На берегах Горыни и Случи - Струтинский Николай - Страница 47

• Предыдущая
• 47/76
• Следующая

Охрана была обезоружена.

Партизаны осуществляли диверсию по намеченному плану: поджигали пиломатериалы, резали на куски кожаные и холщевые приводные ремни.

Один крестьянин увидел это и стал упрекать:

— Зачем вы уничтожаете народное добро?

— А ты хочешь, чтобы все досталось фашистам? — возмутился Владимир Леонтьев.

— Почему фашистам? — возразил крестьянин. — Если вы продержитесь тут до ночи, люди все до щепки вывезут. В хозяйстве пригодится.

— Шутишь, батя? — недоверчиво посмотрел на крестьянина Леонтьев. — Разве успеют все растащить за день?

— Ручаюсь!

— Подожди, потолкую со старшим.

Совет крестьянина был дельный. Действительно, пусть лучше народу достанется добро — и я скомандовал:

— Поджог прекратить!

Не прошло и получаса, как заводской двор превратился в растревоженный улей. Бесконечным потоком сюда потянулись подводы. Из двора они уезжали нагруженные брусьями, шпалами и досками.

Вдруг кто-то надрывно крикнул:

— Полиция!

Крестьяне заметались в панике и начали разбегаться. К заводу подходил людвипольский гарнизон.

— За мной! — скомандовал я.

Партизаны бросились навстречу карателям. Вперёд выдвинулся заслон: Николай Киселев и Владимир Леонтьев.

Раздался выстрел. Он и послужил началом атаки фашистов.

Ребята дружно открыли ответный огонь. Неумолимо клокотал пулемёт Жоржа, поливая врагов свинцом. Полицейские, умевшие лишь расправляться с мирным населением, впервые попали в такой переплёт и бросились бежать. Каратели отступили в Сосновку.

Оставив заслон, партизаны собрались в конторе. Сюда вбежал мой брат Володя. Лицо его зарумянилось, глаза блестели. Скороговоркой он сообщил, что задержан межиричский лесник.

— Что с ним делать? — допытывался Володя.

— Погоди, решим, — охладил я юношу.

Во дворе стоял пожилой человек. Я подошёл к нему. От проницательного взгляда лесник поёжился.

— Почему не сдал оружие? Мы тебя предупреждали! Перед гитлеровцами выслуживаешься, свой народ предаёшь?

— О нет! Нет! — залепетал лесник. — Оружие хоть сейчас возьмите, и вместо одной винтовки — две, а вдобавок и пистолет дам. — Лесник переминался с ноги на ногу. — Против своих людей не иду — убедитесь сами.

— Где оружие прячешь?

— Дома, в Максимиляновке.

Откровенность лесника подкупала и в то же время настораживала. Дорога в деревню пролегала через лес. Можно ли довериться такому человеку?

— Не подведёшь? — сурово спросил я. — Иначе — пеняй на себя!

— Вы мне не верите? — упрекнул лесник. — Поедем!

Я взял стоявший у заводской конторы велосипед и, оставив Пихура старшим, поехал вслед за лесником. Он мчался, словно преследуемый. Я старался не отставать, нажимал на педали изо всех сил.

На хуторе, расположенном вблизи просёлочной дороги, лесник свернул в один из дворов. Я — за ним. Вошли в дом. Лесник неторопливо открыл шкаф, взял оттуда винтовку и передал её мне.

— А где вторая?

— Сейчас, сейчас…

Лесник пошёл в кладовую. Я неотступно следовал за ним. Ещё одна винтовка попала в мои руки. Вынув затворы и положив их в карманы, я потребовал обещанный пистолет.

— Его у меня нет! — развёл руками лесник.

— У кого же?

— Спрятал так, что и сам не найду.

— Со мной шутки плохи!

— Раз так настаиваете, — на лице лесника появился испуг, — тогда пойдёмте к соседу.

И, пренебрегая опасностью, я поспешил вслед за хозяином к соседнему хутору.

На пороге ветхой хатенки, обмазанной светлой глиной, стоял парень. На его щеке выделялось красное родимое пятно. Парень сухо ответил на приветствие и пробуравил меня взглядом. Неужели ловушка?

— Чужих на хуторе нет? — с напускной серьёзностью обратился я к нему.

— А мы чужих не жалуем! — грубовато ответил парень.

— Я представитель власти и предупреждаю… Если найду оружие…

Искромётный взгляд, сжатые губы и вся поза этого человека говорили о неприязни к полицейским. Поразмыслив несколько секунд, я открылся:

— На мне чужая форма. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Пришёл в ней сюда ради безопасности.

Парень преобразился:

— А кто же вы? Лесник ответил за меня:

— Партизан!

Я подтвердил это и признался, что явился за оружием. Лицо парня посветлело.

— Если правда, то я сдам вам оружие.

— Как вас зовут?

— Леонид Ильчук.

— Отойдём в сторону.

Лесник остался на прежнем месте.

— Если вы партизан, заберите меня с собой, — взмолился Ильчук. — Мне житья здесь нет, за мной охотятся черносотенные, единственное спасение — пистолет. Дома бываю редко, случайно застали: к матери наведался.

— А ты представляешь условия партизанской жизни? Взвесь все хорошенько, не торопись. Надумаешь, скройся из села незаметно, иначе прослышат, что в партизаны подался, — замучат старушку.

— Ко всему готов, — обрадовался Леонид. — Только возьмите с собой! Я уже бродил однажды по лесам, но никого так и не встретил.

Я смотрел на Ильчука и радовался.

— Ладно, собирайся…

Леонид пригласил меня в дом. Мать Ильчука увидела на мне полицейскую форму и переполошилась:

— Не слушался меня, — запричитала. — Он ещё молодой, разума не набрался… Единственный он у меня, моя надежда, никому вреда не причинил, не трогайте его…

Лёня обнял мать, успокоил:

— Чего вы, мама, расстроились? Это хороший человек. В широко раскрытых глазах старушки застыли слезы.

Она не сразу поняла, почему я «хороший человек». Но так сказал её сын, и она поверила. Наступила тягостная пауза.

— Как вас зовут, мамаша? — спросил я.

— Надежда, дочь Трофима, — как-то странно ответила женщина. Она стояла как вкопанная и с недоверием поглядывала в мою сторону. Всё же на мне полицейский мундир! Преодолев робость, спросила шёпотом:

— Кто же вы такие?

— Мы — советские партизаны, Надежда Трофимовна. Вот и ваш сын просится к нам. Вы не против, чтобы он стал партизаном?

Надежда Трофимовна ответила не сразу:

— А где же вас искать в случае необходимости?

— Все леса вокруг — наши. Будем живы — Лёня навестит вас.

— Дай бог, дай бог! — перекрестилась старушка.

Я посмотрел на часы, затем на Леонида. Он понял мой взгляд. Сняв фуражку, поцеловал мать в щёку, взял её руки в свои и прижался к ним губами.

• Предыдущая
• 47/76
• Следующая