Децема. Предыстория (СИ) - "Мари Явь" - Страница 2

• Предыдущая
• 2/95
• Следующая

Порядочные родители, чей ребенок был рожден в первый день месяца искупления, с трудом осознавали весь ужас поразившего их несчастья. Они прокляты, увы. Разгневали богов своим негодным существованием, и теперь их чадо с самого его рождения будет принадлежать Властителю Грешных душ, который может (Упаси Предвечный) пожелать воплотиться в нем и принести разрушение, боль, смерть — одним словом, конец жизни всего человечества. А этого допустить было никак нельзя.

Конечно, безвыходных ситуаций не бывает. Было одно средство, которое и душу ребенка возвращает Предвечному, и с его родителей снимает все грехи. Им нужно только убить выродка собственными руками до того, как он сделает первый вдох. Естественно, были родители, чья вера не отличалась твердостью. Оставив свое дитя жить под общим небом с порядочными людьми, они обрекали его на вечное презрение и унижение. Обязательным условием его существования при этом становилось ношение клейма Эзуса на левом запястье.

Итак, все началось в день моего рождения.

Я была первым и, как в дальнейшем оказалось, единственным ребенком в семье. Трудно представить себе степень разочарования моих родителей, ждущих появление первенца с нетерпением и охапкой надежд. По их представлениям, при рождении мальчика они назвали бы ребенка Люцием, он стал бы отличным помощником отцу и в дальнейшем унаследовал его дело. Если бы родилась девочка, ее назвали бы Эйлиль, что означало «непорочная невеста Эйи». Она, конечно же, была бы первой красавицей всего Эндакапея и самой благонравной дочерью из всех.

Но родилось чудовище. Повитуха, принимавшая роды, вылетела из дома моего отца, как только с губ выродка слетел первый крик, не преминув при этом поплевать во все углы. Новоявленного человека, душа которого с самой первой секунды его жизни принадлежала Владыке грешных душ, назвали «Эла медах», что на языке священных книг означало «обходи стороной». Потому, даже несмотря на то, что на узеньких улочках моего родного поселения было негде развернуться, обходили меня исправно.

Поселение, которому не повезло стать моей малой родиной, было окружено со всех сторон пустыней. На сотню километров ничего, кроме обезвоженной, неплодородной земли — последствие войны или техногенной катастрофы, тут мнения разделялись. Жизнь этого захудалого городка поддерживали караваны торговцев, чей маршрут лежал в далекий Таврос. Они прозвали наше поселение Самти.

Основной товар представляли люди, которым в дальнейшем было суждено стать рабами или биологическим материалом. Технологически развитая столица с непомерным аппетитом требовала новых жертв.

Со временем путь через Самти утратил свою популярность, как и недолговечные человеческие рабы. На смену им пришли выращенные андроиды. Потеряв основной источник дохода, городок окончательно захирел и закончил свое жалкое существование под немилосердными песками пустыни.

Но это случилось значительно позже моего рождения. В те времена, когда я только начинала откликаться на звуки своего позорного имени, торговля человеком шла полным ходом. Мой отец держал в Самти мастерскую по починке ходовых машин работорговцев и считался небедным человеком по меркам нашего города. Его дело процветало. Так продолжалось бы и впредь, если бы мне не вздумалось родиться именно в тот проклятый день.

С появлением в семье нового члена многое изменилось. В частности, наш дом стал стремительно беднеть, так как всех клиентов правдами и неправдами перетянули к себе конкуренты отца. Весть о том, что «у владельца этой мастерской родилось отродье Эзуса» оказалась весомым доводом. Мои родители пытались свести концы с концами в течение года, но настал час, когда нервы у главы семейства сдали. Мой отец повесился в день моего рождения, оставив свою несчастную жену наедине с олицетворением всех бед — со мной. И хотя моя мать все еще оставалась привлекательной молодой женщиной, на повторное замужество ей рассчитывать не приходилось. С того трагического события ее разум стал тонуть в алкоголе. Пришел тот момент, когда ей хватило решимости сделать то, на что она не решалась весь год.

