Джунгли - Касслер Клайв - Страница 3

• Предыдущая
• 3/74
• Следующая

Ханские воины медленно поднимались на ноги. В ушах у посланника звенело. Когда он закрыл глаза, сохранившийся зрительный образ взрыва продолжал гореть под опущенными веками. Это было второе таинственное оружие из увиденных сегодня. Сперва световые пушки, а теперь какой-то способ сохранения огня в седельных сумах и его мгновенного высвобождения. Поистине удивительная страна.

На поле битвы рассеявшиеся всадники повернулись, будто косяк рыбы, и помчались к разрушенным воротам, где тлело дерево. Ошеломленные защитники крепости бежали в ужасе. Сабли были обнажены, и теперь на клинках отражалось яркое солнце, так как туча унеслась. Воины искали жертв, но взрыв подавил сопротивление гарнизона.

Тысячник Хенбиш позволил стоявшим в резерве пешцам следовать за кавалерией. С ревом, едва ли не более громким, чем грохот взрыва, они понеслись через поле, стремясь выполнить задание хана, восстановить его честь, так как это ограбление оскорбляло его. Они пощадят миловидных женщин и мальчиков, которых можно использовать как рабов, но остальные в городе будут преданы мечу, и весь город сровняют с землей. Голова местного военачальника будет водружена на пику в ближайшем поселке как напоминание тем, кто думает, будто ханский гнев не быстр и не беспощаден.

– Я хотел бы побольше узнать о твоем поразительном арсенале, – сказал посланник, когда они с Хенбишем спешились.

Военачальники обычно не принимали участия в резне, а у посланника желания видеть происходящее по ту сторону стены не было.

– Я представлю тебя своему алхимику. Он сможет объяснить это лучше, чем я. Мне достаточно того, что они действуют.

Один из адъютантов подал ему чашу – из кости и фарфора – с крепким чаем.

Когда они пошли к рощице, где лагерная обслуга и врачи готовились оказывать помощь раненым, посланник подумал обо всем поразительном, что видел за годы в этой странной стране. Кое о чем он всегда будет молчать, например о любовной связи с несколькими наложницами хана. Кое-что не будет обсуждать, потому что оно до того необычное, что невозможно поверить. Например, Великую стену – она обладает высотой и шириной пятиэтажного каменного дома и все-таки тянется от горизонта до горизонта и дальше. Уже только она принижает римские постройки по всей Европе. Еще окаменелые кости драконов, которые ему показали в центральной пустыне, черепа большие, как винные бочки, зубы, как кинжалы, бедренные кости в рост человека. И то, что он видел сегодня, – устройство, способное усиливать свет настолько, чтобы ослепить человека.

Для себя он хотел знать, как действует это оружие – Хенбиш упомянул какой-то кристалл, – но понимал: эту тайну тысячник унесет в могилу.

Марко Поло шел рядом с тысячником, сомневаясь, что земляки-венецианцы поверят хотя бы в более обычные истории, какие он мог бы рассказать о своих путешествиях в Китае.

Бирмингем, Англия, за четыре месяца до начала действий

Уильям Кантор неожиданно для себя чихнул в микрофон. Позыв был очень сильным, он не успел отвернуться. Звук разнесся по почти безлюдному залу.

– Прошу прощения, – произнес он с жалким видом, кашлянул, прикрыв ладонью рот и отвернувшись, показывая десятку с небольшим человек, сидящих на его лекции, что он не совсем филистер. – Как сказал один американец, которого я знал в колледже Крайстчерч… Совершенно верно, неучи, я получал образование в Оксфорде. Так вот, тот американец сказал: «Я могу прогнать муху, прогнать комара, но никак не могу прогнать простуду».

В ответ из зала раздался то ли вежливый смех, то ли, что вероятнее, приглушенный кашель.

Господи, как он ненавидел эти лекции во флигелях или сельских библиотеках, где единственными слушателями были пенсионеры, совершенно этой темой не интересующиеся, но больше им было нечем заняться. Хуже их пенсионеры в больших городах, таких как Бирмингем, до того унылых, что в них будто никогда не светило солнце, и люди в зале, казалось, пришли погреться, прежде чем просить милостыню или стоять в очереди за тарелкой бесплатного супа. Он насчитал десяток присутствующих, перед тем как взойти на кафедру, и не меньше четырнадцати пальто. Ему представилась вереница нагруженных отбросами ржавых магазинных тележек на автостоянке библиотеки.

