Девять карет ожидают тебя - Стюарт Мэри - Страница 23

• Предыдущая
• 23/48
• Следующая

— Что делали в Тононе?

Он умудрился задать простой вопрос очень грубо.

— Что? У меня свободный день.

— Что обычно делаете?

— Ничего особенного. Хожу по магазинам, в кино… Что-нибудь.

— Встречаетесь с друзьями?

— Нет. Никого не знаю. Я же вам говорила, когда мы… Во вторник.

— Да. Говорила.

Он опять замолчал. Я кусала ногти и думала про сказочки про Золушек. Чушь какая.

Мы проехали две трети пути, когда он заговорил опять.

— Кто этот парень?

— Какой?

— В Тононе. В кафе.

— Мой друг.

— Ты сказала, что никого не знаешь.

— Его знаю.

— Он англичанин?

— Да.

— Альпинист?

— Пойдет в горы в этот уик-энд.

— Живет здесь?

— Да.

— Знала его в Англии?

— Нет.

— Значит, он приходил в Валми.

— Не видела.

— Он живет здесь постоянно?

— Послушайте, ну что за допрос?

Пауза.

— Извините. Не понял, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь.

— Это не личная. То есть, я имею в виду… Не хотела говорить.

— Не хотела говорить что?

— Ничего. Вообще не хочу разговаривать.

Он глухо выругался и поехал через мост и вверх по зигзагу еще в два раза быстрее.

— Вы меня неправильно поняли. Я вовсе не хотел вмешиваться в то, что меня не касается. Но…

— Понимаю. Извините. Устала. Несколько часов болталась по Тонону, искала материал на платье… Ой! Я его забыла в кафе. Положила на полку под столиком, а потом Вильям побежал на автобус… Ой, какая глупая! Думаю, если позвонить…

Его рука резко двинулась, машина затрубила, я спросила ошалело:

— Что случилось?

— Какой-то зверь. Ласка.

— Вам обязательно ехать так быстро? Мне страшно.

Машина замедлила ход.

— Вы рассказали ему о выстрелах?

— Что? Кому?

— Этому Вильяму.

— Да. Он считает, что стреляли вы.

Машина тихо ехала под деревьями, Рауль молчал, и дьявол продолжал тянуть меня за язык.

— И не понятно, с какой стати я должна отчитываться перед моим работодателем во всем, что делала и говорила в свой свободный день!

Это его достало.

— Я вам не работодатель.

— Нет? — сказала я очень противным голосом, потому что боялась заплакать. — Тогда какое вам дело, что я делаю и с кем вижусь?

Мы были на последнем повороте. Тормоза заскрипели, «Кадиллак» остановился, Рауль повернулся…

— Вот почему.

Он грубо притянул меня к себе, его рот прижался к моему.

Первый в жизни поцелуй меня разочаровал. Определенно в романтических историях целуются не так. Я не Золушка, но и он не прекрасный принц. Рауль де Валми — опытный мужчина, которого я вывела из себя. Я выпала из его объятий в потрясенном состоянии, которое упорно пыталась принять за холодную ярость. А следующее его действие вообще нельзя было предугадать. Вместо страстных или извиняющихся слов, которые обязательно должны были за этим последовать, он спокойно отпустил меня, опять завел мотор и ни говоря ни слова доехал до дома, остановил машину и открыл дверь. Я выскочила. Он догнал меня, что-то сказал, кажется мое имя. Голос его, кажется, дрожал от смеха. Я прошла мимо, будто он не существовал, прямо на свет и Леона де Валми, пересекающего холл. Он посмотрел на меня, на Рауля… я резко повернулась и побежала наверх.

Если бы требовалось дополнительное воздействие, чтобы лишить меня дневных мечтаний, взгляд Леона де Валми очень бы для этого подошел. Я прислонилась к двери спальни и прижала руку к горячей щеке. Горело тело и лицо. Я включила свет и начала яростно стягивать перчатки. Как он посмел! Чертов Рауль! Чертов Леон! Чертовы все Валми! Всех их ненавижу и больше видеть не хочу! На этой мысли я остановилась. Очень может быть, что так и получится. Король-демон наверняка все понял и запросто меня уволит. Мне не пришло в голову, что Рауль может сказать правду, что он поцеловал меня против воли, а так как большую часть времени его здесь не бывает, можно меня и оставить. Я аккуратно повесила пальто и почувствовала себя в полной депрессии, от того, что возможно больше никогда не увижу ненавидимых мною Валми.

