Камни Господни - Строганов Михаил - Страница 44

• Предыдущая
• 44/56
• Следующая

Казак растирал затекшие руки, внимательно осматривая молодую девку: красивое, с правильными чертами лицо, укрытое под мужской одеждой сильное, стройное тело.

— Коли моя дорога прямиком на вас вывела, да прямо в руки отдала. На это что скажешь? — Василько с нежностью посмотрел на стоящую перед ним девку. — Некуда мне идти, да и не хочу. Коли жизнь сохранить решили, так позвольте с вами остаться.

— Тогда нечего языки чесать. Закатывай порты да полезай в воду, — невозмутимо сказал Кузьма. — Глянь, уж небо светать собралося, а в брюхе маковой росы не бывало! Еще покалякаем, только и придется слушать, как мимо брюха свистят раки!

Купальская ночь в Чусовском городке оборвалась набатом: с рассветом воротилась обезумевшая, забрызганная кровью нагая Дуняша, а вслед за ней из купальского леса принесли мертвого, с проломленной головой, Федку Колодесника. При виде искромсанного, изорванного в клочья затылка убиенного парня, люди суеверно вздрагивали и крестились, гадаючи, человек ли это сотворил, хищный зверь, или неведомый лесной дух. По городку мгновенно разлетелись невероятные слухи: помянули и крещенных отцом Николой русалок, и утопшего у многих на глазах блаженного Давыдку Калачника, и пропавшего в лесах послушника Савву. Не забыли помянуть и об отряде Карего, тайно ушедшего на вогул и бесследно сгинувшего в чужой и враждебной Парме.

Не скрывая своей наготы, лишь прижимая к расцарапанной груди семитравный венок, Дуняша шла навстречу не решавшимся приблизиться к ней людям и, словно пьяная от ядовитых трав, негромко напевала:

Высыпавшие на улицу бабы охали, прикрывая рты уголками головных платков:

— Белены девка объелася… на то язычников да греховодников лешак надоумливает, — горячо заговорила розовощекая пухленькая молодка, вышедшая на Святках замуж за дюжего строгановского воротника. — Про то, бабоньки, верно знаю.

— Мобыть не по-людски с ней обошлись, вот девка и повредилася в уме, — возразила молодке рассудительная солеварова жена Матрена Зотиха. — Дело молодое, да подле него тут как тут и беда.

— Отходить ее, блуду, плеткою, да посадить в погреб на хлеб с водою, так быстрехонько войдет в ум! — усмехнулась вдова убитого вогулами прошлым летом кормщика, одна из тех, кто на излете купальской ночи тайно ходила искать в росе угасающую женскую ярь. — Нечего вам глаза пялить, принесли бы хоть какую рубаху, срамоту девкину закрыть!

— Поищи дур среди кур! — вспыхнула в ответ молодка. — За чужой срам стыдиться нечего. Хочешь, так сама и облачай, а мне вовсе не горе! Того и глядишь, за доброту чужая порча возьмет да и прицепится!

Чусовские мужики, поспешно оставив дела и бросив начатую работу, медленно сходились к церкви, на ходу обсуждая про меж собой случившееся злополучной купальской ночью:

— Угнали парня на тот свет, — сжимая кулаки, роптал молодой грузчик Терешка. — Сгубили, окаянные, не звери, люди. Ни за что человека могиле отдали!

— Так уж и ни за что? — переспросил степенный солевой повар. — Или добро девкино нынче ничего не стоит?

— Не слишком ли цена высока за такую малость? — не унимался грузчик. — Потешиться с девкою сладко, да не лишать же за то жизни!

— Червь тоже не рубль стоит, да и рыбка, наживку хватаючи, о расплате не думает, — спокойно возразил солевар. — Так опосля и не ропщет, что прямиком на ушицу идет! Человек чем рыбы-то лучше? Иной раз и червя малого не стоит.

Терешка с досадой плюнул на землю и замолчал, видя, что к его горькому возмущению окружающие остались безучастными. Мужики столпились возле церкви, стянули с головы шапки, крестясь на застывшие в летней синеве осиновые кресты и, ожидая выхода отца Николы, понуро замолчали. Обезумевшая нагая Дуняша металась подле них с безнадежным отчаянием загнанного зверя, с нескрываемой мольбой предлагая свой измятый, окропленный кровью девичий венок.

