Страсти по Казимиру (СИ) - "Mind the Gap" - Страница 25
- Предыдущая
- 25/32
- Следующая
— Да?
— Правильно, ты скажешь мне «да». Короче, через десять дней я обещал представить миру Малевича. Ты его сжёг. Но я уже завязан с неслабыми людьми, которые заинтересованы в артефактах. И завязан серьёзно. И люди опасные. Ты меня подставил. Поэтому! Тс-с-с… Слушай меня! У меня есть картоны начала двадцатого века со штампом мануфактуры Кнопфа. У меня есть фотографии и описание экспертов. У меня есть ты, который рисунки знает лучше, чем кто-либо. Никого лишнего я не собираюсь привлекать. У тебя неделя, ты воссоздаёшь картоны, а я даже оставляю тебя в нашем деле. Ты сможешь. Ты единственный, кто сможет. Андэстенд?
— Ты хочешь сфабриковать Малевича?!
— Достойные списки лучше, чем отсутствие оригинала. Не мне тебе рассказывать, что именно подделки наполняют не только галереи, но и церкви, и частные коллекции…
— И твою коллекцию?
— Мою нет! Сейчас не об этом! Открывай двери, я привезу материалы!
— Нет, Тимур. Я говорю: нет! Я уничтожил Малевича не для того, чтобы самому же по твоему приказу лепить фальшивку. Нет! Не ко мне!
— Илья! Ты… — Но Илья нажал «отбой». Выдохнул и сел прямо на пол, накатили бессилие и негодование одновременно. Он понимал, что идея Тимура вполне осуществима, русский авангард подделывают все кому не лень, тем более что в графике и акварели практически не обнаружить фальшивку. А у Тимура есть авторитетное заключение, настолько авторитетное, что он уже заключил с кем-то из сильных мира сего денежный договорчик. Эксперты из тех, кто неподкупен, они не лгут. Они просто делали экспертизу оригиналу. Подделка и заключение вкупе — вуаля — решение проблемы.
«Мне нужно просидеть здесь неделю, — решил Илья, — а может, и меньше! Бахтияров наверняка будет искать другого исполнителя. Ему будет не до меня, раз связался с опасными людьми… Лишь бы Казимир дождался!»
Казимир дождался наступления густых сумерек, но ночь в городе оказалась совсем не той, что была в лесу. Зарево над мегаполисом приобрело угрожающий жёлто-розовый оттенок, а снег, наоборот, чернел с каждым пройденным километром. Здесь не было покоя и сумрака, под покровом которых кот мог идти своей дорогой; тишины, похоже, это скопище огней и опасностей не знало совсем. Фонари жадно выхватывали друг у друга куски тротуаров и дворов, железные демоны соревновались в скорости и рёве моторов. Казимиру пришлось двигаться рваными скачками от одного островка темноты к другому, но даже в поле света грязное серое пятно не становилось заметнее на карте неспящего города. Просто ещё один его аутсайдер шёл из ниоткуда в никуда. Прохожие не задерживали взгляд на ободранном коте со слипшейся мокрой шерстью неясного цвета, машины не притормаживали, когда он, собрав последние силы, перебегал дороги. Кот почти не видел ничего вокруг, ориентировался только на слух и на тонкую линию света, что всё так же ярко вилась перед ним. Идти по прямой не удавалось. Он то и дело упирался в бесконечные стены домов, машинально огибал их, снова выходил на ярко освещённые магистрали, высчитывал мгновения между нарастающим и удаляющимся звуком шин в мокром месиве снега и пускался наперерез. Низко опустив голову и хвост, трусил по разделительной полосе, под отбойником, между двумя огненными потоками плюющегося грязью транспорта. Фонари провожали неуместного посреди дороги, где и ходить-то нельзя, пешехода своими жёлтыми безучастными глазами.
