Децема. Предыстория (СИ) - "Мари Явь" - Страница 4

• Предыдущая
• 4/95
• Следующая

Незнакомец кисло улыбнулся, после чего схватился за тесьму на своей шее, снимая через голову небольшой, вырезанный из черного дерева амулет.

— Придется отдать его. Возьми.

Забрав из его рук безделушку, я внимательно ее рассмотрела.

— Это знак Эйи?

— Он самый.

— Забавно. В нашем доме ему не место. Как думаешь, сколько он стоит?

— Э… не советую продавать его, — я недоуменно нахмурилась, но человек лишь развел руками. — Много за него точно не заплатят. Пусть это будет твоим первым украшением. Все-таки ты очень симпатичная девчушка.

Я смутилась, стискивая амулет в руке. Мужчина бессмысленно лыбился, не зная, что стал первым, кто отважился сделать мне комплимент.

— Я беру его, — бросила я, после чего направилась в комнату матери.

И проходя мимо зеркала, бросила любопытный взгляд на свое отражение. Дуреха.

Когда же я вернулась от матери, гость уже покинул наш дом. А на следующий день, думая об этой встрече, я с удивлением понимала, что совершенно не запомнила его лица.

Вероятно, это должно было стать традицией.

Ровно через год у водоразборной колонки мной был обнаружен очередной незнакомец. Вот только в этот раз все было намного критичнее. От статуса пришельца до тех последствий, которыми обернулась для меня эта встреча.

В день моего четырнадцатилетия на площадке у колодца лежащим оказался израненный, умирающий старик. Его запачканная кровью одежда не была одеждой простолюдина. Белоснежные волосы искрились на солнце, как и постриженная бородка. Замутненные дыханием смерти глаза отсутствующе глядели в небо. Его старческая рука сжимала ножны с изогнутой саблей, которая наверняка стоила целое состояние.

Подойдя к старику, я села рядом с ним на землю. Я даже не думала о том, чтобы предлагать ему воду: этот человек уже не принадлежал миру живых, а его сердце билось скорее по инерции. Вероятно, прежде чем рухнуть здесь, он пытался найти помощь во всех этих молчаливых домах, обступивших центральную площадь. Но этот город не обратил внимания на его нужду.

Когда его взгляд нашел меня, я вздрогнула. Казалось, я повидала все оттенки зла за свою короткую жизнь, но эти глаза, полные воли к жизни и презрения к смерти, напугали меня.

— Дай мне… — едва слышно прохрипел он, вперившись в меня своим пронзительным взглядом.

— Бесполезно. Ты уже не жилец, — ответила я, решив, что он просит воды.

— Приведи… любого мужчину… любого… старше… шестнадцати… немедленно…

Нахмурившись, я уже было открыла рот, чтобы поинтересоваться, на кой ляд ему это понадобилось в такой момент. Но осмотрев неизвестного более пристально, я догадалась о его намерениях.

— Ты ведь один из старших мастеров, так? — прошептала я изумленно. — Но что ты…

Если судить по его внешнему виду, он спасался от какой-то чудовищной силы в пустыне и забрел сюда так не вовремя. И теперь, умирая, он намеревался передать свою власть первому встречному, главное, чтобы тот был мужского пола.

— Любого…

— Ничего не выйдет, — покачала головой я, демонстрируя клеймо на левом запястье. — Сегодня мой день рождения, старик. Ты же понимаешь, что это значит?

Он, конечно, понимал. Его глаза готовы были меня испепелить, они жгли беспощаднее солнца.

— Ты… ты… будь все проклято, — он собрался с силами, стаскивая со своего костлявого, узловатого пальца гербовое кольцо. — Если бы мы могли… выбирать… если бы у меня был выбор…

Да, ни я, ни он не выбирали это место. Я — для рождения, он — для смерти. И все же мы тут, сверлим друг друга ненавидящими взглядами. Ненавидящими ситуацию.

Вероятно, прочитав на моем лице желание убраться подальше и не присутствовать при его кончине, старик удивительно четко заявил:

— Они придут за тобой. В любом случае. Тебе не отвертеться.

Его угроза долгое время оставалась для меня лишь замысловатой загадкой.