Мужики стыдливо отворачивались, переводя взгляд с безутешной нагой Дуняши вверх, туда, где в глубине летнего неба плыли слегка посеребренные морозами деревянные церковные купола; размашисто крестились и молчали.

После долгого томительного ожидания собравшихся из церкви вышли священник и строгановский приказчик. Отец Никола осмотрел собравшихся из-под густых сросшихся бровей и гневно воскликнул:

— Хорошо потешили бесов, чада неразумные. Ой, хорошо потешили! — священник спустился с паперти к мужикам, подходил к каждому, пристально вглядываясь в глаза. — Неужто позабыли, сколь многие пакости от здешних бесов зимой претерпели? Гляжу, забыли!

— Да что ты, батюшко! Такое разве забудешь?

— Молчи, Ондрюшка! Не твой ли сорванец на купальские костры с девками бегал? Не ты ли его на мерзости языческие пущал? Али малой уже без отцова разрешения шастает, где удумается? — вспылив, Никола занес здоровенный кулак над головой углежога, но, смиряя себя, стал сокрушенно креститься на купола: — Прости, Господи, не ведаю что творю! Вслед за священником собравшиеся мужики стали креститься, стыдливо пряча глаза.

— Прав, батюшка.

— Наша вина…

— Послабление большое дадено…

— Распоясал ися…

— Грех…

Пройдя за священником и видя мужицкое смятение, Истома, переведя дух, громко сказал:

— Хорошо, что грех свой понимаете! За то и за ваше смирение христианское Яков Аникиевич никого наказывать не станет, допросов и пыток не учинит! Похороны и поминки распорядился отрядить за свой счет, да так, чтобы все честь по чести.

Мужики одобрительно загудели, согласно закачали головами:

— Справедлив, Яков Аникиевич!

— Заступник!

— Многие лета здравствовать Строганову!

И только грузчик Терешка, приходившийся убитому дружком, злобно выкрикнул:

— Мертвому все едино, как его в землю зароют! Ты, Истома, лучше скажи, на кого за Федкину смерть вина ляжет?!

Собравшиеся недовольно загудели, зацыкали, закричали на грузчика:

— Да хоть бы и на тебя! Вон, какой ретивый!

— Сам, наверняка, ночкою с Колодесником через бесовские костры сигал, блудил, да девку и не поделил!

— Топерь для отвода глаз среди других виноватых ищет!

— Больше всех старается, а на воре и шапка горит!

— Или удумал, что нам Федки не жалко?

— Не проведешь!

В мгновение ока мужики скрутили ничего не понявшего Терешку, свалили на землю, принявшись ожесточенно мять бока.

— Православные, опомнитесь! — что было сил закричал отец Никола. — Отлучу!

Мужики покорно расступились, Терешка тяжело поднялся, вытирая разбитое в кровь лицо.

— За что, мужики? Я только спросить хотел…

— Вот она, бесовская работа! — закричал Никола. — Кровь-то на вас, маловерные, ляжет! Ишь, потеху нашли, без суда кровь пускать!

Истома подошел к грузчику и участливо положил руку на его плечо:

— Зря ты, Терентий, ей Богу, зря! А про виновных правильно вопрошал, ведом нам виновник! — Истома внимательно осмотрел замерших в ожидании мужиков. — На то треклятое место сам хаживал, да землицу руками перебрал. Вогулец там был подосланный, он-то Федку душегубил! На то все следы неоспоримо указывают!

Приказчик быстрыми шагами протиснулся среди мужиков и, взойдя по ступенькам паперти, крикнул:

— А ну, ти-ха!

Мужики замолчали, разом повернув головы на горделиво возвышающегося над собравшейся толпой Истому.

— Яков Аникиевич уже приказал снарядить два струга, да собрать отряд в пятьдесят человек. Ныне пойдем вверх по Чусовой. Пожгем маленько вогульские паули, да самих попытаем. Может, и про Федкину смерть яснее станет!

• Предыдущая
• 44/56
• Следующая