Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Магуайр Тони - Страница 37

• Предыдущая
• 37/51
• Следующая

Когда прозвенел звонок с последнего урока, я схватила сумку с учебниками и вслед за Сьюзен вышла из класса.

Ее семья жила в одноквартирном доме с маленькими окнами-эркерами и крепкой, даже на вид, деревянной дверью. Дом находился неподалеку от нашей школы, так что уже через двадцать минут я сидела в гостиной и знакомилась с мамой Сьюзен. Сначала все шло хорошо, но потом, когда мы сели пить чай…

Мама Сьюзен спросила, чем мой отец зарабатывает на жизнь, и, судя по всему, ее не слишком обрадовал тот факт, что он работает на ферме; тем не менее она продолжала улыбаться. Впрочем, улыбка тут же сошла с ее лица, когда она услышала ответ на следующий свой вопрос:

— А где ты живешь, Марианна?

«Почему ее это интересует?» — подумала я, сообщая свой адрес. Я очень надеялась, что она не знакома ни с кем из наших соседей, но моим надеждам не суждено было сбыться.

— Как твоя фамилия? — спросила мама Сьюзен, и я ответила, интуитивно понимая, что все идет совсем не так, как я рассчитывала.

Тарелка с пирожными, которую она только что протягивала мне, с грохотом опустилась на стол.

— Сьюзен, иди на кухню, живо! — Хозяйка дома резко повернулась к дочери.

Подруга растерянно взглянула на меня и последовала вслед за матерью. Младшая сестра Сьюзен не сводила с меня широко раскрытых глаз. Она чувствовала: происходит что-то странное, и виновата в этом я. Я сидела, теребя подол новой юбки, и ждала только возможности уйти.

Через кухонную дверь до меня долетели слова «потаскушка», «не в моем доме», «не хочу, чтобы ты общалась с подобными». Оттолкнув тарелку в сторону, я вскочила, закинула сумку на плечо и выбежала на улицу.

Сьюзен, однако, догнала меня и шла рядом всю дорогу до автобусной остановки. Она пыталась извиниться за поведение своей матери и уверяла, что мы по-прежнему подруги.

«Боюсь, завтра ты изменишь свое мнение», — подумала я, и оказалась права.

Как выяснилось, мама Сьюзен была знакома с Дорой и та уже успела поведать ей искаженную версию произошедшего. С ее слов выходило, что она всегда была добра ко мне, а я отплатила ей черной неблагодарностью: переспала с ее мужем, забеременела и отдала ребенка на усыновление.

Матери Сьюзен было достаточно пересказать дочери эту историю, чтобы та сама захотела прекратить всякое общение со мной — пересела за другую парту и оставила меня в одиночестве. Хуже того, она еще и остальным сообщила, почему мы больше не друзья.

Я попыталась поговорить с ней на большой перемене, но она смотрела на меня с жалостью и презрением.

— Мама сказала, что ты маленькая дешевая шлюшка, — она намеренно повысила голос, чтобы одноклассницы всё слышали, — и мне не следует общаться с тобой.

Затем Сюзен взяла за руку девочку с бесцветными мышиными волосами, всегда смотревшую на нее с плохо скрываемым обожанием, и увела на противоположную сторону игровой площадки. «Мышка» бросила в мою сторону торжествующий взгляд, потом отвернулась, и я услышала, как они смеются. Мои щеки медленно заливала краска стыда: я знала, что смеются они надо мной. Как же я хотела в тот момент провалиться сквозь землю.

Всю неделю девочки собирались небольшими группками и шепотом обсуждали то, что я, по их мнению, сделала. А мальчишки, стоило им увидеть меня, без устали отпускали пошлые шуточки.

— Эй, Марианна! — нахально окрикнул меня незнакомый парень, чье лицо так и лучилось самодовольством. — Что ты чувствовала, когда внутри тебя шевелился ребенок?

— Наверное, перед этим внутри тебя кто-то другой пошевелился? — перебил его приятель, и вся компания зашлась смехом.

Им потребовалось шесть месяцев, чтобы устать от этой темы. Шесть месяцев я ходила с высоко поднятой головой и старалась не обращать внимания на неприличные намеки и злорадный шепот за спиной; шесть месяцев я плакала в подушку по ночам. Я ведь так надеялась, что смогу прижиться в новой школе, но снова осталась в одиночестве.