Казимир давно перестал чувствовать холод во всём теле и ядовитое жжение в истёртых подушечках лап, все его движения стали механически-угловатыми... Останавливаться было нельзя, но уткнувшись в очередную стену и пойдя вдоль неё, кот почувствовал предательски манящее тепло из тёмного отверстия у самой земли и скользнул в подвал. Спрыгнул наугад, свысока, почти по самое брюхо оказавшись в остывающей воде, удушливо парящей влажной плесенью. В три прыжка достиг суши и метнулся в неясный проём в дальнем конце помещения. Осторожно ступая, обнаружил возвышение, похожее на трубу, обмотанную тряпками, за ним в дальнем углу пол был устлан газетами и картоном, посреди которых остров — сухой и мягкий топчан. Казимир взобрался на него. Здесь было совсем темно — без всякого источника света коты так же слепы, как и люди. Сюда почти не долетали звуки города, только в дальнем углу урчало в трубах. С потолка то и дело звонко капал конденсат, звук отдавался эхом в коридорах подвала, не давая Казимиру совсем раствориться в вакууме тепла и тишины... Пахло плохо. Гнилой ветошью, остатками еды — прогорклым маслом и вяленой рыбой, едкой мочой; кот не стал бы искать здесь ничего съедобного для себя, даже если бы мог подняться и обследовать тёмное пространство. Его мутило от отвращения и брезгливости. Чистой воды найти в этой клоаке он даже не надеялся, а потому просто положил морду на вытянутые передние лапы и затих.
В бункер подвала и собственного угасающего сознания свет, настойчиво тянувший его в путь, уже не пробивался. Вместе с ним потерянного кота покинули и мысли о его человеке. Остались только пустота и ожидание. Это было последнее и самое верное ожидание, то, которое всегда оправдывается — ожидание конца. Забыв, куда и зачем шёл, как он оказался тут, Казимир не испытывал страстей, присущих людям, не сокрушался, что не достиг цели, что путь его прервётся бесславно в бетонном мешке где-то между землёй и преисподней, что попорченная его шкура будет тлеть здесь вместе с уже истлевшим матрасом... Ему только хотелось бы немного помыться, вылизаться с ног до головы чистым малиновым языком, расчесать слипшуюся кровью и гноем шерсть на спине, много-много раз проводя нализанной лапой по морде, очистить присохший к векам мусор и натереть до блеска чёрные вибриссы. Но язык его был сух и бел — обезвоживание брало верх, гася все процессы в истощённом организме, — и Казимир даже не попытался пошевелиться. Это был дурной знак.
Что-то ещё мелькало перед невидяще расширенными зрачками, что-то настойчиво привлекало внимание уставшего кота. Из вакуума чувств вынырнуло раздражение — неясная возня мешала спокойствию. Красные вспышки враждебной энергии мельтешили невдалеке, подступали ближе, становились опаснее и ярче. Казимир всё же посмотрел на них более пристально, в ту же секунду он начал различать и новые звуки — стрекотание странных погремушек, похожее на то, что издавали разноцветные пластмассовые мыши, наполненные мелкими камешками... Их он подбрасывал и валял дома по ковру, а потом утаскивал под диван. Как озарение Казимир вспомнил дом, куда стремился, и сразу понял, что здешние мыши куда больше и опаснее домашних, что в этом противостоянии шансов у него нет и что на этот раз добычей будет именно он. Стая крыс подступала к Казимиру со всех сторон, аккуратно сокращая расстояние, шумно обнюхивая воздух, стрекоча зубками и проверяя, насколько может быть опасна верная жертва. Кот вздрогнул и очнулся.
Он потерял время, а согревшись, позволил боли овладеть всем телом. Жар от воспалившейся раны проник в каждую клеточку, выкрутил и без того разбитые суставы, задурманил голову. Казимир с трудом разлепил невидящие глаза, попытался встряхнуться, но получилось только неловко повести головой из стороны в сторону. Инстинкты требовали экономить силы, сил оставалось лишь на то, чтобы лечь поудобнее и снова зажмуриться. Крысы начали повизгивать от предвкушения, засуетились, теперь Казимир слышал, как они топочут вокруг, подпрыгивая, и как шуршат по газетам их голые хвосты. Быть съеденным заживо коту не хотелось, а ждать, пусть уже недолго, нападавшие не собирались. Казимир собрался с силами и зашипел, отчаянно, до рвоты, выталкивая весь воздух из лёгких. Получилось шумно, хрипло, опасно. Крысы возбуждённо заметались, но отступили. Предвкушение скорой схватки приводило их в коллективный экстаз. Казимир решил держать оборону до тех пор, пока мозг не пощадит его и не отключит от внешнего мира. Негоже приличному коту кормить подвальных крыс, валяясь в нечистотах.
- Предыдущая
- 25/32
- Следующая
