На берегах Горыни и Случи - Струтинский Николай - Страница 71
- Предыдущая
- 71/76
- Следующая
СХВАТКА
Хозяйка дома сообщила партизанам: её муж на рассвете поехал в Луцк за Марфой Ильиничной и Ядзей. Они скоро должны быть здесь.
С дороги донёсся грохот повозки. Стоявший часовым у дома Ростислав увидел приближавшихся на подводе мать и Ядзю. Хозяин правил лошадьми.
Когда подвода поравнялась с Ростиславом, он, счастливый, бросился в объятия матери.
Хозяин распряг вспотевших лошадей, бросил им охапку сена и вошёл в дом. Все вместе сели за стол, подкрепились.
Вечером партизаны попрощались с хлебосольными хозяевами.
Хутора и села обходили непроторёнными дорожками, кустарниками и заросшими болотами.
Над землёй уже вставало мартовское утро.
Облюбовав обнесённый забором домик, Павел Банацкий решил расположить в нём разведчиц на отдых.
— Как, место подходящее? — осведомился он у Еленца.
— Неплохое.
Тонкое лицо Петра Аврамовича Загоруйко выражало скорбное недоумение, смешанное с глубокой тревогой. Он хорошо усвоил истину — не доглядишь оком, заплатишь боком. Поэтому несколько мгновений оставался неподвижным. Исподлобья смотрел на Банацкого и Еленца. Наконец пригласил хриплым голосом:
— Заходите!
Павел Банацкий признался, что с ними партизаны и что им нужно здесь передневать.
— Советским отказа нет, — подобрел Загоруйко и тут же вспомнил, что до войны жена, как многодетная мать, получала помощь от Советской власти, а нынче этого нет…
Еленец остался с хозяином, а Банацкий пошёл в лес за остальными. Кругом было безлюдно, дремлющий покой нарушался только шагами Павла. Неожиданно он заметил человека, притаившегося за деревом.
— Руки вверх! — скомандовал Павел незнакомцу.
Задержанный оказался жителем хутора Островки. В разговоре Иван Грищенко то и дело подчёркивал свою неприязнь к фашистам. Как только отодвинулся фронт, хвастал он, собрал в этих местах бросовое оружие. Об этом узнала жандармерия, и его арестовали. Из тюрьмы удалось бежать, и сейчас он вынужден скрываться. Чтобы убедиться в правдивости этого рассказа, партизаны привели Грищенко в дом Загоруйко.
— Земляком вашим назвался, — показал Банацкий рукой на Грищенко. — Знаете?
— Знаем, — двусмысленно ответил Загоруйко. — Из наших краёв. Так оно…
А про себя подумал: «Разве скажешь правду? Убьют. А дети как же останутся?…»
— Значит, не обманывает?
Загоруйко нерешительно мотнул головой.
В начале партизаны намеревались оставить задержанного под охраной до вечера, но передумали и позволили ему принести упрятаиное оружие.
На пороге показалась девушка с тугой косой. Она куда-то убежала. Вскоре вернулась с охапкой соломы и приветливо зазвала партизан.
В дом зашла вся группа. Позавтракали, расстелили на полу солому и улеглись на отдых. Первым нёс вахту у двери Банацкий. Он через щель вглядывался в лес, прислушивался к каждому шороху. И вдруг отчётливо услышал шёпот хозяев: «Как хочешь, Петро, а я Грищенко не верю. Ты же знаешь, волк каждый год линяет, а все сер бывает… Плут он, окаянный». — «На слезах людских не станет плясать, поскользнётся… И у него есть малые дети! Должен о них подумать!»
В ушах Банацкого отдавалось: «Плут он, окаянный…» Банацкий начал каяться за опрометчивую доверчивость. Но тут же сам себя подбодрил: «Чего панику сеять?»
Однако Грищенко не появлялся. Тревога Банацкого усилилась. Он не захотел волновать остальных. Ничего не сказал о зародившемся подозрении и Ростиславу, когда тот сменил его на вахте.
Уставший и терзаемый грустными мыслями, Павел тяжело повалился на солому…
Резкий визг неожиданно нарушил тишину. Распахнулась калитка, и, словно из-под земли, в ней появилась девушка с тугой косой. Она подбежала к двери:
— Немцы! Опасайтесь!
По тревоге поднялись все. Мужчины с оружием в руках выскочили во двор. Девушка, предупредившая об опасности, исчезла. Партизаны видели: дом окружают каратели.
Семён Еленец и Зигмунд Котиевский залегли и открыли по фашистам огонь. С другой стороны отбивались от наседавших жандармов Павел Банацкий и Ростислав.
— Мама! Ядзя! — крикнул Ростислав показавшимся на пороге женщинам. — Бегите в лес, быстрее…
Марфа Ильинична и Ядзя проворно пролезли через пролом в заборе и, пригибаясь, побежали к скирде соломы, стоявшей у леса. Частыми автоматными очередями партизаны прикрывали их отход. «Ещё минута — и они будут спасены», — надеялись боевые друзья. Отстреливаясь, партизаны нетерпеливо поглядывали на бежавших к скирде женщин. В этот момент случилось непредвиденное… Несколько фашистов подползли к Еленцу и Котиевскому и убили их. Оставшись вдвоём, Павел и Ростислав стали отходить за дом. Тогда часть гитлеровцев перенесла огонь по убегавшим партизанкам.
Марфа Ильинична изнемогла, силы покидали её. Ядзя подбодряла.
— Крепитесь, родная, крепитесь… Скоро… Скоро… Вот…
Задыхаясь от волнения и стремительного бега, Ядзя схватила за руку оступившуюся Марфу Ильиничну и потянула её вперёд. Ещё несколько усилий — и большая скирда соломы укроет их.
В нескольких шагах от заветной скирды Марфа Ильинична сняла на бегу пальто и кинула его Ядзе.
— Легче мнe так, а главное, ты знаешь, воротник… Ядзя быстро перебросила пальто в другую руку. В лицо пахнул со встречным ветром пряный запах соломы. Вот и скирда… Но что это? Разгорячённая ладонь Марфы Ильиничны судорожно вырвалась из Ядзиной руки. На какой-то миг женщина застыла с раскинутыми руками и упала навзничь.
— Марфа Ильинична! — испугалась Ядзя. А когда все поняла, заголосила:
— Изверги! Убили… убили… убили!…
Но тотчас же мужество вернулось к девушке. Мёртвой Марфе Ильиничне уже не поможешь. Пуля пробила голову, с седых волос стекала кровь. Ядзя бросила прощальный взгляд на безмолвно лежавшую седую женщину и устремилась дальше в лес, где можно укрыться, спасти доверенные ей сведения.
Отстреливаясь от преследователей, Ростислав и Банацкий успели укрыться в лесу. Вокруг всё стихло… Не подозревая горя, Ростислав шепнул товарищу:
— Павел, надо разыскать мать и Ядзю и поскорее уйти из этих мест: фашисты устроят облаву.
- Предыдущая
- 71/76
- Следующая