Счастливая школьная жизнь закончилась одновременно с перемирием между мной и отцом.

За несколько месяцев, проведенных в Доме для незамужних матерей, я успела привыкнуть к порядку, и, вернувшись к родителям, я стала буквально одержима чистотой. Глядя на грязный пол, груды немытой посуды, корзину для белья, полную мокрых, вонючих пеленок, я наконец решила: с этим надо что-то делать.

Однажды в субботу, когда мама отправилась в магазин, взяв с собой малыша, а отец ушел на работу, я выгнала братьев и сестру играть в сад, закатала рукава и принялась за уборку.

Мне не просто нравилось наводить порядок в доме — мытье полов и стирка отвлекали меня от мыслей о Сьюзен, которая по-прежнему не хотела со мной общаться и лишь презрительно отворачивалась, завидев меня в школе.

Первым делом я занялась пеленками: сложила их в большую кастрюлю и хорошенько прокипятила. Затем настала очередь сваленной в раковину посуды; покончив с ней, я принялась оттирать от пыли и жира кухонный стол и уж потом вымыла пол. К тому времени, как мама пришла из магазина, гостиная сияла, но к следующим выходным пол снова был покрыт слоем пыли, крошек и мусора; повсюду — на столе, на плите и в раковине — стояла грязная посуда с остатками еды, и даже грязные пеленки вернулись на свое привычное место. Каждую субботу я принималась за уборку, хотя и знала, что это бесполезно.

Пока руки мои мыли посуду, голова была занята размышлениями о жизни после школы. Я мечтала о том, как уеду из дома, как стану учиться на медсестру и носить красивую бело-голубую форму. Возня с «утками» и прочие неаппетитные подробности профессии меня мало волновали. Вместо них я представляла доверчивые лица малышей и то, как их родители благодарят меня за заботу.

«Какой прекрасной будет моя жизнь!» — думала я, оттирая очередное жирное пятно со стола. В общежитии для медсестер мне уже не придется делить спальню с младшей сестрой, которая повсюду разбрасывает игрушки. У меня будет собственная комната, и на кровати вместо груды старых вещей будут лежать чистые хрустящие простыни и теплые шерстяные одеяла. Одежда будет аккуратно висеть в шкафу; я куплю себе новое нижнее белье, и — самое главное — ничьи шаловливые пальчики больше не будут лазить по моим туалетным принадлежностям!

Эти мысли вселяли в меня надежду, а надежда помогала учиться. Каждый вечер я раскладывала на кухонном столе школьные учебники и пыталась нагнать одноклассников. Отец лишь недовольно хмыкал, глядя на меня, но уроки раздражали его куда меньше, чем еженедельная уборка.

Я-то надеялась, что родителей обрадует моя помощь по хозяйству, но вышло совсем наоборот. Они оскорбились, словно каждый раз, когда я бралась за щетку или швабру, я осуждала их образ жизни.

— Думаешь, лучше нас стала, — презрительно фыркал отец, когда я гладила школьную форму. — Посмотрите на нее, мисс Чистюля!

Я старалась не обращать внимания на его слова, но это не мешало предательским мыслям закрадываться в голову.

«Хотите жить как свиньи — живите, но меня не заставляйте!» — каждый раз порывалась сказать я, и каждый раз меня останавливал голос разума. Но очевидно, мои мысли легко читались на моем лице, поскольку на меня продолжали сыпаться насмешки и язвительные комментарии.

— Посмотрим, решишься ли ты почистить наш сортир! — издевался отец. И однажды, зайдя в туалет, обнаружил, что я не только вымыла его, но и продезинфицировала.

— Как бы ты теперь за нас не принялась! — не унимался он.

— Не обращай на него внимания, Марианна, — устало вздыхала мама, после того как отец в очередной раз принимался кричать. Но сама она не считала нужным сказать мне спасибо за уборку.

Вскоре отец показал, какого он мнения обо всех моих стараниях. Однажды в субботу я, как обычно, мыла пол, стоя на четвереньках. Он вернулся с работы раньше, чем ожидалось, и сразу отправился на задний двор. Через комнату. В грязных ботинках.

• Предыдущая
• 37/51
• Следующая