Маяк Фишера (ЛП) - Сивек Тара - Страница 1

• 1/73
• Следующая

Мой отец — ветеран Вьетнамской войны. Сколько я себя помню, он НИКОГДА не говорил о том, через что ему пришлось пройти, и мы никогда не спрашивали его об этом. Но в один прекрасный день, когда над нами было совершенно чистое голубое небо, он начал рассказывать нам о PTSD (посттравматический синдром в результате военных действий) и как по прошествии даже сорока с лишним лет, он отчетливо помнит то время, которое довелось ему провести за океаном, и до сих пор даже по сегодняшний день его участие в военных операциях оказывает на него глубокое давление. На следующий день мне приснился сон о Фишере и Люси. Сон о паре, которой пришлось пройти через ряд боевых заданий главного героя, и как все эти события отразились на их взаимоотношениях. Этот сон так сильно меня поразил, что я проснулась и сразу же начала писать.

Как с любой вымышленной историей, естественно я домыслила и дописала, для того, чтобы эта история вообще смогла воплотиться в жизнь. Но я провела обширные исследования среди военнослужащих и их семей, и с некоторыми из них даже беседовала, пока писала эту книгу. Пожалуйста, имейте в виду, что могут быть какие-то временные несоответствия в показе военных событий, и дислокации солдат и т.д., потому что мне необходимо было написать эту историю именно в том направлении, в каком она мне виделась.

Большое спасибо, что вы читаете эту книгу, надеюсь, вам понравится «Маяк Фишера»!

Джеймсу — моему маяку в темноте!

Журнал Фишера

В конце длинного темного коридора есть дверь. Это обычная повседневная деревянная дверь, которая есть почти в каждом доме, и не важно живете вы в собственном доме или в съемной квартире в любой точке мира. Просто, когда вы смотрите на эту дверь, то не видите в ней ничего особенного. Она, как правило, сделана из дуба, имеет несколько вмятин и царапин, от количества прожитых лет, скрипит, когда вы открываете ее, или прижимаете сильнее, из-за разбухшей древесины. Думаю, ни один не захочет узнать, про то дерьмо, которое заперто за этой дверью. Воспоминания, кошмары и масса других причин превратили мою жизнь в херовый бардак, лежащий за этой дверью в куче сожалений. За этой чертовой дверью я потерял все, потому что мой мозг раскололся на тысячи кусочков, и я не мог уже видеть разницы между реальностью фантазией, моделирующейся в моем сознании. Я стал другим человеком.

Опасным человеком.

Человеком, подумывающем о самоубийстве.

В какие-то дни, мне кажется, эта дверь была своеобразным барьером между мной и темными уголками моего подсознания, в которых хранятся и прячутся все мои скелеты прошлого, чтобы я не смог видеть и думать о них. В другие дни, дверь с треском открыта нараспашку, и мне по новой приходится переживать каждую ошибку, которую я совершил. Я могу войди в комнату, пот стекает по моей спине, и провести руками по каждому предмету, который вылепил из меня мужчину, каким я и стал. Я могу копаться в обувной коробке, сидя на краю кровати и пробегать кончиками пальцев по каждому письму, которое она мне написала, я могу взять в ладонь «Пурпурное сердце» с комода и почувствовать холодный вес бронзовой медали с атласной алой лентой, я могу поднять рюкзак с пола, находящийся в углу комнаты, и ощутить запах пустынной жары и металлический оттенок запекшейся крови, брызнувшей на камуфляж.

А потом звуки войны опять заполняют мои уши, и я буду сжимать голову трясущимися руками и с колотящимся сердцем, пытаясь определить источник самого ужасного мучительного крика, который я когда-либо слышал, громкий плач и слова мольбы, что я слышу их даже сквозь выстрелы. Только когда я понимаю, что эти ужасные крики издаю я сам, что именно я умоляю о пощаде, я захлопываю эту дверь в мой разум, моля любого, кто слышал забрать мою скорбь и боль, потому что я никогда больше не вернусь в эту комнату.

