Амулет Самарканда - Страуд Джонатан - Страница 72

• Предыдущая
• 72/92
• Следующая

И поспешно спрятался обратно. Нет, не катит. Сверкающий чёрный лимузин. Автомобиль волшебника. Не стоит и пытаться — слишком уж рискованно. Машина пролетела мимо — только галька брызнула из-под колес да в воздухе повисло облако пыли, только взвизгнули тормоза да сверкнул капот. Я успел краем глаза заметить пассажира: какой-то незнакомый мужчина, одутловатый, губастый, с прилизанными чёрными волосами. Ни беса, ни какого иного охранника я не заметил, но это ещё ничего не значило. Нет уж, устраивать засаду на волшебников я не собираюсь.

Я вернулся к мальчишке. Тот застыл, скорчившись под кустом.

— Не то, — сказал я. — Волшебник.

— Я не слепой! — неприязненно фыркнул он. — Я его знаю. Это Лайм, один из дружков Лавлейса. Уж не знаю, зачем он ввязался в заговор — он не особенно силен. Я однажды напустил на него несколько мелких демонов — он потом распух, словно воздушный шарик.

— Что, вправду? — Надо признать, это произвело на меня впечатление. — И что же было дальше?

Мальчишка пожал плечами.

— Они меня отлупили. А это кто едет? — Из-за поворота показался велосипед. На нём восседал приземистый полный мужчина; он вертел ногами, словно вертолёт пропеллером. Над передним колесом велосипеда была прикреплена здоровенная корзинка, накрытая плотной белой тканью.

— Мясник, — сказал я. Мальчишка снова пожал плечами.

— Может быть. Ну что, берем его?

— Ты сможешь надеть его одежду?

— Нет.

— Тогда пускай едет. Будут и другие варианты.

Раскрасневшийся, взмокший велосипедист доехал до перекрестка, притормозил на мгновение, вытер пот со лба и двинулся в сторону поместья. Мы смотрели ему вслед. Точнее, мальчишка неотрывно смотрел вслед корзине.

— Надо было его взять, — тоскливо протянул он. — Очень есть хочется.

Прошло некоторое время, и мясник-велосипедист поехал обратно. Он крутил педали и насвистывал. Корзинка его опустела, а вот бумажник, несомненно, потяжелел. Мясника сопровождал один из часовых, двигавшийся огромными неравномерными скачками вдоль живой изгороди; в солнечном свете тело и изорванное одеяние часового казались полупрозрачными.

Мясник уехал прочь. Мальчишка с трудом подавил позыв чихнуть. Часовой исчез. Я взобрался на верхушку колючего куста и огляделся. Небо было ясное. Зимнее солнце пригревало не по сезону жарко. Дороги были пусты.

За следующий час перекресток миновали ещё две машины. Первая — фургон торговца цветами. Его вела неряшливого вида женщина с сигаретой в зубах. Я уже готов был ринуться на неё — и тут заметил боковым зрением троих часовых в обличье дроздов, лениво проплывавших над рощицей. Они бы точно всё засекли. Я спрятался и пропустил женщину.

Дрозды улетели. Но следующий проезжий тоже нам не подошёл. Это опять была машина волшебника — дорогой автомобиль с открытым верхом, да и ехал он со стороны поместья. Лицо водителя было почти полностью скрыто шляпой и защитными очками. Я успел разглядеть лишь рыжеватую бородку, короткую и аккуратно подстриженную, — и он уже унесся прочь.

— Кто это был? — поинтересовался я. — Ещё один соучастник?

— Первый раз вижу. Возможно, это тот самый, который приехал вчера вечером.

— Кто бы он ни был, он в поместье не задержался.

Мальчишка в расстройстве ударил кулаком по земле.

— Если мы не проберемся внутрь в самое ближайшее время, начнут прибывать остальные гости! А нам ещё нужно успеть выяснить, что тут происходит. Ах, если бы только я был могущественнее!

— Извечный крик души всех волшебников, — утомленно заметил я. — Потерпи.

Он посмотрел на меня зверем и огрызнулся:

— Чтобы терпеть, нужно время! А у нас его нет!

Но на самом деле мы поймали свой шанс всего лишь двадцать минут спустя.

Снова послышался шум подъезжающей машины. Снова я пробрался на другой край рощицы и выглянул из-за гребня насыпи. И мгновенно понял, что наше время пришло. Это был фургон бакалейщика, высокий, прямоугольный, свежевымытый, с аккуратными чёрными крыльями. На борту у него красовалась горделивая надпись: «Скволлс и сын, бакалея из Кройдона, вкусная еда для всех».

