Предавшие СССР - Стригин Евгений Михайлович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/115
• Следующая

Почему именно возглавил страну весной 1985 года? Есть две стандартные версии о случайности или закономерности. К ним настояниями лютых противников следует добавить ещё одну версию, появившуюся уже после краха Советского Союза: происки врагов. О ней поговорим отдельно.

Извечный вопрос. Но как много он значит. Особенно достоверность или ложность последней версии о происках врагах. Попробуем поразмышлять, рассматривая различные точки зрения и факты.

3.1.2. В 1978 году первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС становится секретарём ЦК КПСС по вопросам сельского хозяйства. Не самое престижное повышение, но все же повышение.

Почему именно он? Одно из объяснений — секретарил в крае, куда нередко ездили отдыхать члены Политбюро.[142], во всяком случае, ездил.

Как вероятный ответ для начала сойдёт. Дело ведь ещё в том, что в Ставропольский край ездили не так и часто. Второй довод — говорить мог складно и солидно и не по бумажке. Тоже неплохой довод. Таких в Политбюро почти уже не было.

Вадим Печенев писал: «…В секретари ЦК КПСС он, как мне рассказывали — скажем здесь так — хорошо информированные люди, попал в известной мере случайно…».[143]

«В 1978 году, — вспоминал, — после неожиданной смерти члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Ф.Д. Кулакова на заседании Политбюро ЦК предложил избрать на место секретаря ЦК, ведающего сельским хозяйством,. Возражений со стороны членов Политбюро не последовало…».[144]

И Кулаков и были из одного края, край был сельскохозяйственный. Все вроде сходится. На первый взгляд. На второй взгляд всплывает, что первым секретарём того же самого края ещё ранее был важный член Политбюро — Михаил Суслов.[145] В годы перестройки его заклеймили как великого консерватора, а о ставропольском следе тщательно скрывали, не дай бог подумают, что он помог будущему великому перестройщику. Это могло повлиять на его авторитет.

В качестве поддерживающего нужен был другой человек. По словам, рекомендовал выдвинуть на пост секретаря ЦК.[146] Это же сообщали и другие источники.[147]

«Появление в Москве, — писал Георгий Арбатов, — в качестве секретаря ЦК КПСС оказалось, несомненно, очень важным делом, событием исторического значения».[148] На первый взгляд красивое, но не вполне удачное сравнение. Как это исторической значение? Так простое перемещение на чуть более высокий пост. Но уже на второй взгляд видно, что именно появление в Москве помогло добраться до высшей власти. Для него перемещение и было историческим. Ах, эта Москва! Воздух Москвы не делал человека свободным, но мог сделать начальником, да ещё каким!

Есть у некоторых неясность в дальнейшем продвижении к высшей власти. Бывший ответственный работник Вадим Печенев пишет о : «…Если вспомнить, что пришёл он в высшие органы власти секретарём ЦК, курирующим „развитие“ сельского хозяйства, и все эти годы, будучи в Политбюро, оставался главным куратором этой отрасли хозяйства, то карьера по западным критериям и загадочная. Ведь „курируемая“ им отрасль не только не поднималась в гору, но все больше и больше приходила в упадок (что, впрочем, было мало связано с той или иной руководящей личностью). Конечно, как сказал известный английский поэт и писатель Р. Киплинг, Запад есть Запад, Восток есть Восток. Но это глубоко, безусловно, определение все же не устраняет налёта загадочности в карьере ….».[149]

Отсутствие особого успеха нового секретаря по сельскому хозяйству отмечали многие.[150] Действительно, определённая неясность есть. Но она, похоже, объясняется довольно просто. Вспомним, разрекламированную в своё время «Продовольственную программу», которая разрабатывалась при деятельном участии будущего перестройщика. Дело-то, казалось, хорошее. Ещё немного и вся страна будет сыта и довольна. Чем же все кончилось, чего добился ?

«…Он все-таки был в основном озабочен чисто политическими результатми…Поэтому вполне естественно, что он немедленно напрочь забыл о своей „программе“, как только скончался. Наступила иная эпоха, начались иные игры».[151]

Уже одна эта непоследовательность и голая демагогия должны были бы насторожить. Нет, не насторожили. Он не был исключением. Пустозвонство и демагогия не были редкостью в среде молодой поросли номенклатуры.[152]

Но не только это было характерно для будущего великого перестройщика. Было и другое. Говорят, что секретарь ЦК КПСС вёл себя в Москве смирно и не пытался высунуться.[153] Та же «Продовольственная прогромма» не приписывалась тогда, это называлось коллективным творчеством КПСС.

Выделяться нужно было тоже с умом, могли и не понять. Его же поняли, как ему нужно было. «В конце 1980 года стал не только секретарём ЦК, но и членом Политбюро».[154] Дослужился.

3.1.3. Но один нечего бы не смог сделать. Он был типичным представителем нового поколения коммунистической номенклатуры, взращённым в тепличных условиях (созданных титаническим трудом при ), когда на смену скромности и идеализма сталинского времени пришло застойное время, позволявшее номенклатуре расслабиться, разнежиться и начать привыкать к своему привилегированному положению.[155]

« не был ни интеллектуальным магнитом, ни политическим вождём, не обладал и личной харизмой, т.е. особой индивидуальной привлекательностью».[156] Впрочем, сам, похоже, привык считать себя именно таким, будучи обычным номенклатурным везунчиком. Одни из многих нового поколения номенклатуры.

Они ещё продолжали жить в рамках советской системы, но уже мечтали (иногда подсознательно) о другой жизни. Корни этого шли ещё от старых, до коммунистических времён, когда российская интеллигенция воспринимала Запад как идеал, что, кстати сказать, и породило их тягу к типично западному учению — марксизму. Когда выяснилось, что при помощи марксизма Запад убогнать не удалось, снова стали смотреть, что же можно на Западе перенять, чтобы зажить хорошо. Но на этот раз хорошо, не столько для всей страны, сколько для её микроскопической части.

«Очень трудно отказаться от сравнения с благополучным Западом, и особенно от идеи отсталости, ибо эти сравнения были и остаются частью русской культуры. Элита имперского периода сама употребляла западные идеальные типы, чтобы вообразить то, чем Россия могла бы стать, или чтобы описать свои действия. Таким образом, восприятие русскими деятелями (элитой) идеи о „Западе“, как модели прогресса, на разных этапах истории становилось побудительным мотивом к действию, отражаясь на её историческом пути».[157]

Относительно короткий период при, когда Запад (точнее его интеллигенция) смотрела на СССР как на некий идеальный путь развития, окончился после смерти «вождя народов», (в том числе и благодаря бездарным разоблачениям, об этом более подробно см. пункт настоящей книги). Все стало возвращаться на круги свои. Любовь и преклонение перед Западом снова стали модой. Хотя официально мы и были самой передовой страной на свете, но значительная часть правящей касты этой страны и часть интеллигенции, не допущенная до власти, в душе уже имели другие идеалы.

• Предыдущая
• 17/115
• Следующая