Последний вампир - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/41
- Следующая
Младший по званию участник операции «Перехват», получив травму гениталий, выронил импортную рацию и новенький пистолет, а у Сергача полыхнула в боку боль. Аж в ушах звон от этой проклятой боли, аж в глазах черно. Так черно, что Игнат не увидел мастерского разворота мотопедиста Васи, прозевал повторную моторизованную атаку.
Переднее колесо мопеда ударило Игната в болящий бок, Вася перелетел через руль, упал на охнувшего Игната, накрыл его, опрокинул... Пацаны-велосипедисты мчатся наперегонки, готовые повторить подвиг лидера Василия. Размахивая автоматом, как дубиной, прет к куче-мале марал Иваныч. Мусорок с травмой в паху, и тот находит силы, чтоб замахнуться ногой...
Били Сергача не очень долго и не особенно чувствительно. Трое подростков и двое ментов мешали друг другу. Обидно, что в ахиллесову пяту организма, в ребра, герой Василий умудрился добавить коленкой и что автоматным прикладом попало по затылку. Кабы не эти попадания... А впрочем, любой мужик после драки обязательно скажет: «Если б они не... то я б их...»
Короткое сообщение по импортной рации, которое успел сделать до начала месиловки мусорок, похожий на артиста Валерия Золотухина, и пустые поутру дороги, по которым можно гнать, как на авторалли, сделали свое дело – вскоре к месту избиения подоспело милицейское подкрепление. Нокаутированного прикладом Сергача, грязного до омерзения, в кровоподтеках и набухающих синяках, дюжие парни из подкрепления сковали наручниками и загрузили в мусоровоз. Игнат пытался говорить складно и внятно, у него почти получилось, но начальник милицейского подкрепления разбил задержанному губы в кровь, и Сергач замолчал, расслабился. А более ничего и не оставалось, кроме как расслабиться и окунуться в воображаемые воды священной реки Ганг.
9. До расстрела три часа ровно
– ...Почему вас, существо невероятной физической силы, сумели заломать жалкие людишки? Потому, что я настроился на ваше, старший брат мой, астральное тело и сковал волевые центры, у меня получилось...
Игнат слушал маньяка, сидя в огромном кожаном кресле, опрокинувшись на мягкую покатость спинки, пачкая прохладный пол голыми пятками. Вчера утром Игната можно было смело назвать «молодым человеком», цветущим и преуспевающим, в самом соку, утром сегодняшним он выглядел, как стареющий бомж, из которого жестокая действительность высосала все жизненные соки, выбила все телесные силы. Потухшие глаза, сосульки волос на перечеркнутом красной царапиной лбу, грязь на разбитых губах, на пухлых гематомах, грязь вперемешку с сукровицей и потом на вывернутых суставах скованных за спиною рук. Черт его знает, как там с астральными «волевыми центрами», но запястья браслеты наручников сковали крепко. Хрен знает, чего там с астральным телом, но тело физическое в шикарном кресле выглядит абсурдно – вся в шишках и ссадинах кожа полуголого человека дисгармонирует с гладкой кожаной обивкой, грязь, пот, кровь и лоск сочетаются плохо.
– ...Конечно, воздержусь пить «сок жизни» из вашего физического тела, поелику это действо сродни каннибализму у жалких людишек. Жан просто вас застрелит, мон ами...
Немой, сидя в кресле-близнеце напротив Игната, не мигая смотрит в глаза Сергачу и целится ему в переносицу. Немому не терпится нажать на курок, указательный палец его правой руки заметно вздрагивает.
– ...Поэтому я обожаю соотечественников полицейских. В полночь, за полночь можно позвонить знакомому начальнику, и спустя минуты перезвонит начальничек пожиже, рангом пониже и спросит подобострастно: «Чего изволите-с?» Чувство долга у высших милицейских чинов в отчизне развито невероятно! Они остро чувствуют дискомфорт, если задолжали вам услугу, и всегда рады, в любое удобное для вас время, в любой удобоваримой форме, рассчитаться. Мне многие должны, Игнат Кириллович. Многие и многое. Вы даже не представляете, какие люди ходят у меня в должниках. А я никому не должен. Ни крупным чинам, ни мелким. Я нахожу возможность одалживать крупных чиновников, а с мелюзгой предпочитаю расплачиваться наличными, сразу и щедро. Мелюзга это чувствует и, как у вас говорят, «рвет когти»...