К моему великому облегчению, похоже было, что в кабине восседают сами Скволлс и сын. Вел машину лысый мужчина постарше, а рядом с ним сидел бодрый юнец в зелёной кепке. Оба были полны энергии и явно принарядились ради великого дня; лысина старшего блестела, будто отполированная.

Мышь, притаившаяся за камушком, начала разминать мышцы.

Фургон подъехал поближе; из-под капота неслось подвывание и дребезжание мотора. Я взглянул в небо. Ни дроздов, ни прочей пакости. Всё чисто.

Фургон подъехал к роще, и деревья заслонили его от ворот Хедлхэма.

Скволлс и сын опустили стекла, чтобы подышать свежим воздухом. Сын напевал себе под нос что-то веселенькое.

Когда они уже наполовину миновали рощу, сын услышал где-то сбоку негромкий шорох. Он посмотрел направо.

И увидел, что прямо на него по воздуху в позе атакующего каратиста несется полевая мышь.

Мышь влетела прямиком в открытое окно. Ни Скволлс, ни сын не успели даже пальцем пошевельнуть. В кабине завертелся неизъяснимый водоворот, да так, что она закачалась из стороны в сторону. Фургон слегка отклонился и подъехал к земляной насыпи у края дороги, где и притормозил. Мотор чихнул и заглох.

На мгновение воцарилась тишина. Потом дверца со стороны пассажирского места отворилась. Из кабины выпрыгнул мужчина, до чрезвычайности похожий на Скволлса, нырнул обратно и вытащил недвижные тела Скволлса и сына. Сын лишился большей части одежды.

Перетащить эту парочку через дорогу, на насыпь и в глубь рощи было делом нескольких секунд. Я спрятал их в зарослях ежевики и вернулся к фургону. [Примечание: Факварл сказал бы, что проще всего было бы сожрать их, а Джабор и говорить бы не стал, а просто сожрал. Но я не любитель человечьей плоти — у меня от неё сущность болит. Это всё равно что есть морепродукты скверного качества: вся скопившаяся в них грязь оказывается во рту.]

Тут-то и началось самое неприятное. Джинны и автомобили просто не совмещаются между собой. Очень уж противно чувствовать себя заключенным в жестяной колпак и окруженным со всех сторон вонью бензина, машинного масла, искусственной кожи, людей и их изделий. Невольно начинаешь думать, какая же это слабая и ничтожная тварь — человек, раз он для путешествий на дальние расстояния нуждается в таких жалких приспособлениях.

А кроме того, я просто не умею водить машину. [Примечание: Мой единственный опыт вождения относится ко временам Великой войны, к тому её периоду, когда британская армия стояла в тридцати милях от Праги. Какой-то оставшийся безымянным чешский волшебник приказал мне украсть некие документы. Их хорошо охраняли, и, чтобы миновать вражеского джинна, мне пришлось въехать в британский лагерь на санитарной машине. Водитель из меня паршивый, но во всяком случае так у меня появилась достаточно убедительная маскировка (я заполнил санитарную машину солдатами, которых сбил по дороге). Когда я въехал в лагерь, солдат потащили в госпиталь, а я под шумок смылся и украл планы грядущей кампании.]

И тем не менее я снова завел мотор и как-то умудрился вырулить от обочины обратно на середину дороги. А потом — и к перекрестку. На всё это ушло не более минуты, но я, честно признаться, уже начал психовать: какой-нибудь глазастый часовой мог задуматься, отчего это фургон так долго не показывается из-за деревьев. На перекрестке я притормозил, быстро огляделся по сторонам и наклонился к окну.

— Быстро сюда!

Кусты лихорадочно зашуршали, и вот мальчишка рванул дверь на себя и ввалился в кабину, пыхтя, словно загнанный слон. Дверь захлопнулась. Секунду спустя мы уже покатили дальше и свернули на дорогу, ведущую к Хедлхэм-Холлу.

— Это ты? — спросил мальчишка, уставившись на меня.

— Кто же ещё? Переодевайся, и поживее. Часовые вот-вот доберутся до нас.

Мальчишка забарахтался на сиденье, сдирая свою куртку и стараясь дотянуться до одежды Скволлса-младшего — рубашки, брюк и зелёной куртки. Каких-нибудь пять минут назад всё это было чистеньким и аккуратным; теперь же вся одежда была напрочь измята.

• Предыдущая
• 72/92
• Следующая