Вот, где начинается моя история... за дверью.

Или заканчивается.

Я так до конца и не могу решить.

Мозг — это великая и мощная вещь, разделенная на коридоры темноты с уголками света. Воспоминания могут наполнить твою жизнь радостью и счастьем, и в то же время омрачить в любой момент ночным кошмаром и страхом, и заставить оглянуться назад, задавшись вопросом, а было ли реальным все хорошее. Был ли я счастлив? Улыбался ли я и смеялся так легко, без заботы в этом мире? Как я могу вернуть все это назад, если тьма этого ада с дьявольским упорством держит меня в когтях, и прикладывает все силы, чтобы я никогда не увидел солнца?

Я собираюсь выяснить это, даже если это меня убьет. Я соединю все разломы в своей голове и верну то, что принадлежит мне. Я не виню ее за уход, потому что именно я вытолкнул ее за дверь и сказал уйти. Мне следовало давно понять, что именно она была моим единственным маяком, моим единственным светом. Она была всем ярким и прекрасным, что было в моей жизни, а после ее ухода, осталось только дерьмо.

Я собираюсь исправить это. Я смогу исправить это. Я ненавижу, когда это место наполняется людьми, которые думают, что знают обо мне все. Я ненавижу каждый миг, когда был вдали от нее, но я сделаю все возможное, чтобы вернуть ей того мужчину, которого она когда-то любила.

Я собираюсь выбить ногой эту чертову дверь в конце длинного, темного коридора и показать каждому, что я заслуживаю света.

Люси

24 марта 2006

Крики наполняют мои уши, и я рывком подскакиваю на постели с колотящимся сердцем. Лунный свет струится через окно спальни, освещая тело Фишера, который пинает одеяло и бьет в матрас кулаками по обе стороны от себя. Он кричит так громко и с такой болью, что хочется заткнуть уши и заплакать.

— Фишер! Фишер, проснись! – пытаюсь я перекричать его вопли и проклятия.

Его глаза сильно зажмурены и пот струится вниз по его груди, впитываясь в футболку, которую он одевает в постель. Я быстро протягиваю руку и включаю лампу на прикроватной тумбочке, скидываю с нас одеяло и ближе придвигаюсь к нему, обхватив его лицо руками и повернув его голову к себе.

— Пожалуйста, малыш, проснись. Это просто сон, это всего лишь сон, — негромко, монотонно говорю я, успокаивающе проводя руками по его лицу.

Он перестает кричать, но вылетевшие слова из его рта, кажутся хуже, чем крики.

— Я сожалею, мне так жаль. Я не хотел его убивать, он просто оказался на моем пути. О, Боже, мне так жаль!

Я всхлипываю над ним от агонии рваных хрипов в его голосе, а он продолжает лупить кулаками напротив меня и кричать, отталкивая меня и мои руки от себя. Он потерялся в другом мире, в другом времени, и я не могу просто вот так, смотреть на него в таком состоянии. Он испытывает такую боль.

Господи, пожалуйста, пусть он перестанет испытывать эту боль.

— Пожалуйста, Фишер, проснись. Давай, малыш, открой глаза, — рыдаю я, перекидывая и прижимая со всей силой свою ногу к нему, чтобы заставить его успокоиться и разбудить от этого кошмара.

Его рука взлетает и ударяет меня по щеке, я охаю от боли, но все равно продолжаю удерживать себя на нем. Это не Фишер, он никогда бы не ударил меня, если бы не спал и был в здравом уме. Мне нужно разбудить его, мне необходимо, чтобы он проснулся.

Ох, Господи, я не знаю, что мне делать!

Быстро насколько могу, я влезаю на него сверху, сжимаю колени вокруг его талии с двух сторон, его удары попадают мне по рукам и в грудь, прежде чем у меня получается схватить его за запястья и опустить его по швам, удерживая. Я целую каждый сантиметр его лица, слезы стекают у меня по носу и по щеках, я шепчу его имя снова и снова, и умоляю его вернуться ко мне.

• 1/73
• Следующая