Одним поздним вечером мать отнесла меня в пустыню, оставив на еще теплом камне. Моя смерть должна была быть мучительной, искупающей и мои грехи, и грехи моих родителей. Конечно, умереть в тот раз мне было не дано.

Потом мать не раз рассказывала мне в пьяном угаре, что я даже не пикнула, когда она уходила прочь. И что ее надеждам отделаться от меня и сбежать из Самти не было суждено сбыться. И вот почему.

В то время в поселении остановились хитроумные дельцы, всерьез озабоченные непокорностью товара, который они планировали ввезти в Таврос. Рабы, которых они набрали в каких-то варварских землях, отличались дикостью и необузданностью нрава. А наркотики, которые могли бы превратить их в молчаливых, кротких кукол на несколько часов, были им не по карману. Тем более за подобные махинации в Тавросе наказывали.

У дельцов был свой проверенный метод превращения неукротимых львов в безмолвных овечек: шири. С этой целью они брали выйную часть кожи верблюдов, обривали свой многочисленный товар налысо, после чего натягивали на их головы шапочки из еще сырой верблюжьей кожи. Дело оставалось за малым: вывести рабов в пустыню и приковать их, дабы они не помешали процессу перевоспитания. Их оставляли на солнце на три дня. Постепенно шири высыхали на голове обреченного, стягивая ее подобно тискам.

Этот метод был сравнительно дешевым и весьма эффективным. Физически сильные рабы выживали, но совершенно утрачивали память, превращаясь в безвольных марионеток. Слабые же рабы никому и даром были не нужны.

Так уж получилось, что в тот вечер, когда мать приняла решение окончательно от меня избавиться, исходил трехдневный срок испытания на прочность новой партии рабов. В пустыне я пробыла всего одну ночь, замерзнув до полусмерти, с головой, опухшей от душераздирающих хрипов пленников, которых торговцы оставили неподалеку от моего камня. На утро меня нашли те самые дельцы. Им не составило большого труда узнать от соседей о семье ребенка и о его доме.

Тот день стал значимой вехой моей жизни.

С тех пор я начала бояться темноты, а мои руки всегда были холодными, независимо от погоды.

С тех пор мать больше не пыталась меня убить.

Возвращая меня рыдающей навзрыд женщине, пытающейся убедить их в том, что она уже раскаивается в содеянном, мужчины сказали, что готовы помочь ей советом.

Зачем она пытается отделаться от такого превосходного источника прибыли? Неужели она не понимает, что мое проклятье может сыграть ей на руку? Она хочет знать, каким образом?

— Набожные люди этой страны больше смерти бояться быть проклятыми, — заговорил в тот раз главный из них. — Этот страх объединяет малых детей и уже взрослых, сильных мужчин. Все они в своих утренних молитвах просят Предвечного о том, чтобы он уберег их от прикосновения твоего ребенка. Неужели ты не понимаешь, какой властью обладаешь?

Нет, она все еще не понимала.

— У каждого человека есть враги. Ты живешь среди людей, чья жизнь проходит в постоянной конкуренции. Среди торговцев и ремесленников, которые готовы заплатить какие угодно деньги за то, чтобы насолить своему сопернику. Чтобы расстроить его дела, а самому подняться на его горе. Тебе ли не знать, как важна в этом деле «удача», — с этими словами делец протянул в ее сторону руку. — Дай мне любую ее вещь или прядь ее волос.

Мать подчинилась.

Спустя месяц едва ли не весь Эндакапей знал, что в далеком, захудалом Самти живет ребенок, который может обречь твоего врага на вечные неудачи. Стоит только подкинуть своему сопернику ее игрушку или прядь ее волос, и с тех пор за бедолагой будет следовать по пятам сам Властитель грешных душ.

Было ли это правдой? Конечно же, нет. Но с тех пор о голоде мы не вспоминали.

Я росла в атмосфере озлобленности и корысти, которые и формировали мое миропонимание. В тринадцать лет я представляла собой нескладное, вечно растрепанное существо, не слышащее о доверии и любви. А также о страхе. Я не умела бояться, тогда как сама являлась главным страхом всех своих соседей.

• Предыдущая
• 2/95
• Следующая