Я накрасила губы, причесалась и пошла в класс. Пусто. Свет горел, огонь в камине притих. Одно из окон было открыто, ветер шевелил занавески. На ковре лежала открытая книжка. Я посмотрела на часы. Филиппу давно пора вернуться из салона, но в конце концов, сегодня вечером не мое дело, почему его задержали. Поднимется к ужину.

Я собралась бросить полено в огонь и услышала звук. Он прошелестел по комнате не громче тиканья часов. Очень тихий звук, но от него у меня все волосы встали дыбом. Не громче выдоха:

— Мадмуазель…

Одним прыжком я выскочила на балкон и побежала вдоль перил. Направо и налево окна закрыты и темны.

—Филипп?

Конца балкона не видно в глухой темноте. Я встала на колени. Он висел, скорчившись на обломках перил. То есть перил вообще не было. Днем я взяла из буфетной лестницу стремянку и пристроила в слабом месте для страховки. На ней. А ниже — провал темноты, тридцать футов до гравия и острого забора…

Мне перехватило горло, я схватила его руками, заговорила трясущимся хриплым голосом:

— Филипп! Что случилось? Ты не упал, бог мой, ты не упал… Мой маленький Филипп, ты как?

Маленькие холодные лапки схватились за меня.

— Мадмуазель…

Я обняла его, прижалась лицом к мокрой щеке.

— Тебе больно? — Он помотал головой. — Точно?

Кивок. Я поднялась, держа его на руках. Я совсем не большая, но он оказался легче перышка. Я внесла его в класс, села у огня, прижала к себе. Он крепко обнял меня за шею. Не знаю, что я говорила, просто бормотала всякий вздор в темную голову, уткнувшуюся в мою шею. Наконец мальчик расслабился и перестал дрожать, но когда я хотела бросить в огонь полено, он опять вцепился изо всех сил.

—Все в порядке, — сказала я быстро. — Только огонь посильнее разожгу. Мы должны тебя согреть.

Ребенок разрешил мне наклониться и терпел, пока я бросала в огонь какие-то палки, они разгорались, потом я выпрямилась. Похоже было, что обнимать его важнее, чем поить горячим чаем или давать лекарства. Я спросила тихо:

— Что, машина? — Он кивнул. — Но я тебя предупреждала, что камень шатается, и не надо туда бросаться, разве нет?

Он сказал еще более по-детски, чем обычно:

— Гудок. Я подумал… Папа всегда гудел по дороге… Чтобы я знал, что он едет…

Я вздрогнула. Да, конечно. Я ничего не видела на дороге. Очень возбуждающий сигнал — Рауль поцеловал меня, Филипп помчался в темноту в упрямой страстной надежде разбиться о камни.

Я сказала больше себе, чем ему.

— Даже не представляла, что все так легко может развалиться. Слава богу, я поставила там лестницу. И чего мне в голову взбрело? Слава богу, что взбрело! Филипп, а где Берта? Она должна была быть с тобой.

— За ней пришел Бернар, она что-то забыла сделать.

— Понятно. Слушай, у нас огонь так замечательно разгорелся. Как насчет того, чтобы погреть твои лапы?

Он послушно отцепился, сел рядом со мной на ковер и протянул руки к огню.

— Я ударился о камень, и он исчез. Я полетел вниз, наткнулся на что-то и ничего не видел. Было очень страшно. Я знал, что ты придешь, и ждал.

— И я пришла. Как хорошо, что меня подвез на машине твой кузен, а то бы я ждала автобуса. Давай теперь тебя разденем, засунем в горячую ванну и положим ужинать в кровать?

— А ты будешь ужинать в моей комнате?

— Буду сидеть на твоей кровати.

Черные глаза заблестели:

— И играть в пеггити?

— Ого! Ожил! К тому же ты уже слишком хорошо играешь. Только если пообещаешь не выигрывать. Раздевайся, а я пойду наливать воду.

Он послушался, я стояла смотрела на воду и думала, что опять надо идти к Леону де Валми. Стук в дверь. Я подумала, что Берта вернулась, но это оказалась мадам. Она никогда не приходила в это время. По выражению ее лица я все поняла. Пришел мой час, а я не успела придумать, что говорить.

— Мисс Мартин, извините, что мешаю, вы не забыли купить мне таблетки, в Тононе?

• Предыдущая
• 23/48
• Следующая