— Возможно, уже сейчас они подходят к этому дрянному городу… — продолжил сипло дед, держа в дрожащих пальцах кольцо. — И когда они окажутся здесь, то перевернут все вверх дном, чтобы найти то, что было у них отобрано.

— Кольцо? Какого рожна надо было красть кольцо…

— Саблю, дура… — его морщинистое лицо искривилось гримасой муки. — Это оружие — символ их свободы и самостоятельности. Я должен принести его… моему господину.

— Ты хочешь доверить это дело мне? — догадалась я, скашивая глаза в сторону лакированных ножен. — Не думай, что я согласна, но все же… как зовут твоего господина?

— Его зовут Иберией, — процедил старик, забавляясь моей реакцией. — И в этот самый момент, я… я объявляю тебя своим преемником… следующим… — слова давались ему через силу, и дело не только в ранении, — объявляю следующим старейшиной… и повелеваю занять мое место в избранном круге нашего повелителя.

— Иди ты к дьяволу… — прошипела я, поднимаясь на ноги и желая убраться, как можно дальше от этого безумца.

— Забери это кольцо и саблю и отправляйся немедленно в Таврос, — твердо продолжил он, удерживая меня взглядом на месте. — И передай Иберии… передай ему, что никто не выжил. Но я… сделал свой выбор.

— Погоди! Что это все значит?! Чья… кому принадлежит эта сабля?

Растянув обескровленные, тонкие губы в насмешливой ухмылке, старик прошептал:

— Паймону.

— Что? Это должно мне о чем-то говорить? Кто он такой, а? — взволнованно сыпала вопросами я.

— Лучше тебе исполнить мою последнюю волю, девчонка, потому что… — последние жизненные силы он потратил на то, чтобы, держа глаза открытыми, озвучить свою угрозу: — пусть Предвечный станет свидетелем: моя тень будет преследовать тебя куда беспощаднее, чем Децема и Нойран вместе взятые. Главной твоей проблемой в случае отказа будет мой гнев, а не Паймон или Иберия. Ты доставишь эту саблю в Таврос вместе с этим самым кольцом и моими последними словами. Ты сделаешь это, иначе клянусь…

Кровь подступила к его горлу, обрывая поток яростных заверений. Его глаза закатились, а тело содрогнулось в конвульсии. Из ослабевших пальцев старейшины выпало кольцо, прикатившись к моим ногам.

Отступив от мертвеца на шаг, я еще долго вглядывалась в его стремительно бледнеющее лицо. Словно не веря, что все могло так закончиться. Он не мог здесь умереть на самом деле, обременив меня своим долгом.

Растерянная и немало напуганная я бросилась к своему дому. Наверное, это был первый раз, когда я рассматривала его, как надежное убежище. Казалось, для того, чтобы оставить в прошлом старика с его нелепым приказом достаточно просто переступить родной порог. Но оказалось, что с некоторых пор этого недостаточно. Оказалось, что тот загадочный старик был не единственным, кто покинул наш мир в первый день месяца искупления. Компанию ему составила моя несчастная мать.

Я не могла его обвинять. Старик просто не желал умирать с осознанием, что его смерть и смерть его подчиненных были напрасными. Если это пресловутое оружие не попадет в руки Иберии, можно считать, что они отдали свои жизни за так.

В то же время проклятый старейшина вынудил меня взять этот почти непосильный груз ответственности и нести его на себе долгие недели до самого Тавроса. Вынудил покинуть дом. Скитаться, голодать и находиться в постоянном напряжении. Страхе. Я и окружающий мир поменялись местами: раньше боялись исключительно меня. А еще раньше я была не такой одинокой. Со смертью матери, пусть и не самой лучшей, в душе стало совершенно пусто и так холодно. Все-таки мы с ней держались друг за друга. Мы как будто находились на одной стороне, противопоставленные остальному миру. И хотя мы пребывали в меньшинстве, вдвоем было не так страшно и… бессмысленно.

Пересечь границу столицы оказалось не такой уж простой задачей. Доставить послание Иберии лично в руки представлялось задачей вдвое труднее первой.

В Таврос. Самому Иберии. От мысли о масштабах проворачиваемой мной операции кружилась голова. Всего месяц назад подобные высоты казались недостижимы, даже больше — немыслимы.

• Предыдущая
• 4/95
• Следующая