Русь и Варяги (СИ) - Васильева Нина Ивановна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/40
• Следующая

Момент прозрения можно определить довольно точно. В 1793 году А. Н. Радищев написал знаменитое:Я взглянул окрест, и душа моя страданиями человеческими уязвлена стала. "Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй" нависло над Россией. Но увидеть и осознать - это уже значит отчасти "преодолеть".

Почти одновременно с выходом книги Радищева происходит переосмысление легенды о "призвания варягов" - в известной пьесе Я. Б. Княжнина "Вадим Новгородский" (1789 г.). Используя краткое сообщение Никоновской летописи о неком Вадиме, поднявшим восстание против Рюрика и убитым им ("Того же лета оскорбишася Новгородцы, глаголюще: "яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его". Того же лета уби Рюрик Вадима храброго, и иных многих избы Новгородцев, советников его"), Княжнин создал образ русского патриота, гибнущего в неравной борьбе с вражьими силами "варягов", захвативших власть на Руси и уничтоживших древнюю свободу. Вскоре после того, как "Вадим" стал известен в обществе, Княжнин умер при загадочных обстоятельствах. Какого мнения были современники о судьбе писателя, можно получить представление из краткого замечания А. С. Пушкина "Княжнин умер под розгами"[8]. Известный историк той же эпохи, Д. Н. Бантыш-Каменский сообщал, что Княжнин был допрашивая Шешковским, начальником Тайной экспедиции, впал в жестокую болезнь и умер в начале 1791 года. Методы работы "тайной экспедиции" были хорошо известны...[9]Несгораемая рукопись "Вадима" в 1791 г. была конфискована и сожжена.

Однако репрессии не помогали. Такое же негативное отношение к "норманической" легенде сохранялось и позже. "Вадим Храбрый" стал излюбленной темой поэтов; над ней работали Жуковский, Рылеев, Пушкин, Лермонтов... Вот как выглядит "призвание варягов" в поэме М. Ю. Лермонтова "Последний сын вольности":

Обнаженный трагизм этой поэмы (одинокий герой погибает, ничем не прикрытое зло торжествует безраздельно) - своего рода показатель момента максимального господства норманизма и в жизни, и в идеологии николаевской империи. И одновременно - духовный рывок, преодоление, начало нового подъема...

Поэма Лермонтова осталась неизвестной современникам, но отношение к правящим "норманнам" великий поэт сумел выразить в другом произведении, получившим, что называется, широкую огласку с момента написания:

Конечно, ЭТИ, которые с черной кровью, все прекрасно поняли, и подписали юному поэту смертный приговор. Но Боже, какое наслаждение бросить в лицо властвующей мрази это страшное пророчество, тем более и это все тогда почувствовали! пророчество правдивое...[10]

Между тем времена менялись. Трагический момент отчаяния, когда власть "норманнов" казалась всемогущей ("чудище обло, озорно, стозевно и лаяй..."), отошел в прошлое. Начался подъем русского национального самосознания, золотой век русской культуры. Пришла пора усомниться в правоте "легенды о призвании".

"Варяжский вопрос" оказался в центре внимания пробудившейся в годы реформ свободной мысли. В 1860 г. состоялся публичный диспут двух историков, специально посвященный "варягам", диспут, вызвавший небывалый общественный резонанс. Позицию официального норманиз-ма защищал престарелый М. Погодин, "светило" исторической науки практически на всем протяжении николаевского царствования. Ему противостоял молодой историк Н. И. Костомаров, публиковавший свои работы в знаменитом "Современнике" (редактор: Н. А. Некрасов; сотрудники и постоянные авторы: Л. Н. Толстой, А. Н. Островский, И. С. Тургенев, Козьма Прутков, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов... короче, не журнал, а хрестоматия по литературе).

Сатирическое приложение к "Современнику", журнал "Свисток", принял самое горячее участие в освещении "варяжского" диспута. Увы, "маститый норманнщик" Погодин, как этого и следовало ожидать, наткнулся на днепровские пороги. Свисток немедля свистнул: "Может, вы этого дела не изучали, так мы расскажем вам: мы ведь на все руки... Видите ли, Константин Багрянородный, византийский автор 10 века, написал сочинение об управлении государством, и так как собственно управление мало занимало его, то он и пустился здесь в ту науку, которую г-жа Простакова называет недворянскою. Перебирая разные местности, он, между прочим, говорит о семи порогах на Днепре и приводит их названия на двух языках: по-славянски, говорит, называется так-то, а по-русски так-то. Ученые принялись добираться, какой же это язык разумеется под именем русского.. Норманнщики, разумеется, принялись объяснять все из скандинавских языков. Между этими порогами особенно два показались им ясны: Варуфорос, по-славянски Вульнипраг, и Геляндри. Нашли в скандинавском war тихий и fors порог, а славянское имя растолковали - вольный праг; вольный и тихий - все равно, стало быть ясно... Другой порог, Геляндри, назван у Константина по-славянски, а как он по-русски этого не сказано; но норманнщики решили, что тут ошибка, и нашли в исландском точно такое слово, с значением шумящий. Опять ясно. Руководясь такими светлыми соображениями, г. Погодин, после всех доводов противника, объявил, что Геляндри и Варуфорос - это такие два столба, которые всегда поддержат норманнство и выдержат какой угодно напор..."[11]Статью, посвященную диспуту, под названием "Наука и свистопляска", написал Н. А. Добролюбов. Ему же принадлежит и стихотворение на ту же тему:

• Предыдущая
• 4/40
• Следующая