Солнце едва пробивается сквозь затемненные стекла вытянутых, с закосом под готику окон. На фоне центрального, большего из трех окошек, фигура сумасшедшего джентльмена точно в театре теней, детали одежды и черты лица не разглядеть, только контуры. Рассеянный свет придал свойства зеркал прозрачным и тонким стеклам книжного стеллажа. Игнат видит отражение своего равнодушного лица, отражение стриженого затылка немого, торчащего бугорком над спинкой массивного кресла, и одновременно видны корешки старинных книг, много корешков. Возможно, среди них прячутся и корни зла, первопричина душевной болезни сиятельного хозяина жизни, жизни Игната и этого особняка на Николиной Горе. Возможно, вон те два ветхих томика и свели с ума сначала немого лакея, а затем и его хозяина. Хотя вряд ли чернокнижники выставляли драгоценные фолианты напоказ. Скорее всего, черные книги в сейфе за семью морями, замками и печатями. Лежат ядовитые книги и поджидают следующую жертву. И дождутся – в наше просвещенное время костер Святой инквизиции им не угрожает, нет!
– ...И на удивление свободно Рублевское шоссе. Вас доставили столь быстро, что я еле успел отослать из дома прислугу. Нас трое в доме – вы, я и Жан. За воротами, в садике пьют мою кока-колу те людишки в милицейской форме, которые вас доставили. Пардон за возвращение к теме долгов и должников и за вульгарность формулировки, но у меня все схвачено, Игнат Кириллович, за все уж заплачено. Аванс непосредственные исполнители как раз сейчас пересчитывают. Ваш труп с пулей из серебра в мозгу органы оформят по всей законной форме. Изуродуют до невозможности всякой идентификации и оформят как труп неизвестного бомжа. – Джентльмен неспешно вышел из тени, продефилировал от окна к книжному стеллажу. – Я мечтал, Игнат Кириллович, поговорить с вами о литературе по-свойски, за рюмочкой абсента, вдыхая ароматы сигарного дыма, наслаждаясь музыкой... Вам нравятся музыкальные эксперименты группы «Ленинград»? Я так просто обожаю тексты их песнопений! Живи обэриуты в наше время, и они бы создали некий музпроект, подобный «Ленинграду». Так мне лично кажется. Почему, вы спросите? Потому, что дерзость всегда отличала обэриутов от всех прочих. И я, вторя кумирам, дерзаю подражать букве и духу того же Хармса. Не буду голословен. – Джентльмен открыл застекленную створку книжного стеллажа, вытащил фолиант в ветхом переплете. Между хрустящих страниц с типографским текстом лежал закладкой листок, исписанный от руки. – Игнат Кириллович, я хочу прочесть вам один из своих опусов, мое дерзкое подражание Даниилу Хармсу. Хочу побаловать вас мелодекламацией на прощание. Быть может, увы, на прощание. Да! – Оставив листок, он бережно поставил книгу на место, с любовью погладил корешки переплетов, аккуратно закрыл стеллаж. – Когда я дочитаю сочиненное мною до конца, Жан спустит курок, если... – Он встряхнул листок, взял его поудобнее, поднес ближе к глазам, – ...если вы, мон ами, не скажете, где прячете интересующий меня артефакт на самом деле. Должен вас предупредить, Игнат Кириллович, я настроен по отношению к вам скептически, и если вы скажете что-нибудь вроде: «Дома, под подушкой», я вам не поверю. Все кредиты моего доверия вы исчерпали, увы. Пуля останется в стволе лишь в том случае, если вы сумеете предоставить веские доказательства собственной искренности.
«Какие, к черту, доказательства? – подумал Игнат, вздохнул глубоко, и у него запершило в горле, он закашлялся. – Руки, блин, в браслетах, сижу практически голый, только и могу, что язык показать в качестве доказательства...»
Сергач прокашлялся, тряхнул головой и собрался вступить в диалог с маньяком, однако тот поспешил остановить его жестом и словом:
– Игнат Кириллович! Еще раз предупреждаю – пустую болтовню я слушать не намерен. Напоминаю: мне вполне достаточно знать «у кого», а «где?» – вопрос вторичный, наитие поможет разыскать искомое. Думаете, я не ощущаю, как вы силой своей энергии постоянно угнетаете мое наитие? Вы находитесь на более высокой эволюционной ступени, вы СТАРШИЙ, и вам дано умение низводить сверхинтуицию, сверхнаитие, присущее нам, находящимся лишь у подножия Трона Драконов, до ничтожного уровня обычных человеков. Пока вы живой. Но только пока вы живы, Игнат Кириллович. Исключительно из личной симпатии дарю вам последний шанс, о скупой брат мой. И то, что вы СТАРШИЙ БРАТ, меня, младшего, не смущает, не надейтесь. Каин с Авелем в начале времен явили молодому миру образчик братских взаимоотношений, помните?
- Предыдущая
- 27/41
- Следующая