийся мне от дела о «Внуке Джека-потрошителя» — тебе уже попадалась в моем альбоме эта статья? Именно на этой машинке доктор Нелсон печатал письма нью-йоркской полиции.
Фон Хайлиц улыбнулся и, вытянувшись на диване, положил ноги на журнальный столик. Он провел ночь в полицейском управлении и полдня любовался, как двое детективов роются в его вещах. С тех пор он успел принять душ, побриться, слегка вздремнуть, но все равно выглядел немного усталым.
— Все получилось совсем не так, как я думал, — сказал Том. — Вас продержали всю ночь в полиции... — старик пожал плечами. — ...этого человека — Эдвардса — застрелили, двое полицейских ранены, Хасслгард утопился...
— Хасслгард не топился, — сказал фон Хайлиц, глядя на Тома сквозь облако дыма. — Его казнили.
— Но какое отношение имел ко всему этому Фоксвелл Эдвардс.
— Он просто оказался — как это сказала его сестра? — удобным для полиции. Они решили все свалить на него.
— Значит, я был одним из тех, кто убил его. Хасслгард и Эдвардс были бы живы, если бы я не написал это письмо.
— Ты никого не убивал. Их убила система, чтобы защитить себя, — фон Хайлиц опустил ноги и потянулся к пепельнице, чтобы потушить сигарету. — Помнишь, я говорил тебе, что человек, убивший моих родителей, солгал в своей исповеди лишь однажды? Мой отец, конечно же, не был причастен к коррупции, охватившей остров. Он ненавидел то, что сделали эти жулики из Милл Уолк. И я думаю, он пошел к своему другу Дэвиду Редвингу и рассказал ему, что обнаружил и что собирается предпринять по этому поводу, Предположим, Дэвид Редвинг был так же ошарашен, как и мой отец. И он вполне мог поделиться полученной информацией с человеком, который не заслуживал его доверия. Когда вскоре после этого убили моего отца и мать, у Давида непременно должны были появиться определенные подозрения. Если только кто-нибудь, кому он доверял целиком и полностью, не постарался убедить президента, что обвинения отца были ложными, а их с матерью убил самый обычный грабитель.
— И кто же, по-вашему, это был?
— Его собственный сын. Максвелл Редвинг. До ухода в отставку он был правой рукой отца.
Том представил Максвелла Редвинга, развлекающего на террас-клуба в Игл-лейк своих племянников и племянниц, которые стали теперь бабушками и дедушками, потом вспомнил некролог в «Свидетеле».
— Как ты думаешь, над чем я работаю в последнее время?
— Не знаю, — сказал Том. — Вы работали над делом Хасслгарда, но теперь оно закончено.
— Наш покойный министр финансов — только крошечная часть большого сложного дела. Это мое последнее дело, точнее, дело всей моей жизни. Все вновь и вновь возвращается к убийству Джанин Тилман.
Том вдруг понял, что старик подозревает Редвингов в причастности практически ко всем преступлениям, совершенным на Милл Уолк.
— Послушайте, — начал он. — Я не хочу, чтобы вы думали...
Фон Хайлиц остановил его, подняв ладонь в темно-синей перчатке.
— Я хочу, чтобы ты кое о чем задумался, прежде чем продолжишь свою мысль. Как ты думаешь, посторонний человек догадается, глядя на тебя, о том, что случилось семь лет назад?
Тому потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что, так же как недавно его мать, фон Хайлиц намекает на аварию. Ему давно казалось, что это не имеет к нему никакого отношения — похоронено вместе с его прошлой жизнью, так же как глиняные трубочки и пустые бутылочки, которые находят время от времени на заднем дворе.
— Ведь это — важная часть того, кем ты стал. Того, кем ты являешься.
Тому вдруг захотелось встать и уйти из этого дома. У него было сейчас такое ощущение, словно он запутался в паутине.
— Ты чуть не умер. С тобой случилось такое, что происходит лишь раз в жизни. И очень немногие помнят и говорят об этом. Ты — словно человек, который видел темную сторону Луны. Такая привилегия даруется немногим.
— Привилегия? — переспросил Том, гадая про себя, какое отношение имеет ко всему этому убийство Джанин Тилман.
— Знаешь, что рассказывают люди о подобного рода переживаниях?
— Я не хочу этого знать, — ответил Том.
— Они вспоминают, что двигались вниз, в темноту, по длинному тоннелю. А в конце тоннеля мерцал свет. И их охватывало при этом чувство умиротворенности, счастья, даже радости...
Том чувствовал, что сердце его вот-вот разорвется. На несколько секунд он даже потерял зрение. Он попытался встать, но тело не слушалось его. Том не мог даже дышать. Как только он понял, что не видит ничего вокруг, зрение тут же вернулось, но паника, охватившая его, только усилилась. Он словно рассыпался на атомы, которые тут же снова соединились.
— Ты — дитя ночи, Том, — сказал фон Хайлиц.
Слова его затронули в душе Тома какие-то новые струны. Том вдруг увидел над собой ночное небо, словно с дома сняли крышу. В бесконечной тьме мерцали лишь несколько тусклых звездочек. Тому вспомнились слова Хэтти Баскомб о том, что мир наполовину состоит из ночи. Один слой ночи за другим — слои тьмы и мерцающих звезд.
— Я не могу, я не могу больше все это выносить, — Том поглядел на свое тело, неподвижно лежавшее в кресле. Это было тело незнакомца. Ноги его казались немыслимо длинными.
— Я просто хотел, чтобы ты знал, что носишь все это внутри себя, — сказал старик. — Что бы это ни было — боль, страх или любопытство.
- Предыдущая
- 39/161
- Следующая