– «Я не рассказал и половины того, что видел…» Это последние слова замечательного венецианского путешественника Марко Поло на смертном одре. И «это гораздо сильнее, чем обрызгивание микрофона капельками слюны», – уныло подумал Кантор.

Все же у него были слушатели, и, как знать, может, та закутанная женщина в глубине освещенного флуоресцентными лампами зала на самом деле переодетая Дж. К. Ролинг…

– Мы знаем из его легендарной «Книги о разнообразии мира», продиктованной Рустичано Пизанскому, когда оба томились в генуэзской темнице, что Марко вместе со своим отцом Никколо и дядей Маффео – эти имена слетали с языка Кантора, несмотря на простуду, – совершил множество невероятных открытий и видел немало поразительных зрелищ.

В глубине современного читального зала раздался шум. Вошел новый посетитель. Металлические складные стулья заскрипели, несколько человек обернулись посмотреть, кто пришел слушать эту лекцию, очевидно, предполагая, что это какой-то бездомный с Чемберлен-сквер.

Пришедший был одет в длинное кашемировое пальто поверх темного костюма и темной рубашки с темным галстуком. Высокий, крепкий, он жестом показал, что извиняется, и сел позади до того, как Кантор смог разглядеть черты его лица.

«Это уже интересно, – подумал обнищавший ученый. – По крайней мере одежда этого человека не была уже несколько раз выброшена».

Кантор сделал паузу в ожидании, чтобы вошедший джентльмен сел. Если это потенциальный спонсор, он готов был лизать ему ботинки.

– Даже при жизни Поло его книга вызывала полемику. Люди просто не верили, что он видел и делал все, о чем в ней говорилось. Они не могли выйти за пределы своих предубеждений, поверить в существование иной цивилизации, которая может соперничать с европейской и даже превосходить ее. Впоследствии обнаружилось громадное упущение. Попросту говоря, несмотря на проведенные в Китае долгие годы, на все, что написал об этой далекой стране, он ни разу не упомянул ее величайшее достижение, ее самый известный символ. Видите ли, диктуя Рустичано Пизанскому, он ни разу не упомянул о Великой Китайской стене. Это все равно как современный турист сказал бы, что был в Лондоне, но не видел чертова колеса. Хотя разумный турист, возможно, захотел бы забыть колесо Ферриса.

Кантор сделал паузу для смеха, но получил снова кашель.

– Тот факт, что он не упомянул о Великой стене, находящейся недалеко от Пекина, где Поло провел так много времени, позволял его хулителям подвергать сомнению весь его рассказ. Но что, если виноват не тот, кто диктовал, а тот, кто писал под диктовку?

Здесь Кантор собирался устроить игру слов: упомянуть деспотическую диктатуру генуэзского дожа, который посадил в темницу Марко Поло и писца, Рустичано, но передумал.

– Мало что известно о человеке, – продолжал он, – которому Поло диктовал свою историю, находясь в генуэзской тюрьме после пленения в морском бою у острова Корчул. Рустичано был взят в плен за четырнадцать лет до него, в битве при островке Мелория, с которой начинается упадок города-государства Пизы. Рустичано был, говоря современным языком, автором романов, добившимся до пленения некоторого успеха. Постарайтесь увидеть в нем Джеки Коллинз своего времени. Это даст глубокое понимание того, что захватит воображение читательской аудитории и будет сочтено слишком фантастичным, чтобы в это поверить. Памятуя об этом, я вижу в нем не только человека, записывающего рассказ Поло, но и редактора, который мог умолчать о самых спорных открытиях Поло, чтобы придать рукописи привлекательность. Средневековым дворянам – писатели в то время работали почти исключительно для них – не понравилось бы, что Китай соперничал с ними и во многих случаях превосходил… достижения в сфере медицины, инженерии, социальной администрации и особенно в ведении боевых действий.

• Предыдущая
• 3/74
• Следующая